Обладать - Антония Байетт

– И как же это устроить?

– Если верны предположения доктора Пуховер, они намерены вскрыть могилу в самое ближайшее время. Пусть двое из нас остановятся в той же гостинице… те двое, кого он не знает в лицо… Тогда можно в критический момент вызвать на подмогу остальных… или, если обстоятельства потребуют, выйти против него в одиночку, проследить за ним до кладбища, остановить его машину, предъявить какой-нибудь документ вроде ордера, лишь бы выглядел посолиднев… Мы с Вэл могли бы стать соглядатаями. У меня сейчас как раз небольшой отпуск. Профессор Аспидс, у вас ведь есть на руках документ, запрещающий вывоз бумаг Падуба за границу, вплоть до особого решения Комитета по культурно-историческому наследию?

– Только бы остановить этого негодяя, чтоб он не потревожил их покой!.. – молитвенно произнесла Беатриса.

– Да, документ я выправил, – сказал Аспидс задумчиво. – Однако интересно, что же всё-таки в этом ларчике…

– И если там что-то есть, то для кого оно там положено? – спросила Мод.

– Помните, я вам говорила: она ведёт вас за собой и нарочно сбивает с толку, – сказала Беатриса. – Она хочет что-то поведать, но только наполовину. Не случайно, ох не случайно она пишет про ящик. Не случайно говорит, что лично положила его в могилу…

Вэл и Эван удалились первыми, под ручку. Роланд взглянул на Мод. Но та попала в руки к Леоноре, вступила с ней в горячую беседу, – и вот уже Леонора бросилась обнимать подругу, всем видом показывая, что прощает ей всё. Роланд вышел на улицу вместе с Аспидсом. Бок о бок они зашагали по мостовой.

– Я виноват. Прошу прощения.

– Вообще-то вас можно понять.

– Мною что-то овладело. Я сделался точно одержим. Захотел всё узнать. Сам.

– Вам известно о предложенных вам должностях за границей?

– Известно, но я ещё не решил…

– У вас на раздумья одна неделя. Я лично для вас её выпросил. Напел всем, какой вы умный и талантливый.

– Спасибо, профессор.

– Себе говорите спасибо. Мне и вправду понравилась ваша монография «Строка за строкой». Хорошая, добротная работа… У нас, кстати, появился новый источник финансирования. Некий шотландский благотворительный фонд, возглавляемый юристом, который без ума от Падуба. Так что у меня есть для вас целая исследовательская ставка. Если, конечно, желаете… Ну, что смотрите так изумлённо? Не похож я на того злодея, каким вы меня воображали?

– Я никак не могу решить, что мне делать. Хочу ли вообще дальше заниматься наукой.

– Как я уже сказал, у вас неделя в запасе. Захотите посоветоваться, взвесить «за» и «против», заходите на работу.

– Спасибо. Обязательно приду. Вот только немного соберусь с мыслями.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Гостиница «Одинокая рябина» стоит примерно в миле от селения Ходершэлл, укрывшись в ложбине при одном из отрогов Северных Холмов. Здание XVIII века, под замшелой сланцевой кровлей, вытянутое, невысокое, сложено из местного кремняка и облицовано тем же сланцем. Фасадом оно выходит на дорогу, которая – хотя и расширенная, с современным покрытием – петляет, как и встарь, меж холмов, почти лишенных растительности. В миле от гостиницы, если пересечь эту дорогу и двигаться вверх по длинной полузаросшей тропе, находится ходершэллская церковь, XII века постройки. Она приземиста, имеет толстые каменные стены и кровлю также сланцевую и увенчана непритязательной звонницей с флюгером в виде летящего дракона. И гостиница и церковь отделены от селения отрогом холма… В «Одинокой рябине» двенадцать номеров: пять в старинной фасадной части, остальные семь – в современной пристройке позади главного здания, сооруженной из того же местного материала. К гостинице примыкает сад со столиками и деревянными качелями для летних постояльцев. «Одинокая рябина» значится во всех брошюрах для туристов, под рубрикой «Где можно вкусно поесть».

Пятнадцатого октября гостиница была полупуста. Погода держалась не по-осеннему теплая – даже деревья не торопились сбрасывать листву, – однако сырая. Заняты были только пять номеров. В двух помещались Мортимер Собрайл и Гильдебранд Падуб. Собрайл расположился в лучшей комнате, над прекрасной, массивной парадной дверью, с окнами на тропу, ведущую к церкви. Гильдебранд Падуб – по соседству. Они жили в «Рябине» вот уже неделю, ежедневно совершая долгие пешие прогулки по окрестностям; от непогоды их защищали высокие сапоги, непромокаемые куртки и ветровки. Мортимер Собрайл раз или два обмолвился в полумраке бара – облицованного деревом, с золотыми проблесками латуни и с тёмно-зелёными плафонами редко разбросанных светильников, – что подумывает купить где-нибудь поблизости дом и поселяться в нём на месяц-другой в году для литературных занятий. Он нанёс визит нескольким агентам по купле-продаже недвижимости, посетил ряд домовладений, выказав изрядные познания в лесном деле и интерес к бесхимикатному сельскому хозяйству.

