Счатсливчик Ген - Геннадий Ищенко

Каждая вторая спетая мною песня неизменно вызывала у нее слезы.

— Ты бы сама их пела, — сказал я ей. — А то только слушаешь и подбираешь музыку. У тебя замечательный голос, куда лучше моего!

— А она и так поет, когда тебя нет, — выдала сестру Алина, снова устраиваясь за рукописью. — При тебе она стесняется.

— Это дело поправимое, — сказал я им обеим. — В дальнейшем будем поступать так. Вы вдвоем мне споете одну из тех песен, которые уже знаете, а только после этого я для вас пою что-нибудь новое.

— Это шантаж! — вскинулась младшая.

— Ты где таких слов нахваталась? А еще принцесса! Я своим пением доставляю вам удовольствие, а я от вас могу что-нибудь получить?

— Пошли в спальню! — сразу предложила Лана. — Я разве отказываюсь?

— Нет уж, это я от тебя и так получу. А не будешь петь, и тебе песен не будет! Если стесняешься петь одна, то вдвоем с сестрой это делать намного легче.

Надо сказать, что мы дома почти все время болтали по-русски. Вначале это было нужно для закрепления магически полученных знаний, а потом жены заметили, что общение на родном языке доставляет мне удовольствие, да и сами привыкли. Конечно, они помнили мои слова, что нежелательно так говорить при посторонних, но то и дело об этом забывали в присутствие Ника. Тот, естественно, пристал ко мне с просьбой научить.

— Это секретный язык ордена, — сказал я ему. — Когда подрастешь, если тебя в него примут, то будет тебе и язык. А сейчас, извини, не могу.

— А они разве в ордене? — возразил молодой Саж, показывая рукой на девушек.

— Они — это моя семья, единственные родные для меня люди в этом мире. И от моих девочек у меня секретов нет… почти.

— Значит, все-таки есть от нас секреты? — сразу заметила мою оговорку Лана.

— Есть, — согласился я. — Есть вещи, которые вам не нужно знать, а в ордене действует правило, что если кому-то что-то не нужно знать, он это и не знает.

Я уже был сегодня в ордене, поэтому удивился, когда к нам под вечер приехал Маркус.

— Что-то случилось? — спросил я его по-русски, игнорируя Ника.

— Мне трудно сказать, насколько это важная новость, — ответил мне маг, — но вскоре после твоего ухода прилетела граша от агента из Гардии. В записке написано следующее: королевский двор, сера, много. Я помню твою инструкцию, на что обращать внимание в первую очередь. Сера там стояла одной из первых.

— Значит, Гардия, — сказал я. — А как обстоят дела с серой у нас? Начались поставки по заказу?

— Пока нет. Земля там только начала просыхать. Я узнавал, что первые поставки начнутся примерно через декаду.

— Вот что, Маркус, нужно скупить всю серу, которая есть в столичных аптеках и переправить в замок. Мельницы и жаровни готовы?

— Жаровни уже в замке. Из заказанных десяти чашек с пестиками для растирания пока готовы только две.

— Мне пока больше и не нужно. Бочонки готовы?

— Готовы, но мы их пока не отправляли. Дороги еще не слишком хороши для возов, а ты сам сказал, что это не срочно.

— Когда купите серу, организуйте мне сопровождение в замок и доставьте туда купленную серу и чашки. С углежогами договорились?

— Договорились и купили по небольшому мешку угля трех пород деревьев, с которыми они работают. Все это пока в ордене.

— Значит, и уголь отправите вместе со мной.

— Все это я сделаю, хотелось бы знать, для чего все это? И чем нам могут грозить большие закупки серы королевским двором Гардии?

— От тебя у меня секретов нет, но лучше не рассказывать, а показать. У тебя нет желания наведаться в замок вместе со мной? Мы за три дня должны управиться вместе с дорогой, а здесь пусть пока покомандует Лонар. А сера в Гардии — это очень плохо. Если это то, о чем я думаю, то это война. И почти наверняка война именно с нами.

— Я поеду, — сказал Маркус. — Завтра выполним все твои поручения, а послезавтра, сразу после завтрака, будь готов к поездке, я вместе с эскортом подъеду прямо к дворцовым воротам.

