Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

30 апреля был создан новый государственный институт – Тайный совет (Сумицуин). В состав этого совещательного органа входило около пятнадцати человек – старшие по возрасту принцы и основные министры. В его непосредственную задачу входила, в частности, подготовка текста конституции и положения об императорском доме. О колоссальном значении Тайного совета свидетельствует то, что Ито Хиробуми оставил премьерство и стал председателем Тайного совета. Тайный совет, чьи полномочия были весьма неопределенны, просуществовал до 1947 года.

Работа Тайного совета находилась в тени, зато прилагательное «императорский» употреблялось все чаще и чаще. Появлялись «императорские» школы, журналы и страховые компании. Острословы заявляли, что вскоре настанет время для «императорских рикш» и «императорских золотарей». В преддверии принятия обещанной конституции все больше говорили о «японском народе». Единство всех со всеми занимало умы. Один журнал писал, что единство синто, конфуцианства и буддизма – это тот «великий Путь», по которому, «как по широкой улице Токио, добровольно шествуют принцы, министры, самураи, крестьяне, ремесленники и купцы, нищие и парии, лошади и коровы, собаки и кошки»[187].

Совершенно не случайно, что второй официальный портрет Мэйдзи появился на свет именно в этом году. Год, предшествовавший провозглашению конституции, был употреблен в расчете на создание общенациональных символов, главнейшим из которых являлся сам Мэйдзи.

Заседание Тайного совета

Хосуга Куниаки. Император Мэйдзи наблюдает за соревнованиями по сумо в святилище Яёи

Киоссоне не смог получить разрешения на портретирование. А вот Хосуга Куниаки и не думал его получать. Он просто вообразил себе, как император наблюдает за состязаниями. Весьма показательно, что Мэйдзи обычно изображался в окружении многих людей. При этом не подданные смотрят на него (что более свойственно европейской традиции), а он смотрит на них. В данном случае – на борцов. По всей вероятности, в такой фокусировке взгляда сказался древний запрет смотреть на императора. Именно поэтому цветные гравюры нисики-э столь часто изображают посещение императором массовых зрелищ (театр, цирк, скачки, выставки и т. п). В этих изображениях проявлена идея о том, что император видит, оставаясь при этом невидимым, как то и положено настоящему мудрецу.

За последние 15 лет император не позировал ни разу. В подарочном фонде Министерства двора находилась только фотография 1873 года. Министр двора Хидзиката Хисамото испытывал большие неудобства, вручая ее знатным особам, – ведь облик нынешнего Мэйдзи разительно отличался от изображенного на фотографии молодого человека. И вот состоявший на службе японского Монетного двора итальянец Эдуардо Киоссоне (1832–1898) получил указание сделать черновые наброски императора. Что и было сделано 14 января. Художник спрятался за перегородкой, исподтишка наблюдая за тем, как обедает император в перерыве соревнований по сумо, которые проводились в святилище Яёи. Высочайшего разрешения на то, чтобы нарисовать его, художник не получил.

Эдуардо Киоссоне. Портрет Сайго Такамори (1888 г.)

Киоссоне был известным мастером. К этому времени он успел нарисовать портреты многих японских государственных деятелей. К тому же он обладал замечательным воображением. Портрет покойного Сайго Такамори он написал на основе рассказов его родственников. Одновременно художник внимательно вглядывался в лица его братьев. Так что на самом деле это был не столько портрет Сайго, сколько его «фоторобот».

Основываясь на своих эскизах, Киоссоне нарисовал затем «настоящий» портрет сидящего Мэйдзи. Потом Маруки Тосихару сфотографировал картину, которая и стала официальным изображением императора. Причем все японцы были уверены, что перед ними фотография «настоящего» Мэйдзи, а не фотография его портрета. Одновременно с портретом Мэйдзи Киоссоне нарисовал и портрет его супруги.

Создатели «комбинированного» портрета Мэйдзи постарались придать императору возможно больше мужественности. Теперь он сидел не полуразвалившись, а прямо, теперь он занимал все пространство картины, а не ее часть, руки нынешнего Мэйдзи выражают готовность к решительным действиям, а не покойно соединены вместе, как то было в 1873 году. Ну и, разумеется, ордена украшали его грудь. Мэйдзи, чей образ был призван сплотить японскую нацию, довольно мало похож на «настоящего» японца – европеоидные черты говорят о тайном желании походить на европейского монарха.

Парадные портреты Мэйдзи и Харуко

Мэйдзи остался портретом доволен и даже пригласил Киоссоне отобедать. А сама нация испытывала глубочайшее почтение, взирая на портрет своего повелителя вплоть до его кончины. Император старел, но его облик для обитателей страны оставался прежним, поскольку новых портретов создано больше не было. Его образ был уже запечатлен, а портретное сходство не интересовало императора. Время меняет только людей, над богами же время не властно.

В октябре, менее чем за четыре месяца до принятия конституции, строительство императорского дворца было завершено. Комплекс состоял из 36 деревянных зданий, соединенных между собой крытыми галереями. В этом отношении дворец напоминал традиционную усадьбу средневекового аристократа. Новшеством стали интерьеры. Помещения, находившиеся в западном крыле и предназначенные лично для Мэйдзи, выполнили в чисто японском стиле. Там не было ни стульев, ни кроватей. В этой же части дворца находились и синтоистские святилища, где император осуществлял свои ритуальные функции. В апартаментах императора не было даже электрического освещения – Мэйдзи предпочитал свечи, опасаясь короткого замыкания и пожара. Копоть садилась на потолки, что придавало комнатам довольно угрюмый вид.

Однако интерьеры строений в восточном крыле, где проводились публичные церемонии, устроили на европейский лад. Там не снимали обувь, ковры покрывали полы, мебель закупили в Германии. Каменный мост, переброшенный через ров с водой, был построен в традициях немецкого ренессанса. Быстрый рост военной мощи Германии, несомненные успехи в конструировании немецкой нации убеждали японское правительство в том, что ему стоит следовать по пути, проложенному Германией.

Дворец был символом новой Японии, а этот мост, получивший название «Нидзюбаси» («Двухпролетный»), стал символом дворца, поскольку, как и раньше, дворцовый комплекс представлял собой «запретный город», вход в который простолюдинам был заказан. Подданные, желавшие засвидетельствовать императору свое почтение, дальше моста пройти не могли. Отправляясь в город, Мэйдзи проезжал по этому мосту.