Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— Ты сегодня замечательно выглядишь. — повторяли мне друзья.

Комплименты ссыпались вполне искренне, и сомневаться не было смысла. С украшениями, подаренными Калебом и новой прической, я действительно смотрелась красиво, наравне со своими подругами. Что подтверждал не только обожающий взгляд Дрю, но и глаза Калеба, смотрящие на меня украдкой с мерцанием серебристых искорок. Мне все время приходилось подавлять дрожь в руках и коленях, когда он так на меня смотрел через весь стол.

Я облизнула пересохший рот, мне казалось, он заполняет собой всю комнату. Словно и не было здесь гостей, а только мы одни.

Внезапно я заметила, что в своих руках он держит мой бокал, которой отличался серебряной ленточкой, привязанной Терцо для смеха. Даже отсюда я видела то место где осталась моя губная помада. Калеб сделал вид, что отпил от него, а на самом деле просто прикоснулся губами к следу.

Когда наши взгляды скрестились, я ощутила жар внутри себя. В этом было что-то необыкновенно чувственное — смотреть, как он прижимается губами к тому месту, где только что были мои губы.

Терцо развлекал молодежь не хуже шампанского, а когда появился Грем, я открыла для себя в нем талант актера. Когда смеяться было невмоготу, я скрылась на кухне, желая помочь Самюель с тортом. На самом деле мне срочно нужно было скрыть волнение от переглядывания с Калебом.

На кухне было тихо, резкий контраст с шумной гостиной. Находясь подальше от них, я поняла, как устала. Щеки мои пылали, и чтобы немного охладиться я прижалась к окну лбом. Закрывая глаза, я ничего не видела в отражении окна, а когда открыла — в кухне находился Калеб.

Не нужно было слов. Мы бросились друг к другу. И я забыла о скромности и спокойствии, притянула его голову к себе. Я тихо простонала, когда его язык проник в мой рот. Вот так и становятся извращенцами. Я, беременная на девятом месяце, отчаянно хотела его, своего любимого, и не было в моих мыслях ничего невинного. Только страсть.

Он тоже чувствовал это. С приглушенным рычанием Калеб снял мои руки со своей шеи и отступил назад.

Скрип двери привлек наше разгоряченное внимание. Слишком быстро, чтобы его остановить за дверью мелькнула голова Дрю.

Я едва сдержала крик тревоги и отчаяния, и когда мои онемевшие губы зашевелились, вырвался только шепот.

— Дрю…

И в этом слове было все: жалость, сожаление, соболезнования и даже гнев.

Калеб резко рванулся к двери и закрыл ее, я к тому времени, тревожно сжимала, и разжимала пальцы. Что будет? Дрю не будет молчать о том, что видел. Он обязательно обидеться, я ведь всегда говорила ему, что Калеб не нравиться мне.

— Он точно все расскажет Оливье. Он думает, что влюблен в меня, — в отчаянии простонала я. Но когда повернулась к Калебу, то поняла, что он вовсе не расстроен.

— Рано или поздно все равно все должны были узнать.

— В моем положении, лучше поздно. Снова пойдут сплетни.

Даже и не стоило напоминать ему теперь о своей беременности.

Неожиданно лицо Калеба скривилось, но он тут же стал собранным и замкнутым.

— Пойдем туда, пока он ничего не натворил.

Я потянула Калеба за собой, он же остался на месте.

— Поздно.

Холодные слова, как стеклянные бусы упали на мое сознание, со звоном и дребезгом. Пришло время, когда я просто не смогла сделать ни шага.

Неправда. Все неправда. Дрю не мог! Или мог?

— Вот теперь идем.

Постояв несколько минут без действий, Калеб подхватил мою руку и почти силком потащил в гостиную. Я понимала, если сейчас туда войду, случится что-то плохое. Хотя если все уже знают, что может быть хуже. Злость других, — подсказал тоненький вредный голосок.

Когда мы вошли в гостиную, стояла тишина.

— Это правда?!

Сразу же несколько голосов обрушились на нас со стороны стола. Оглядев нервные выжидающие лица, я поняла, что Дрю все рассказал. Его злобный и ехидный взгляд, неожиданно придал мне сил. Да кто они такие чтобы осуждать меня? Делаю, что хочу и люблю того, кого хочу. Кто из них смеет меня судить!?

Я почувствовала злость, готовую вырваться в крик, и опешила, когда Калеб опередил меня. Причем со свойственным ему спокойствием.

— Да, как любезно известил вас Дрю, мы с Рейн встречаемся…уже месяц.

Гробовую тишину нарушил звук отодвигаемого стула, и спустя мгновение из дома выбежал Дрю. Его сестра успела лучше справиться со своими чувствами, но меня ей было не провести. Пусть, когда она говорила, выглядела спокойной, но уже знакомый гневный огонь бушевал в ее глазах.

— Какой неожиданный сюрприз. И когда вы думали нас просветить?

Я виновато посмотрела на Бет. Как она была зла! По ее виду можно было понять, что чувствовала она себя обманутой.

— Сегодня.

Единственное лицо, которое не было удивлено, принадлежало Еве. Скорее она светилась от счастья.

Неправдивые слова Калеба, почему-то вызвали облегченные вздохи. Не помню уже как, но ситуацию взял в свои руки Терцо, и спустя полчаса, вечер снова вошел в колею, будто ничего не случилось. Калеб занял место около меня, но я не решалась отвечать на его пожатие руки. Мне не хотелось при всех целоваться или обниматься.

Ближе к полуночи, к моему несказанному облегчению, все разъехались, все кроме Калеба. Он помогал во всем, меня же заставили, почти насильно, идти спать. Я старалась, очень даже, не заснуть, ожидая Калеба, но он все не шел, а я была так измучена… и все же мои старания оправдались.

Ненадолго, но Калеб заглянул ко мне.

— Я люблю тебя. И теперь все знают, что ты моя!

— Но каким ужасным образом, — отозвалась я, мне не хотелось, чтобы Бет и Ева так узнали о нас с Калебом. Все случилось как-то неправильно.

В субботу мы не пошли в кино с друзьями. Я чувствовала себя больной и разбитой. Поэтому ссорилась с Калебом, он же терпеливо все сносил.

Когда он начал собираться домой, я виновато вышла с ним к двери.

— Прости, сегодня я сама не своя. Все это выбило меня из колеи.

— Я понимаю.

— Тогда завтра после службы.

— Да.

Легкий поцелуй, показал мне, что я наказана. Когда Калеб злился на меня, наша телесная близость сокращалась. Вот таким образом мне добавился еще один повод для страдания. Я не стала никому звонить, не желая знать, что обо мне думают.

Самый ужас начнется с понедельника, когда уедет Калеб. Вот тогда для меня откроется огромное поле для самобичевания.

Терцо и Самюель ни как не прокомментировали пятничный вечер, и я была им благодарна, хотя и немного удивлена — Самюель любила быть в курсе всех моих дел. Ее настырность раздражала. Но сегодня они оставили меня в покое.