Королевская страсть - Патриция Хортон

— Тебе не хотелось бы стать герцогиней? — Глаза Карла светились любовью и мягким изумлением; он наблюдал, как на ее лице постепенно появляется выражение искреннего детского восторга.

— Герцогиней?! — Барбара не верила своим ушам, но затем трепетный восторг охватил все ее существо. — Ах, это просто чудесно! — Она мечтательно задумалась, но вдруг рассмеялась, злорадно сверкнув глазами: — Ох, и расшипятся все эти старые кошки, когда я стану герцогиней! Уж я заставлю их с почтением относиться к моей персоне. Они будут сиротливо ютиться на скамеечках возле моих ног, а я буду гордо восседать в кресле. — Она плюхнулась в ближайшее кресло и приняла надменный вид, показывая, как все это будет происходить. — И, конечно, я снизойду до небрежной улыбки!

Карл расхохотался.

— Какая ты, однако, мстительная маленькая злючка! Может быть, мне не стоит говорить тебе о другом сюрпризе.

Барбара надула губы и жалобно взглянула на него. Этот взгляд мог заставить смягчиться камень, и Карл, усмехнувшись, по достоинству оценил его.

— Я также собираюсь подарить тебе Беркшир-Хаус.

— О, Карл!..

Беркшир-Хаус, роскошный особняк, находился на площади Святого Джеймса, в красивейшем районе Лондона. Когда-то его недолго занимал канцлер Кларендон, и Барбара с завистью говорила, что это самый чудесный дом во всем Лондоне.

Она вскочила и бросилась за плащом.

— Карл, пожалуйста, давай сейчас же поедем взглянуть на него!.. — сказала она через плечо, накидывая плащ перед зеркалом.

Вскоре ее карета уже катила, гремя по булыжникам, в направлении площади Святого Джеймса.

— О Господи! — воскликнула она. — Я совсем забыла! Какой же у меня будет титул?

Карл принял церемонный вид и, точно глашатай на королевском приеме, провозгласил:

— Барбара, герцогиня Кливленд!

Она попыталась произнести новое имя вслух и слегка упала духом.

— Кливленд звучит не так приятно, как Каслмейн. — Затем лицо ее прояснилось. — Но вкупе с герцогиней, я думаю, сойдет и оно!

Она загорелась желанием перестроить Беркшир-Хаус и таскала Карла по всему дому, заставляя по несколько раз заходить в каждое помещение.

— Сюда я закажу новые полы из генуэзского мрамора, а стены закрою венецианскими зеркалами. О, Карл, у меня такое множество идей!

Карл издал печальный стон, полушутливый, полуискренний.

— Как ты полагаешь, милая, не оставить ли несколько шиллингов в казне на нужды Англии?

Барбара восторженно обняла его.

— Я буду очень бережлива, буду считать и раздумывать над каждым пенни, — заверила она. — Ох, сколько же у меня теперь домов! — Она начала загибать пальцы. — Этот дом… О, как он нравится мне! Дом на Кинг-стрит, дворцовые апартаменты в Уйатхолле и в Гемптон-Корте! Бог мой, до чего же я стала богатой!

Печальный взгляд Карла скользнул по анфиладе пустых комнат.

— Боюсь, я стану нищим, прежде чем это здание примет жилой вид.

Барбара ежедневно заезжала в Беркшир-Хаус посмотреть, как продвигаются работы. Она посулила тройное вознаграждение рабочим, если они немедленно приступят к переделкам в ее доме. В Лондоне сейчас трудно было найти мастеров; восстановительных и строительных работ после пожара было хоть отбавляй, и строители могли позволить себе выбирать заказчиков по вкусу. Барбара без устали ходила по залам, она разговаривала то с рабочими, устанавливавшими огромные зеркала на только что обитые стены, то с позолотчиками, закрывавшими блестящий паркет перед началом покраски потолков. Запах свежеструганного дерева был сладостно приятным, и Барбара вдыхала его с восторгом, считая себя счастливейшей из женщин. Она приказала убрать перегородки между комнатами, чтобы создать самый большой приемный зал в Лондоне. Его размеры и пышное великолепие должны будут вызвать изумление и восхищение всего двора.

В начале мая она простудилась, видно, слишком долго любовалась пейзажами с балконов Беркшир-Хауса, и слегла в постель с высокой температурой. Барбара всегда отличалась крепким здоровьем и практически не болела, поэтому любая болезнь пугала ее, приводя в отчаяние. Несколько дней она горела в лихорадке, и Нэнси выхаживала ее, отпаивая горячим вином с травами. Барбаре чудилось, что она погружается в серые туманные сумерки, серый смутный мир с какими-то ужасными мелькающими образами. Она лежала в кровати без движения в душной комнате, скучая по свежему воздуху. По ночам ее мучили кошмары; снова и снова ее преследовал один и тот же сон, словно она опять спускается в подземную часовню и с ножом в руке склоняется над останками епископа Брейбрука.

Один из таких снов был столь ужасным, что Барбара проснулась в холодном поту, выкрикивая какие-то бессвязные слова. Нэнси вбежала в комнату и обняла Барбару.

— Сохрани вас Бог, госпожа! Что случилось?

Барбара стучала зубами от страха, лицо покрылось капельками пота.

— Опять Брейбрук! Он вылез из гроба… — Барбара закатила глаза, губы ее дрожали, черты лица исказил ужас.

Нэнси успокаивающе гладила растрепавшиеся волосы Барбары. Она пребывала в состоянии суеверного страха с той самой ночи, когда Барбара осквернила чудотворные останки в подземной часовне.

— Я ведь говорила вам! Сделки с дьяволом ни к чему хорошему не приведут!

— О Нэнси, помоги мне! — Барбара разразилась слезами и порывисто схватила Нэнси за плечи. — Что если Хейдон обманул меня? Он обещал, что я сохраню молодость и красоту на всю жизнь. Но вдруг я умру прямо сейчас, Нэнси? Это же возможно… Мне так плохо… И тогда его предсказание сбудется — я умру красивой! Но разве об этом я мечтала? Я должна долго жить.

Барбара внезапно осознала всю полноту ужаса перед неизведанным… Что же она сотворила и как теперь освободиться от этого заклятья? Ей показалось, что заплесневелый могильный воздух обволакивает ее и ей уже никогда не смыть с себя этот зловонный запах.

— Я буду молиться за вас, — твердо сказала Нэнси.

Служанка смертельно боялась, думая, что Барбара продала свою душу дьяволу. Она была страшно расстроена, но старалась говорить спокойным и ровным голосом:

— Когда вам станет лучше, мы что-нибудь придумаем.

Барбара уже предчувствовала смерть, но через несколько дней лихорадка кончилась, ее здоровый организм преодолел болезнь.

В первый же день, когда Барбаре позволили встать с постели, Нэнси усадила ее в кресло возле окна и сказала:

— Я много думала, молилась и поняла, что мы должны сделать.

Барбара сидела бледная и апатичная. Она медленно повернула голову, проявив слабый интерес к словам Нэнси. Может быть, Нэнси скажет, как ей освободиться от холодного, сковывающего душу страха, который не отпускал ее ни днем, ни ночью.