Обладать - Антония Байетт

У него было достаточно времени, чтобы ощутить: время – неслиянно, есть «до» и есть «после». Какой-нибудь час назад стихов не было в помине, а теперь они шли не унимаясь, живые и настоящие.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Мы в неком состоянии души

Жизнь пожираем собственную; в жажде

Знать продолженье – запускаем руку

В наш закром малый времени, покоя.

Мы пуще пищи алчем – окончаний,

Проведать облик целого, строенье

Той сети, чьи бывают звенья слабы

Иль крепки, а узор – хитросплетен

Иль груб и примитивен, в неуклюжих

Узлах, неровных петлях. Мы проворно

Идём, при свете любопытства, жадно

Ощупывая звенья, позабывши,

Что это – наши путы. Нас сквозь время

Влечёт заветный зов: «А там? а дальше?» —

К развязке ожидаемой. Нам нужно

Её подробно знать – кинжал иль пуля?

Иль эшафот (и поцелуй прощальный)?

Фанфары ль битвы? Шорох ли чуть слышный

На смертном ложе? Только… не едино ль?..

Конец един – наступит потрясенье,

За коим потрясений нет, и нас…

Чего ж мы ищем: просто ли скончанья

Всем помыслам, гордячествам, порывам?

Или мгновенья, полного блаженством

Познанья смысла, пусть затем престанем,

Подобно мотыльку, что в брачном танце

Своё находит счастие и гибель?..

Совещание в Мортлейке происходило в невероятной атмосфере, весёлой и заговорщической. По приглашению Беатрисы Пуховер собрались у неё в доме (Мортлейк место загородное, неприметное, удачное по конспиративным соображениям – вряд ли оно в поле внимания Собрайла). Беатриса испекла пирог с луком и сливками, приготовила салат из овощей и зелени и шоколадный мусс, то есть всё то, чем в былые времена потчевала студентов. Пирог и мусс, к радости хозяйки, получились весьма аппетитными. Всецело сосредоточившись на срочном и главном – угрозе от Мортимера Собрайла, – Беатриса совершенно не уловила лёгкой напряжённости между гостями, не расслышала обиняков и недомолвок.

Первой появилась Мод. Вид у неё был суровый и озабоченный; волосы спрятаны под тем же зелёным шёлковым платком, заколотым брошью чёрного янтаря с русалочкой. Встав в углу комнаты, она принялась внимательно изучать фотографический портрет Рандольфа Генри Падуба в серебряной рамке. Портрет располагался там, где женщины обычно держат фотографию отца или любовника – на небольшом секретере. Это был не седокудрый мудрец последних лет жизни, а более раннее изображение, с шапкой тёмных волос и дерзким взглядом – не поэт-викторианец, а прямо какой-то флибустьер. Мод приступила к семиотическому анализу. Всё имело своё особое значение. Увесистые литые завитки рамки, выбор из многих изображений Падуба именно, этого… Глаза поэта словно встречаются с твоими – пристальный взгляд из тех времён, когда ещё не знали моментальных снимков. Но самое интригующее и многозначительное – Беатриса предпочла портрету Эллен портрет самого поэта!..

Вслед за Мод в дверь позвонили Вэл с Эваном Макинтайром. Беатриса не совсем поняла смысл этого сочетания. Раньше, время от времени, она видела Вэл в Падубоведнике, та заходила, бывало, к Роланду и пялилась угрюмо из-под чёлки на исконных обитателей подземелья. Беатриса отметила про себя новое, слегка вызывающее сиянье, исходившее от Вэл, но благодаря своему научно-целеустремлённому уму не имела обыкновения думать о нескольких задачах сразу, и поэтому не стала подыскивать объяснения непонятному феномену. Эван похвалил Беатрису за присутствие духа и находчивость, с какой она подслушала тайные намерения Мортимера Собрайла и доложила о них, и заявил потирая руки, что «дело обещает быть чрезвычайно увлекательным». Всё это, вкупе с успехом пирога и мусса, приободрило мисс Пуховер, которая поначалу, встречая гостей, казалась подавленной и полной тревоги.

Затем порог переступил Роланд и, не перекинувшись ни словом с Мод, завёл длинный разговор с Вэл о каком-то полчище одичавших кошек: как их лучше прокормить и кто позвонит в Общество помощи бездомным животным. Беатриса не расслышала молчания, повисшего между Роландом и Мод, и попросту не могла знать, что Роланд утаивает новости о Гонконге, Барселоне, Амстердаме.

С Аспидсом Беатриса сама связалась по телефону и сообщила ему вполне обыденным тоном, что доктор Бейли и Роланд Митчелл будут у неё – обсудить некоторые вопросы, связанные с перепиской Падуба и Ла Мотт, а также с возможными действиями профессора Собрайла, о которых она, Беатриса, недавно прознала. Открыв дверь последнему из ожидаемых гостей, Беатриса слегка опешила: Аспидс прибыл не один, а со спутницей.

