Три романа о любви - Марк Криницкий

— Я требую, чтобы ты был, — сказала она, — я тоже хочу ее видеть.

— Хорошо, — сказал он, прощаясь.

Уходя, уже в передней, он поймал себя на странном любопытстве увидеть завтра Веру Николаевну.

«Неужели я так тщеславен?» — подумал он.

Эта женщина из-за него явно себя компрометировала. Она была не похожа на психопатку. Она просто и уверенно шла к своей цели. Может быть, она думала обезоружить его своею покорностью? Правда, она не слишком уважала его и в этом была ее главная ошибка. Ей не следовало задевать его самолюбия.

Он решил, что встретить завтра Веру Николаевну у Биоргов ему будет безразлично, и успокоился.

XI

Дом Биоргов был похож на большой склад случайной мебели. Вещи сюда беспрерывно въезжали и потом отсюда выезжали. И было смешно-известно, что этот широкий диван из красного дерева с длинным сиденьем, похожий на двуспальную кровать, стоит триста пятьдесят рублей. А Матвей купил его у разорившейся помещицы княжны Поддубной за девяносто. Можно было спросить, сколько стоит вот этот стул, кресло, часы. Биорг беспрестанно свои вещи менял и продавал. Многие из них были замечательны, как, например, старинные клавесины с глухим, тусклым звуком, узкие длинные гусли епископа Феофана[13], известного затворника, похожие на гроб, в котором натянуты струны, несколько замечательных портретов кисти художника Боровиковского[14], в особенности один — «Дама с мушкой», который Биорг оценивал в пять тысяч рублей.

По случаю торжества был заведен старинный орган, в котором западало несколько дудок. С треском кастаньет и с неприятными паузами он играл старинные марши «Мальбрук в поход собрался»[15], «Гром победы раздавайся»[16] и гимн «Коль славен»[17]. Большой белый попугай с желтым хохолком неистово кричал каждый раз, когда заводили орган.

Во всех комнатах был такой же разнокалиберный говор и движение. Несмотря на семейный характер торжества, сюда набралось много неопределенных девиц с пожирающими глазами, манерных, скучных и враждебно настроенных.

Мужчины, нерусского типа, в длинных сюртуках, разговаривали о посевах, ковке лошадей и ценах на лес. Наемный официант в нитяных белых перчатках разносил чай с многочисленными сортами варенья. В столовой два других официанта, выгружая из старинных горок запасы хрусталя и серебра, поспешно сервировали стол. Откуда-то распространялся раздражающий запах печеного сдобного теста.

Толсторумяная горничная доложила о приходе госпожи Симсон.

— Пойдем, — сказала Сусанночка Колышко и, взяв его за руку, усадила рядом с собою за небольшой столик, крытый стеклом, под которым, точно в гербарии, на шелковом, сильно полинявшем желтом поле лежали искусно засушенные цветы, теперь черные, потерявшие окраску.

— Не правда ли, как красиво? — нервно спрашивала она Колышко.

Вера Николаевна вошла, чуть согнувшись, осторожным жестом прижимая к верхней части груди тонкие обтянутые пальцы, сложенные вместе. Она была в знакомом Колышко белом кружевном платье. Глаза ее лукаво-колко смеялись, быстро отыскивая хозяйку. Очевидно, она не рассчитывала, что ее появление здесь доставит всем особенное удовольствие.

Найдя хозяйку, она направилась к ней быстрыми шагами. Обе дамы на момент впились друг в друга поцелуями. Среди наступившего в комнате молчания раздались их лицемерные восклицания. Покончив с хозяйкой, Вера Николаевна кивнула издали гостям с видом человека, намеревающегося не отходить от хозяйки. Но вдруг она заметила Колышко. Он с испугом следил за ней и видел, как она всего на один момент замерла. Ее лицо наклонилось еще ниже, так что он различал только шапку темно-бронзовых волос и кончик острого профиля. Она точно хотела спрятать лицо в маленький букет фиалок, по обыкновению приколотый на груди. Может быть, ей было тяжело видеть его вместе с Сусанночкой, которая смотрела на нее гневно и вызывающе.

Ему сделалось жаль ее. В нескольких углах шептались. У хозяйки был фальшиво-радушный вид. И даже складочки кружевного платья на момент у нее растерянно обвисли. Может быть, она в это мгновение пожалела, что пришла.

Вдруг она повернула голову в сторону Колышко, скользнула большими синими глазами с тонкой улыбкой губ по Сусанночке и пошла навстречу к нему.

Он неловко поднялся. Как всегда, она желала видеть только его одного. Ее глаза просили у него прощения. Губы, решительно сложенные, говорили: «Не бойся: я не причиню тебе неприятности».

Сухо поцеловав ей руку, он сказал, указывая на Сусанночку:

— Моя невеста.

Он никому раньше не представлял Сусанночку таким образом. Это вышло жестоко и бестактно. Вера Николаевна с иронией взглянула на Сусанночку.

