Счатсливчик Ген - Геннадий Ищенко

— Не обращайте внимания, Стах, — ответил я. — Это просто такое выражение из моего мира, означающее, что ты о чем-то догадываешься, но не можешь никого обвинить на основании своих догадок. Ваша группа сработала очень хорошо. Вас просто подвела случайность, от которой никто не застрахован, особенно когда действует на чужой территории.

— У меня много кандидатов на вступление в орден, — сказал Лонар. — Мы с вами решили пока не увеличивать число его членов, но надо принять шесть человек взамен погибших.

— Примем, — согласился Маркус. — Когда твои люди с птицами должны быть на побережье?

— Если ничего не задержит в пути, то через два дня.

— Почти пять с половиной сотен лиг. Если птицы будут лететь по прямой с короткими ночевками, долетят самое большее за два дня. Значит, через четыре, максимум пять дней они должны прилететь. Группы для передачи птиц агентам готовы?

— Все давно готово, — ответил Лонар. — Ждем только результата. Каждому отвезем по три граши. Одну они должны будут отправить сразу же со своим отчетом, чтобы мы могли проконтролировать, долетят они или нет, а две останутся с ними. Пошлют только тогда, когда будут действительно важные сообщения. Шифр им передадут вместе с птицами.

— Ладно, я вас оставлю, — сказал я. — У меня сейчас по расписанию литературные чтения. Обучили вы моих жен языку ордена на мою голову. Теперь у меня по полдня или поэзия, или проза. Вообще-то, мне с ними приятно сидеть и рассказывать, слушательницы они замечательные, только меры ни в чем не знают, все им мало. Еще и петь приходится.

— Петь? — удивился Маркус. — И что же вы им поете, мастер?

— Песни моей родины, что же еще? Ваши петь вообще невозможно. А голос вы мне подправили, спасибо.

— А можете что-нибудь спеть нам? — спросил Лонар.

— Я еще в ордене не пел! — рассмеялся я и, увидев, что он готов обидеться, добавил: — Ладно, но только одну песню. Уже давно пора идти, а голос надо поберечь для дома. Мне еще полдня выступать перед женами. Спою-ка я вам песню о тревожной молодости. Слова там вроде все понятные, даже слово снег знаете, хотя его здесь не бывает. "Забота у нас простая, забота наша такая: жила бы страна родная, и нету других забот…»

Когда я закончил, все некоторое время сидели молча. Чувствовалось, что моя песня произвела на них большое впечатление. Даже Стах, который еще не знал языка и не понял ни слова из пропетого, не остался равнодушным.

— Теперь я понимаю ваших жен, — сказал Маркус. — Действительно, ничего общего с нашими песнями.

— Это вы еще не слышали, как у нас поют с музыкальным сопровождением, — вздохнул я. — Ваши инструменты так же плохи, как и ваши песни. Если когда-нибудь появиться такая возможность, обязательно займусь их усовершенствованием.

Маркус ошибся со своим прогнозом на два дня, и птицы вернулись в свой домик с побережья к вечеру седьмого дня, считая со времени нашего разговора. По прикрепленным запискам прочли, что братьев задержал в пути сильный ветер. На следующий день пять небольших групп братьев ордена с закрытыми тканью клетками отправились в соседние королевства. А еще через восемь дней после этого в "голубятню", как стали называть домики для грашей, прилетела первая птица. Через декаду их было уже больше четырех десятков. Шесть птиц так и не прилетели, видимо, погибли в пути, а мы на всякий случай направили к их агентам братьев проверить, все ли в порядке. Мне во дворец тоже передали клетку с двумя птицами. Клетка была красивая, птицы тоже неплохо смотрелись, поэтому мы их определили в большую гостиную. По ночам они начинали орать, но до спальни их крики не долетали и нам не мешали. Ухаживали за ними братья, которые несли караул у наших дверей. Им оставляли ключ, чтобы можно было в наше отсутствие накормить птиц и почистить клетку.

Наши тренировки с Карой прекратились сами собой. Первой от них отказалась Алина, живот которой заметно увеличился в объеме. Она боялась, что резкие движения могут повредить плоду. Потом все реже стал приходить я. Я уже перерос свою учительницу, и только время от времени заходил позвенеть с ней мечами. Следующим начал сачковать Ник. Оставшись одна, Лана после трех занятий тоже отказалась заниматься, и Кара прекратила ежедневные хождения в наш дворец к великой радости Игнара, который полюбил ее неожиданно сильно для бабника с его стажем.

Алина записала "Руслана и Людмилу" на русском языке, долго сидела с этими записями в руках, читая и перечитывая, а потом решительно убрала в ящик стола свою почти законченную рукопись, и начала все сначала. Я попытался возражать: она проделала огромную работу, а стихи, на мой взгляд, получились очень даже неплохие. Возражал только до тех пор, пока она не дала мне прочитать то, что вышло из-под ее пера на этот раз. Действительно, все познается в сравнении. Прежде были просто рифмованные строчки, сейчас это были стихи, написанные совсем в другой манере. Я не знаток поэзии, и мне трудно это объяснить, но я сразу понял, что и в нашем мире с таким даром моя жена обязательно создала бы себе имя. Если бы у меня и так не было к ней огромного уважения, я бы преисполнился им сейчас. В Лане поэтический дар так и не прорезался, зато она все-таки неплохо научилась играть на своем скверном аналоге гитары. Девушка, благодаря улучшенной магом памяти, сходу запоминала слова и музыку тех песен, которые я им исполнял, и требовала новых. Я уже спел все песни, которые знал в исполнении Шульженко, то, что подходило из репертуара Магомаева, Пьехи, Миансаровой, а ей все было мало. Вот и сейчас, стоило мне приехать из ордена, как она начала выжимать из меня очередную песню.

— Ну что тебе стоит? Родная жена должна выпрашивать у мужа песню, как милостыню!

— Ну ладно, — согласился я. — Так и быть, спою, только ты ко мне больше сегодня с песнями приставать не будешь. Договорились?

— Договорились! — согласно кивнула она, устраиваясь на моих коленях.

Вроде женщина, а ведет себя часто как девчонка.

— Я спою вам песню, которая называется "А годы летят". Рановато мне еще такое петь, а вам слушать, но запас песен у меня не безграничный, а эта мне нравится.

Алина оторвалась от своей поэмы и тоже приготовилась слушать. Мои песни она любила не меньше младшей.

— "Вот так и живем, не ждем тишины, мы юности нашей, как прежде, верны. А сердце, как прежде, горит от того, горит от того, что дружба превыше всего…"

— И ничего не рано! — вытирая слезы моим носовым платком, сказала Лана, когда я закончил петь. — Душевная песня. Вот так и у нас вся жизнь пролетит, не успеешь оглянуться!

Каждая вторая спетая мною песня неизменно вызывала у нее слезы.