Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Адати Гинко. Церемония провозглашения конституции, имевшая место в тронном зале нового дворца (1889 г.)

На императоре была военная форма, на императрице Харуко – диадема и бриллиантовое ожерелье. Однако художник предпочел изобразить императрицу в шляпе, сочтя ее, видимо, более авантажной. Император, как всегда, стоял на помосте – подданным запрещалось находиться с ним на одном уровне. Из всего интерьера о Японии напоминают только изображения хризантем на потолке. Стрелки часов застыли на половине одиннадцатого. При этом Адати, явно мало знакомый с римскими цифрами, неправильно изобразил цифру X.

Молодая американская учительница Алиса Бэкон так описывала процессию: «Первыми ехали верхами солдаты с золотыми галунами, которые обыкновенно выступают перед императорским экипажем; в руках они держали красно-белые флажки. За ними следовали четыре или пять экипажей, в которых находились принцы и министры. Затем – новый отряд всадников, затем – самый шикарный экипаж, который я когда-либо видела. Его везли шесть лошадей, всех их вели под уздцы грумы, разодетые в великолепные ливреи, представлявшие собой сочетание черного, белого и золотого. В эту минуту все мы поклонились, так что я смогла увидеть только верх шляпы императрицы…»[193]

Алиса Бэкон несколько ошибается в порядке следования экипажей. На самом деле перед императорским экипажем находились принцы и принцессы крови, а позади него – министры. Такой порядок следования символизировал разделение между двором и правительством, разделение – закрепленное новыми законами[194].

Утагава Кунитоси. Императорский экипаж (1889 г.)

На гравюре, запечатлевшей исторический момент супружеской поездки, не изображены газовые фонари по углам кареты, но зато сама карета разукрашена намного ярче, чем то было на самом деле (карета в настоящее время экспонируется в музее при святилище Мэйдзи). Карету украшает изображение хризантемы и феникса, который раньше служил навершием паланкина.

Супружеская пара отправилась на плац Аояма. В смотре приняло участие 11 тысяч солдат и матросов. Мэйдзи объехал войска верхом, Харуко следовала за ним в экипаже. Затем войска промаршировали перед трибунами, заполненными многочисленными гостями и официальными лицами.

После смотра состоялся банкет на 400 человек, а в завершение – концерт бугаку (традиционные песни и танцы).

Для того чтобы этот день получше запомнился подданным, Министерство двора организовало однократные денежные выплаты престарелым. В стране нашлось 277 597 человек в возрасте свыше 80 лет, 14 013 человек – за 90, и 167 – вековых стариков. Во время своих поездок по стране Мэйдзи тоже раздавал деньги старикам, но на подарок тогда могли рассчитывать только обитатели тех населенных пунктов, по которым проходил маршрут. Теперь же была создана общенациональная благотворительная сеть. Точно так же, как и информационная. Переданный по телеграфу текст конституции был опубликован осакской газетой уже вечером 11 февраля. Такая оперативность вызвала удивление – ведь текст конституции состоял из 17 030 знаков. Стали подозревать, что произошла утечка информации. Однако доподлинно известно, что телеграфисты в Осака использовали в этот день для приема 300 листов бумаги. На престижный курорт Атами текст передали по телефону. Линия между Токио и Атами была введена в действие в январе. Это была первая в Японии междугородняя телефонная линия.

Хасимото Тиканобу. Банкет в новом императорском дворце (1888 г.)

Изображений банкета по случаю принятия конституции не сохранилось, но в нашем распоряжении имеется гравюра, датируемая октябрем 1888 г. На ней изображено пиршество в новом дворце (на самом деле император переехал туда в январе 1889 г.). Известно, что императорские банкеты обслуживали мужчины-официанты. Однако Хасимото Тиканобу предпочитает более традиционную и милую его сердцу картину: мужчины расселись вокруг стола, а женщины стоя занимаются их обслуживанием.

Банкетный зал

Торжественные мероприятия проводились не только в столице. В школах, префектуральных офисах, в святилищах и храмах проходили собрания, устраивались торжественные линейки, гуляния, салюты, представления. В парке Наканосима в Осака огромная толпа людей собралась перед временным алтарем, их взгляды были направлены в сторону востока, то есть в сторону столицы и императорского дворца. Когда оркестр заиграл национальный гимн, люди поклонились в сторону дворца[195]. Праздновали конституцию и в Коти, где зародилось «Движение за свободу и права народа». Итагаки Тайсукэ тоже участвовал в торжествах.

Многие люди воспринимали новые государственные праздники в рамках привычных представлений о религиозных празднествах – мацури. Одетые в традиционные праздничные одежды, они собирались в синтоистских святилищах, совершали богам приношения, поглощали сакэ и ритуальную пищу, наблюдали за схватками борцов сумо и священными танцами. Они украшали свои дома бумажными фонариками, побегами бамбука и ветками сосны. Перед лавками и магазинами торговцы выставляли переносной синтоистский алтарь. Однако теперь на него стали часто помещать не написанное на полоске бумаги имя божества, а портрет императора Мэйдзи и его супруги.

Торжества по случаю провозглашения конституции были грандиозными. Желая подчеркнуть эпохальность события, одна газета написала: гром салюта был слышен даже за границей[196]. Эрвин Бёльц отмечал, что никогда не видел в Токио столько хорошеньких девушек сразу, по улицам города двигались разукрашенные платформы с изображениями исторических персонажей, играли военные оркестры, «несмотря на холод, люди пребывали в праздничном настроении, но не имели никакого понятия, что написано в этой самой конституции, тем более что текст ее газеты обнародовали уже после ее провозглашения»[197]. Многие полагали, что Кэмпо (конституция) – это имя какого-то неведомого божества[198].

Народные гуляния в Токио по случаю принятия конституции

Однако незнание содержания конституции отнюдь не отменяет громадной значимости ее провозглашения в плане введения в широчайший оборот новой символики – портретов Мэйдзи и Харуко, национального флага, фонариков с изображением солнца, гимна. Будучи использована в атмосфере традиционного синтоистского праздника, эта символика через какое-то время тоже стала восприниматься как традиционная[199]. В любом случае день провозглашения конституции настолько врезался в память, что впоследствии многие японцы делили время на «до» и «после» принятия конституции. «Моя мать умерла через год после обнародования конституции», – говорит один из героев Нацумэ Сосэки[200].