«О, эта не страшна», — сказали ему ее смеющиеся глаза.

Сусанночка не протянула руки и даже не встала. Она чуть кивнула вбок высоко поднятой головой. Все это произошло мгновенно. Вера Николаевна чуть пригнулась еще ниже, весело рассмеялась в глаза Сусанночке и, быстро повернувшись, отошла. Выручила хозяйка.

— Стол накрыт, — провозгласила она и взяла Сусанночку под руку.

— Дорогая моя, можно ли так? — шептала она ей укоризненно.

— Оставьте меня, — вырывалась от нее Сусанночка, — я не хочу оставаться с ней в одной комнате.

— Ты была невежлива, — сказал Колышко, раздраженный.

— В таком случае пойди и целуйся с ней, а я уйду… Нет, я останусь.

— Дорогая, вы не правы, — трубила мадам Биорг, растерянно улыбаясь на все стороны. — Что я могу поделать, если она сама вторгается в мой дом. Но ведь я же хозяйка. Милая, вы должны это понимать.

Она звонко чмокнула ее в щеку и тотчас же пошла к Вере Николаевне.

Обе они пошли вперед.

— Нет, право же, она забавная, — услышал Колышко слова Веры Николаевны в дверях.

— Если ты скажешь с нею хоть слово, — говорила Сусанночка, близко глядя круглыми, выпученными, темными глазами в лицо Колышко, — я не посмотрю ни на что и порву с тобой. Ты назначаешь ей у себя свидание, а потом приходишь и обнимаешь меня. Ты это до сих пор скрывал от меня. Я видела по ее лицу, что у вас тесная дружба. Пойдем и за столом ты будешь сидеть рядом со мной.

В комнате оставались только они одни. Из двери к ним спешила мадам Биорг.

— Господа, — говорила она, подведя руки под жирный большой подбородок, — но ведь вы же должны понять, что Матвей управляет ее имениями, иначе разве я пустила бы к себе на порог эту нахалку, которая является без приглашения?

В дверях появилась горничная.

— Барыня, вам принесли от госпожи Симсон цветы.

Двое субъектов вносили огромную корзину сирени, темно-синих гиацинтов и еще каких-то лиловых цветов, всю увитую яркими шелковыми лиловыми лентами. Сусанночка теребила носовой платок. В первый раз за все время знакомства она была сейчас скорее противна Колышко.

…За столом среди женской половины общества преобладало насторожившееся молчание. Громко говорили мужчины. Можно было подумать, что это заседание сельскохозяйственного общества. Хозяйка старалась поддерживать общий разговор. Она восхваляла свой новый деревенский дом. Не всякий имеет возможность строиться по планам архитектора Колышко. Этот дом представляет из себя нечто вроде большой финляндской мызы. На будущей неделе, в четверг, они проведут там целый день, и только, к сожалению, нельзя остаться переночевать, потому что там нет постельного белья. Колышко увидит, с каким вкусом подобрана мебель. Там нет ничего излишнего. Она сама приобрела вещи в финляндском магазине. Всюду преобладает снаружи красный, а внутри белый цвет.

— В самом деле? — спросил звонкий голос Веры Николаевны.

Смеясь и вздрагивая худенькими плечами, она смотрела исподлобья, нагнувшись над тарелкой.

— Вы должны непременно меня взять с собою.

Биорг густо откашлялся. Можно было подумать, что ему что-то попало в горло.

— Матвей, — спросила его через стол жена, — рессоры у коляски выдержат по этой дороге троих седоков?…

— С трудом, — сказал Биорг.

Лицо его сделалось озабоченным. Он все еще никак не мог справиться с горлом.

— Нет-нет, — говорила Вера Николаевна, — я поеду.

Это уже был совершенный скандал. Колышко ловил на себе насмешливые взгляды.

— Вы не забыли, что пригласили меня? — спросила вызывающе Сусанночка.

Губы ее подергивались.

— Все, все уедем, — говорила хозяйка, — пожалуйста, господа, не волнуйтесь.

Колышко сказал:

— Да, но вопрос, буду ли в состоянии я поехать.

Биорги обменялись выразительным взглядом. Хозяин сказал:

— Мы перенесем нашу поездку на тот день, когда вы будете свободны.

Вера Николаевна громко смеялась. Она вела себя как расшалившаяся девочка. Глазами она просила у Колышко прощения: да, она ведет себя бестактно, но это только для него. Почему он ее отталкивает? Зачем он такой колючий и жеманный? Она влюблена в него просто и откровенно. Она не хочет никого решительно стесняться, она бросает вызов им всем, и в том числе и ему. Он за что-то дуется на нее, но тогда он пусть скажет, каких еще надобно ему жертв с ее стороны. Может быть, он хочет, чтобы она поцеловала ему руку при всех? Хорошо, она поцелует.