Накануне Собрайл и Падуб побывали в ближнем городке Летерхеде, в юридической конторе Деншера и Уинтерборна. На обратном пути заехали в магазин садового инвентаря и приобрели за наличные несколько лопат и вил различного рода, самых крепких, а также киркомотыгу. Всё это они погрузили в багажник «мерседеса». В тот же день пополудни они совершили прогулку к церкви, как всегда запертой от вандалов, побродили вокруг, разглядывая могильные плиты. У входа на маленькое кладбище, обнесённое крошащейся от времени чугунной оградой, висела табличка, гласившая: «Наш приход Св. Фомы относится к объединению из трёх приходов, где викарием преподобный Перси Дракс. Св. Причастие и утренняя молитва – в первое воскресенье каждого месяца, вечерняя молитва – в последнее».

– Мне не доводилось встречаться с этим Драксом, – сказал Гильдебранд Падуб.

– Пренеприятный тип, – отозвался Мортимер Собрайл. – Общество любителей поэзии города Скенектади принесло в дар этой церкви чернильницу, которой Падуб пользовался во время поездки по Америке. А заодно и несколько экземпляров книг, надписанных для американских почитателей, с вклеенной фотографией автора. Дали и стеклянную витрину для этих реликвий. Что же сделал Дракс? Поместил витрину в самый темный угол церкви, набросил на неё кусок пыльного сукна – и никаких надписей, никакой информации. Случайный человек и внимания не обратит.

– Случайному человеку в эту церковь всё равно не попасть, – заметил Гильдебранд Падуб.

– Что верно, то верно. Особенно Дракс злится, когда исследователи или просто любители творчества Падуба просят открыть церковь, чтобы почтить память поэта. Его главный аргумент – он не раз упоминал это в письмах ко мне: церковь – дом Божий, а не личная усыпальница Рандольфа Генри Падуба. Хотя я не понимаю, отчего ей не быть и тем и другим.

– А вы не пробовали перекупить эти вещицы?

– Пробовал, бесполезно. Я даже пытался попросить их во временное пользование, также за очень приличную сумму. Книги с надписями американским читателям уже имеются в Стэнтовском собрании, но чернильница – вещь уникальная. А он отвечает, мол, к сожалению, условия договора дарения не предусматривают передачи дара другим лицам. В пересмотре же условий он совершенно не заинтересован. Редкостный брюзга и зануда.

– А может, заодно умыкнуть и чернильницу с книжками? – сказал Гильдебранд и визгливо рассмеялся.

Мортимер Собрайл нахмурился.

– Я не банальный вор, – молвил он сурово. – Меня волнует ящик, о содержимом которого можно лишь догадываться. Страшно подумать, что пока мы будем хлопотать о разрешении вскрыть могилу, бумаги сгниют в земле. И мы никогда не узнаем ценность…

– Вы хотите сказать, цену?

– С ценой всё просто. Цена зависит от меня.

– А значит, будет немалой… – произнес Гильдебранд полуутвердительно, полувопросительно.

– Безусловно. Даже если в ящичке ничего нет. Отрицательный результат тоже результат, душа будет спокойна. Однако чутьё мне подсказывает: там что-то есть.

Собрайл и Падуб еще пару раз обошли церковное кладбище: тихое, английское, отовсюду капает за ворот. Захоронения сделаны в основном в XIX веке, однако встречаются более ранние и более поздние могилы. Рандольф и Эллен упокоены на краю погоста, под сенью небольшого зелёного бугра, на котором растут древний кедр и еще более древний тис, растут и заслоняют этот тихий уголок от глаз людей, следующих по тропинке к дверям церкви. За могилой – невысокая кладбищенская ограда, за оградой – чистое поле с низко скошенной травой. Несколько сонных овец… Да ручеёк, делящий пополам этот нехитрый пейзаж… Кто-то уже поработал лопатой у ограды и аккуратно сложил нарезанные зелёные куски дёрна. Гильдебранд насчитал тринадцать штук.

– Один для головы, два ряда для туловища… Я тоже умею так снимать дёрн. Научился на своей лужайке, люблю за ней ухаживать. Как думаете, нам потом… привести могилу в порядок, чтобы никто ничего не заподозрил?