Георгий Владимов: бремя рыцарства - Светлана Шнитман-МакМиллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бранные рецензии, конечно, стараешься не принимать всерьез – если это не Богомолов, столь для меня неожиданный. Печально, что критика наша – убогая. В одном почтенном органе сказали, что для войны маловато у меня крови и гноя, в другом – обозвали автора «литературным власовцем» (но это, кажется, теперь комплимент?), в третьем «гудерианцем», пресмыкающимся перед немецкими бюргерами, любителями колбас и пива, будто у нас к этому национальное отвращение. Интересно, что еще ведомо критику о Германии?
Тронуло Ваше сочувствие к моей тяжелой потере[584] и к невозможности (пока) вернуться в Россию. Тут и «Букер» не помог (а была надежда!), хоть и позволил закончить роман. Ну, как будто ПЕН-клуб наш взялся квартиру выбить.
Кланяйтесь, пожалуйста, Наталии Дмитриевне. Берегите друг друга. Пожелаю здоровья, бодрости, завершения трудов.
Ваш Г. Владимов
Глава двадцать вторая
Возвращение
Когда я вернусь… А когда я вернусь?..
Александр Галич. Когда я вернусь
Ты – часть нашей драмы, нашей судьбы, без тебя нельзя. Речь не про то, где тебе жить: жить надо там, где ты живешь. Но – все, что ты думаешь и пишешь, – это часть нашей жизни, это нам нужно, жизненно нужно, здесь нужно…[585]
Лев Аннинский – Георгию Владимову
В России наступали большие перемены, и Владимов очень стремился на родину.
В мае 1990 года после семи лет отсутствия Георгий Николаевич с Наташей впервые поехали в Ленинград по приглашению неправительственной организации, международного общества «Гулливер». Эта поездка произвела на Владимова сильное впечатление, так как с наступлением перестройки жизнь совершенно переменилась. Его поразило количество людей, особенно пожилых женщин, которые старались продать мелочи, «пакетик чипсов», в надежде заработать хоть немножко денег. Он жил в «Астории», но почти все время встречался с друзьями и гулял по городу. Много времени проводил с Ильей Львовичем Белявским, с которым они вместе съездили на могилу Марии Оскаровны. Они разобрали ее бумаги, хранившиеся у Белявского. Среди них были письма, тетрадь лирических стихов, любовных – посвященных мужу, Николаю Волосевичу, нежнейших – сыну и внучке Марине, а также стихи, написанные в тюрьме. Там же были подборки ее газетных публикаций, документы и фотографии.
15 августа 1990-го Михаил Горбачев подписал Указ Президента СССР № 568 «Об отмене Указов Президиума Верховного Совета СССР о лишении гражданства СССР некоторых лиц, проживающих вне пределов СССР». В соответствии с пунктом 15 этого указа Георгию Владимову было возвращено советское гражданство.
Была возможность поехать на следующий год в Москву на Конгресс соотечественников, но Владимов предполагал, что одним из устроителей был НТС. И был обижен тем, что Наташа не была приглашена вместе с ним:
А в августе 1991-го я не поехал, потому что меня пригласили, а Наташу – нет. Я решил, что я не могу ездить, пока она одна в Германии сидит. И мне казалось это очень несправедливым. Она для правозащитного движения сделала больше многих, кто был приглашен. Но я очень пожалел потом, так как именно в 1991-м начался путч. Я мог бы там быть в это время, но пропустил историю (ГВ).
В начале 1990-х он очень интенсивно работал над романом «Генерал и его армия», мечтая, что это произведение станет главной вехой его возвращения в Россию. Он рассчитывал на получение квартиры в Москве и возможности жить на два дома, как его друзья В.П. Аксенов и В.Н. Войнович. Уже упоминалось, что опубликованный в 1994 году в «Знамени» журнальный вариант был выдвинут в 1995-м на Букеровскую премию и Владимов приглашен в Москву. Юз Алешковский предоставил в распоряжение Георгия Николаевича и Наташи свою квартиру на время их пребывания в столице. До последнего момента Владимов не был уверен в присуждении ему премии. Церемония состоялась 4 декабря 1995 года – он был объявлен лауреатом.
Получение Букеровской премии воспринималось как обратный перелет через время и пространство. Это была победа его литературного творчества над вынужденной эмиграцией, над одиночеством и изоляцией в чужой стране.
К профессиональной радости добавлялось возбуждение от важнейшего события в личной жизни: после двух десятилетий разлуки Владимов ожидал первой встречи со своей дочерью Мариной, близость с которой осветила теплом и любовью последние годы его жизни. В Москве они выпили на брудершафт – вся переписка до тех пор была очень формальной, на «вы».
Вскоре по приезде в Москву Наташа заболела и слегла с высокой температурой. Когда они вернулись в Германию, выяснилось, что у нее воспаление легких, которое она очень тяжело перенесла. В Нидернхаузене обеспокоенные врачи предлагали немедленное обследование, но Наташа категорически отказывалась. Как вскоре выяснилось, ее состояние было безнадежным, неоперабельный рак, от которого нет лечения. В течение двух лет она боролась с болезнью диетами, лекарствами и страстным детским желанием жить ради «своего Жорика».
Наталия Евгеньевна Кузнецова умерла 2 февраля 1997-го. Отбирая для похорон ее любимые вещи, Георгий Николаевич обнаружил, что в доме не было ни одной целой пары чулок. Красавица и кокетливая модница, Наташа аккуратненько зашивала их. Денег последние годы, особенно до Букера, было очень мало, и она потихоньку от мужа экономила, на чем и как могла. Это поразило и тронуло его до слез. Жизнь в Нидернхаузене в одиночестве без ее заботы, любви и преданности казалась совершенно непредставимой.
Похоронив Наташу рядом с Еленой Юльевной на кладбище поблизости от Нидернхаузена[586], Владимов с трудом приходил в себя. Он каждый день ездил на могилы, убирал снег, весной сажал цветы, сколотил скамеечку, иногда сидел и читал на ней, подремывал. Если не было дождя, он проводил на кладбище часть дня, иногда гуляя по окрестностям. Вернувшись в пустой дом, пил водку, чтобы смягчить боль и заснуть. Его мучило чувство вины перед Еленой Юльевной – он думал, что она прожила бы дольше, если бы он не сорвал ее с места[587]. Первые месяцы он был психологически в тяжелом состоянии. Я видела это, когда он дважды приезжал к нам в