– Позвольте представить вам профессора Леонору Стерн, – объявил Аспидс смущённо, но не без тайного удовольствия.

Леонора, в пурпурной шерстяной накидке с капюшоном, отороченной косицами из чёрных шёлковых нитей, в чёрных китайских шароварах и шёлковой алой гимнастёрке русского покроя навыпуск, была нынче особенно великолепна.

– Надеюсь, вы не против, что я заявилась? – отнеслась она к Беатрисе. – Обещаю никого не обижать, не притеснять. У меня в этом дельце собственный научный интерес.

Беатриса чувствовала, что её круглое лицо, обычно такое послушное, отказывается расцвести приветственной улыбкой.

– Ну пожалуйста. Я буду вести себя тихо как мышка. Могу поклясться любой клятвой – я здесь не затем, чтоб тайно или явно умыкать рукописи. Дайте мне только почитать эти треклятые письма одним глазком…

– Я думаю, профессор Стерн может быть нам очень полезна, – заверил Аспидс.

Беатриса открыла дверь наверх, и все гуськом по узкой лесенке взобрались в гостиную второго этажа. Беатриса заметила сложное молчание, наступившее за сухим кивком Аспидса в сторону Роланда, но уловить и тем более понять смысл долгих молчаливых объятий Леоноры и Мод (в которых растаяли объяснения и упрёки) оказалась не в силах.

Рассевшись вдоль стен комнаты, кто в кресле, кто на стуле, принесённом с кухни, с тарелками на коленях, они приступили к совету. Первым слово взял Эван Макинтайр. Сначала он объяснил, что присутствует здесь в качестве юридического консультанта Мод. Мод, по его мнению, является наследницей прав собственности на письма Ла Мотт и прав на их публикацию; что же касается писем Падуба, то оригиналы тоже принадлежат Мод, но право на публикацию остаётся у наследников Рандольфа Падуба.

– Обычно письма, в их оригинальном физическом виде, принадлежат получателю, а литературные права сохраняются за отправителем. Но в случае с данной перепиской совершенно ясно, что Кристабель Ла Мотт просила вернуть её письма и Рандольф Падуб уважил эту просьбу. Роланд и Мод видели письмо Падуба при возвращении переписки. Мне удалось найти официальный юридический документ – завещание Кристабель Ла Мотт, подписанное и засвидетельствованное по полной форме. Этим завещанием она оставляет все свои рукописи Майе Томасине Бейли, которая доводилась Мод прапрабабкой. Теперешний настоящий наследник, конечно, отец Мод, который живёт и здравствует. Однако все предыдущие рукописи, поступившие по завещанию к его прабабке и в конце концов доставшиеся ему, он передал Мод, та поместила их на хранение в Информационный центр факультета женской культуры в Линкольне. Мод пока не сообщила отцу о найденном завещании, но насколько ей известно, отец не проявляет интереса к газетным сообщениям, что профессор Собрайл предлагает за переписку огромные деньги сэру Джорджу Бейли. А сэр Джордж между тем свято уверен, что именно он законный владелец писем. Мод говорит, вероятность того, что её отец пожелает продать письма в Стэнтовское собрание, ничтожно мала. Особенно если он узнает, что дочь хочет сохранить эти документы для англичан… Вы, наверное, спросите, как обстоит дело с авторскими правами. Авторские права защищаются с момента публикации на протяжении жизни автора плюс пятьдесят лет. В случае если публикация посмертная, срок действия прав составляет чистых пятьдесят лет со дня публикации. Поскольку переписка никогда не публиковалась, права принадлежат потомкам авторов писем. Как я уже сказал, рукописи – собственность получателей, авторские права – отправителей. Не совсем ясно, как смотрит на развитие событий лорд Падуб. Но доктору Пуховер удалось узнать, что Собрайл обработал молодого наследника лорда Падуба, Гильдебранда, и тот пообещал отдать ему в Америку и письма, и права.

– Собрайл ужасная личность и его методы добывания материалов зачастую бесчестные, – сказал Аспидс, – но Полное собрание писем Падуба, которое он сейчас готовит, делается очень добросовестно и основано на большой исследовательской работе. Было бы мелочностью и скряжничеством препятствовать публикации этих писем в Стэнтовском издании. Хотя останься эти письма у нас в стране, теоретически можно было бы лишить его доступа к ним. С другой стороны, Гильдебранд скорее всего никому, кроме Собрайла, не даст готовить письма к изданию. Неразрешимая коллизия. Правда, пока ещё есть сам лорд Падуб. Он может договориться, чтобы сперва вышло особое британское издание, и только потом дать Собрайлу доступ к письмам. Скажите, мистер Макинтайр, как по-вашему, стоит ожидать долгих юридических баталий с сэром Джорджем Бейли?