Демонтаж народа. Учебник межнациональных отношений - Сергей Кара-Мурза

Сошлюсь на личный опыт. На симпозиуме с учеными США в 1994 г. одна социолог, в прошлом секретарь партбюро моего института, жаловалась американцам, – почти как инспекторам – на дискриминацию евреев в советских вузах. Те кивали головами – зная о проценте евреев с высшим образованием и учеными степенями в СССР. Я спросил докладчика и тех, кто ей кивал: какая, по их мнению, должна была бы быть «нормальная» доля евреев с высшим образованием, если бы не было «дискриминации и антисемитизма», и какой должна быть доля других народов? На вопрос не только не ответили, но и посчитали как бы неприличным. А ведь вопрос естественный. Если уж от нас скрывают, что такое антисемитизм, то скажите хотя бы, что не считается антисемитизмом! Кажется немыслимым – сообщать (как в книге Рывкиной), что 76 % евреев имеют высшее образование, и в то же время доказывать наличие государственного антисемитизма ограничениями на прием евреев в вузы.

Оборотной стороной обвинений русских в антисемитизме стали во время перестройки и реформы проявления, со стороны влиятельных еврейских кругов, крайней и даже провокационной русофобии. Вспомните: перед выборами президента в 1996 г., ввиду неопределенности их исхода, ведущие на тот момент банкиры в открытом письме призвали к компромиссу, который должен был предотвратить якобы неизбежную гражданскую войну. Банкиры – почти все евреи – со своей стороны пообещали: «Оплевывание исторического пути России и ее святынь должно быть прекращено».

Так зачем же принадлежащие им СМИ оплевывали святыни России? Это ведь не шутка. И кто собирался составлять список «помилованных» святынь? Можно сказать, что тезис насчет прекращения «оплевывания святынь» – всего лишь предвыборная патетика 1996 года. Ведь прошли выборы, голоса подсчитали, как надо, и телевидение Гусинского спокойно продолжило оплевывание. Но вот конец 1998 г. – один из тех банкиров, А. Смоленский, признает: «Все последние годы мы воспринимали свою страну, с одной стороны, через отрицание ее ценностей, а с другой, так сказать, через желудок».

В психологической войне против России главным было, конечно, «отрицание ее ценностей», а в экономической войне – ее восприятие «так сказать, через желудок», как пищи. Большой материал для размышлений об «отрицании ценностей» дает антология стихов еврейских поэтов о России [69].

Еврейский поэт Самуил Мороз сказал: «Мы пасынки слепой России / И мы ее поводыри». В чем же вина «слепой России», почему любовь к ней так надрывно переплетена с ненавистью? Когда охватываешь множество искренних упреков, то выходит, что ее вина в том, что она, несмотря на все усилия поводырей, и в облике СССР осталась самой собою, поводыри оказались ни с чем:

Мы дали вам Христа – себе в ущерб.Мы дали Маркса вам – себе на горе.

Сила художественного слова велика. Люди каждого народа знают о его бедах, болезнях, исторических ошибках, учатся на них, но держат их в отведенном для этого месте души. Нельзя же позволить этой части сожрать целое. Но в еврейских стихах о России очень сильна тяга к тому, чтобы образ болезней России полностью ее сожрал, чтобы он стал оружием массового уничтожения в психологической войне. Вот «вечный» образ России:

И та же пляска обагренных душ —Юродивых, насильников, кликуш,Святых чертей, пророков бесноватых,Пустых колоссов, странников горбатых,Уставивших глазницы в никуда…Россия, долго ль будешь виновата?

Сегодня одно из главных обвинений – сохранение советской Россией ее тысячелетней «рабской души» («наркоз покорности царям и мавзолеям»).

Был прав поэт: не взять умом,Не заглянуть в глазаСтране, помеченной клеймом,И знать ее – нельзя.

Причем отрицание советского человека является фундаментальным, это отрицание квинтэссенции русского человека. В книге «Русская идея и евреи» речь как раз идет о том, что этот человек вовсе не связан с политическим режимом, он в разных идеологических оболочках вырастает «из недр», это нечто большее, чем национальность. Говорится, что даже через десять лет перестройки, после развала СССР, «на физиономии советского человека мы обнаруживаем национал-патриотическое выражение. Оно, конечно, привычнее и кондовее, но речь идет… о восстановлении в новом качестве вида «хомо советикус», сколько бы этот «хомо» ни клял революцию, Ленина, большевиков и евреев».

