Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Вечером того дня Димитри чувствовал себя так гадко, что не знал, идти ли ему на урок. К несчастью, это была как раз пятница, на которую пришлось перенести урок с четверга, потраченного на встречу с комиссаром ОБСЕ. Но после утренних событий, продолжившихся дневными, князю было настолько плохо, что даже мысли об уроке вызывали у него тоску и стыд. "Диктатору не положено танцевать танго" - вспомнил он письмо человека из Аргентины. И вспомнив, решительно встал, выбрал одежду для урока, собрал волосы и перешел по порталу в зал. Полина уже была там, конечно. Взглянув на него, она приподняла бровь, открыла ноутбук и предложила ему посмотреть несколько роликов - "для воодушевления". Первый из них Димитри посмотрел с каким-то саднящим ощущением внутри вместо интереса. Заметив это, она нашла какие-то комические танго-выступления, и хотя он не смог сосредоточиться на картинке, это было по крайней мере не мучительно видеть. Начало четвертого ролика привлекло его случайно. Он решил, что видеотрек запущен по ошибке, и как раз хотел сказать об этом Полине. На экране двое рабочих несли и ставили на паркет стол под руководством какого-то немолодого мужчины. Димитри успел сказать "о!" - и вдруг увидел, что камера повернулась в сторону женщины, стоявшей за кадром. Он не поверил своей догадке, но пара действительно станцевала танго на чайном столе. Димитри спросил:

   - Долго ли этому учиться, Полина? - и вдруг заметил, что дышит полной грудью.

   Ее ответа он не запомнил и все, что она говорила, выслушал скорее как обещание, что все будет хорошо, чем как рассказ о том, что надо будет делать и в каком порядке. С этим он и ушел спать, не забыв обнять ее на прощание.

   Дейвин да Айгит тем вечером был на конфиденции у досточтимого Айдиша. До событий штормовой ночи, которые он планировал обсудить с досточтимым, разговор так и не дошел, потому что в него вмешалась лошадь. Звали ее, то есть его, Булька, или Булыжник, официально - Болид, и это была та самая сволочь, ссадившая графа на конюшне в девятнадцатом году. Гнедой поганец уже, наверное, забыл не только Дейвина, но и Женьку, которому благоволил и соглашался даже делать все положенные обученной лошади шаги и трюки. Дейвин даже не стал запоминать их названия, просто оценил всю разницу между поведением лошади под ним, случайным всадником, и с Женькой. Прошло восемь лет, конь - точнее, мерин - успел состариться, и в воскресном разговоре с Дейвином Женька посетовал, что Бульку собираются то ли усыпить, то ли сдать на мясо, а из Львова он ничего не может сделать, да и денег на покупку лошади у него сейчас нет. Надо же было так случиться, что директор как раз этой самой конюшни оказалась именно в тот день на Васильевском острове по своим делам. Разумеется, она не смогла выехать, потому что движение перекрыли, и пошла посмотреть, что там опять затеяли "гости". В отличие от коня, память у нее была хорошей, да и не часто аристократов саалан можно увидеть на конюшнях края. Пронаблюдав происходящее почти с начала и до конца, она пошла к заместителю наместника, вот так запросто приведенному когда-то к ней в конный клуб каскадером Женей, тогда уже давно не работавшим, но заезжавшим поддержать форму. И прямо там, представившись еще раз и убедившись, что ее помнят, попросила разрешения забрать с собой на конюшню хотя бы одного из казненных. Дейвин, сперва несколько шокированный простотой подхода, вдруг вспомнил и предложил ей ддайгский обычай "жизнь за жизнь". Она спросила, как это, и он назвал имя лошади, которую был согласен взять в обмен. Это как раз и был гнедой мерин Болид. Женщина согласилась и забрала кого-то из безымянных, сидевших на помосте. А Дейвин получил жизнь, ценную для его друга.

   - Так что, досточтимый, - закончил он, - у твоего выводка теперь будет живая лошадь для общения, правда, ездить на ней нельзя, по крайней мере пока. Зато можно кормить, выгуливать и лечить, и на зиму им точно хватит занятий, чтобы отстать от моих гвардейцев. Завтра я еду за этим гнедым мерзавцем, ждите и готовьте место.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   Айдиш в волнении сложил руки на груди.