Маркус попрощался со всеми и уехал к себе.

— Видишь пользу от языка ордена? — спросил я у Ника. — Мы свободно разговаривали, а тебя никто не гнал: все равно ничего не поймешь.

— Я язык знаю, но тоже почти ничего не поняла, — призналась Лана. — Ясно только, что послезавтра ты едешь в графство на три дня. И еще ты говорил о войне с Гардией.

— Если будешь болтать, попрошу Маркуса стереть тебе знание языка. Не будет тебе ни песен, ни стихов. Хоть Ник и свой человек, но разговор был не для его ушей.

Младшая обиделась на меня и ушла в спальню.

— Зря ты на нее так! — попеняла мне Алина. — Кое в чем она еще ребенок. Ты бы не ее ругал, а лучше важные разговоры вел не в ее присутствии. Сказал бы, мы бы и вышли.

— В следующий раз непременно так и сделаю, — пообещал я. — Тебе еще долго возиться с поэмой?

— А что, нужны деньги?

— Самому что ли обидится? — не глядя на нее, сказал я.

Алина отложила рукопись, подошла ко мне и обняла за плечи.

— Ну извини, — прошептала она. — Подумаешь, неудачно пошутила.

Она села мне на колени и прильнула к губам. Лана заводила меня своей страстью, а с Алиной я сходил с ума от ее нежности и ласк.

— Пойдем в спальню, — слегка охрипшим голосом сказала она. — Ну его, этот ужин! Слуга все равно что-нибудь принесет, а охранник накормит ларшу. А то подрастет еще немного малыш, и мне уже многого будет нельзя. То-то младшей будет радость развлекать тебя за нас двоих!

Я, ничего не говоря, подхватил ее на руки и понес в спальню, на ходу закрыв дверь ногой.

— Меня прогнали, а сами втихаря целуются! — возмутилась младшая. — И не вздумайте мне врать! Вон губы у обоих, как оладьи! Я тоже хочу!

Если кто-нибудь в процессе моего рассказа подумает, что я чем-нибудь недоволен и хочу отговорить кого-то от того, чтобы брал двух жен, это будет ошибочное мнение. В двойном браке, как и в любом явлении, можно отыскать и положительные стороны, и не очень приятные. И чего для вас будет больше, за вас самих никто не скажет. Лично я был счастлив.

Следующий день прошел как обычно и ничем особенным не запомнился, кроме того, что жены были особенно ласковыми и предупредительными, и не отходили от меня ни на шаг.

О нашем путешествии в графство писать не буду, потому что это была скучная, долгая и достаточно грязная поездка. Дороги в основном уже просохли, но грязи еще хватало. Коня уже можно было пустить рысью, не рискуя его при этом загнать, но и сам конь, и всадник собирали на себя достаточно грязи из-под копыт как встречных конников, так и от попутчиков. Для скорости мы ехали, имея каждый по заводному коню, и несколько раз во время пути их меняли. В Расвел не заезжали и объехали его стороной, свернув на дорогу, ведущую к моему замку. Остановились только один раз в придорожном трактире пообедать, после чего опять погнали коней, чтобы до темноты успеть доехать до места. Замок показался, когда солнце скатилось к краю горизонта, и на землю легли длинные тени. Пока мы до него добрались, начало смеркаться. Мы сильно устали, поэтому сунули поводья лошадей в руки подоспевших братьев, забрали свои сумки и пошли приводить себя в порядок. По пути я устало отмахнулся от управляющего, который хотел дать мне отчет о делах графства, и от старшего брата Ралфа Саднея, который заправлял здесь силами ордена и тоже хотел о чем-то поговорить. Надеюсь, и Лардок, и Ралф меня правильно поняли. Помывшись и кое-как приведя в порядок одежду, я зашел в отведенную мне комнату, бросил на стул сумку с вещами и повалился в кровать. Утром, после завтрака, с ними все-таки пришлось поговорить, но я прямо сказал, что у меня много дел, чтобы они говорили покороче. Потом, ни на что больше не отвлекаясь, занялся тем, ради чего сюда и приехал — изготовлением пробной партии пороха. При этом я время от времени давал пояснения, находившемуся рядом Маркусу.