И в художественной форме проходит тема антисемитизма и погромов, тема, оживленная в СССР как идеологический артефакт, этнизирующий советских и российских евреев:

Когда из глубин поднимается страх,Когда Увертюрой Двенадцатого годаРевет в репродукторах голос народа,…………………………Ведь жизни и смерти лежат на весах,Ведь жаждет погрома не горсточка сброда,А родины-мачехи грозная рать…

Когда советская «грозная рать» жаждала погрома? Как это себе представляет Нина Воронель – «Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход»? Почему увертюра Чайковского и образ Отечественной войны 1812 г. сделаны символом антисемитизма? Ведь антисемитизм – специфическая интеллектуальная конструкция, привязка к ней 1812 года просто нелепа. При этом тема погромов поднимается даже самыми знаменитыми поэтами в момент, когда еврейская элита буквально встала у рычагов власти и никакой возможности даже символических протестов не было. В большой поэме Александр Межиров так объясняет свои мрачные пророчества:

Потому что по МосквеУже разгуливает свастикаНа казенном рукаве.………………..И кощунственно молчатПрезиденты наши оба.И в молчанье – христиане…

С этой темой государственного антисемитизма и даже «казенного» фашизма легко сопрягается ненависть к победе над фашизмом! Уже одна эта шизофреническая связка разрушала сознание русской интеллигенции, которая в первую очередь находилась в поле воздействия этой кампании, а от нее болезненные разрывы шли и по ткани массового сознания. В. Гроссман сказал, что дело нашей войны было неправое. Он писатель, но на этом пути даже идеологи с академическими регалиями идут на подтасовки. Так, поднятый на пьедестал историк и философ М. Гефтер пишет: об «ответственности и пагубности военного союза Гитлера и Сталина, из которого органически проистекали… возможности человекоистребления, заявленные Холокостом».

Гефтер подменяет понятие «пакта о ненападении» понятием военного союза. Это – идеологическая диверсия, способ усугубить в русских комплекс вины. При этом историка нисколько не смущает, что пакты о ненападении с Гитлером Англия и Франция подписали в 1938 г. – на год раньше СССР. У него и в мыслях нет сказать, что из тех пактов «органически» вытекал Холокост – только из пакта с СССР. О том, что все подобные историки самым чудесным образом «забыли» о Мюнхенских соглашениях, и говорить не приходится.

Кампания по созданию гипертрофированного образа русского антисемитизма в общественном сознании и России, и Запада развертывалась именно в тот момент, когда происходило отстранение большинства граждан России от участия во владении и пользовании национальным богатством. При этом возникало расслоение не только в социальной плоскости, но и в этнической – евреи оказывались привилегированной этнической группой.

Этому явлению Рывкина дает, как она говорит, «простое и реалистическое объяснение» – евреи стали владельцами огромной доли собственности просто потому, что они «конкурентоспособны для занятия мест в новых и наиболее сложных сферах экономики – таких, как финансы, внешние экономические отношения, рынок ценных бумаг и др.». Это, конечно, никакое не объяснение – «евреи конкурентоспособны потому, что конкурентоспособны». Но важен сам факт – в стране возникло острое «этносоциальное неравенство». При этом сама Рывкина, как социолог, признает, что этносоциальное неравенство – то есть различие социального положения в зависимости от этнической принадлежности – всегда есть предпосылка для недоверия и боязни (фобии). Более того, она называет его главной причиной напряженности в межнациональных отношениях.

Как пишет Рывкина, «подавляющее большинство респондентов [евреев] работают на должностях специалистов». Очевидно, что в ходе приватизации, когда практически вся государственная собственность была присвоена «прослойкой специалистов», этносоциальное неравенство резко обострилось. Более того, половина евреев сегодня работает в «гуманитарной сфере». Поскольку деньги и манипуляция сознанием стали в России главным средством господства и власти, то бригада «мастеров денежных дел» и специалистов-гуманитариев предстает перед русскими как господствующее меньшинство. И оно приобрело ярко выраженные этнические черты.