   - Дейвин, это так мило, спасибо.

   Он был бы растроган неожиданной заботой обычно сухого и отстраненного графа даже и в любой другой день, настолько это было несвойственно да Айгиту. Но в тот день, не задавшийся у досточтимого Айдиша с утра, единственным проявлением человеческого участия к нему он оказался обязан именно тому, кого считал способен на подобный жест в последнюю очередь.

   Утро у директора школы началось с визита досточтимой Хайшен, появившейся сразу после линейки с целым ворохом вопросов, заданных раздраженным тоном, о местных традициях и ритуалах. Кроме самого содержания местной мистической традиции, ее интересовал ряд деталей организационного характера, например, что Академия делала здесь тринадцать лет, если события начала месяца оказались для досточтимых сюрпризом.

   Айдиш, представив перспективы расследования оценки работы двух экспедиций, предшествовавших объявлению открытого присутствия, судорожно сжал руки, чтобы они не дернулись к лицу по детской привычке, и рванулся спасать честь собратьев по обетам. Целых три удара сердца он потратил на то, чтобы прийти в нужное расположение духа для ответа. Все это время он смотрел на дознавателя с мягкой полуулыбкой человека, знающего ситуацию с самого ее начала. А получив в конце ее реплики раздраженную фразу: "Досточтимый, прекрати улыбаться мне, как конфиденту, и отвечай, наконец, хоть на какой-то вопрос!" - он собрался и заговорил.

   - Досточтимая сестра, при всей правоте твоих упреков, эта земля действительно абсолютно чиста - по сравнению с соседними и более дальними. Ничего лучше тут нет и быть не могло.

   Хайшен вдохнула, задержала выдох и посмотрела на него в упор.

   - Хайшен, я могу поклясться тебе под присягой, что тут вообще ничего нет - по сравнению даже с тем городом, где я натурализовался, Казанью. Я уж не буду упоминать про Екатеринбург или Кемерово. Ну, не считая вот этой военной темы. Но кто мог знать, что умершие смертные способны на такую, - Айдиш сокрушенно развел руками, - бурную активность?

   - Да, - согласилась она, успокаиваясь, - в этом ты прав. Мы не ждали такого и не были готовы. Но делом экспедиций и было выявление подобных сложностей. Так что мне очень интересно, Айдиш, что ты встретил там, где был? И с чем нужно было сравнивать эту землю, чтобы решить, что она чиста?

   Айдиш поднялся из-за стола, вышел из кабинета в приемную, дал знак не беспокоиться приподнявшемуся было секретарю и, достав из книжного шкафа толстый зеленый том с картинкой на обложке, вернулся с ним в кабинет.

   - Вот, возьми. Все это записано довольно недавно, всего сотню местных лет назад. С тех пор там спокойнее не стало, я проверил сам.

   Хайшен посмотрела на обложку лежащей перед ней книги. На обложке было написано: "Сказы. П.П.Бажов". Книга была очень толстой, настоятельница сразу поняла, что раньше чем через десять местных коротких дней она не сможет вернуть ее прочитанной. Она открыла том, не обратив внимания на картинку на обложке и прочла название первой истории: "Медной горы хозяйка". Решительно закрыв книгу, настоятельница взяла ее в руку и поднялась. Это чтение требовало одиночества и не терпело спешки.

   - Благодарю тебя, Айдиш. Ты отвечал на мои вопросы ответственно и добросовестно. Мы продолжим разговор, когда я буду готова, - сказала она, подходя к двери.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Распрощавшись с ней, Айдиш поставил локти на стол, опустил лицо в ладони и долго сидел, унимая дрожь в спине. Только что в его руках была судьба обеих экспедиций. И кажется, у него хватило силы не допустить ее падения. Когда он поднял голову на звук, в дверях стоял его секретарь.

   - Граф да Айгит пришел на конфиденцию, мастер.

   - Зови, - вздохнул Айдиш. - И принеси нам чай. Графу местный красный с лимоном, а мне завари ддайгский.