Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

— Если ты просишь защиты у ордена, ты должен понимать, брат Кайло — или мне следует отныне называть тебя «брат Бен»? — что, согласно кодексу, пути назад быть не может. Отныне и до конца дней ты будешь нашим магистром, а когда скончаешься, твое место в ордене займет твой сын. По праву крови и по закону братства. Мы присягнем тебе вновь, и сохраним видимость единства в рамках кодекса. Хотя, как ты уже заметил, братская любовь между нами давно умерла.

— Моя жена предана вере джедаев, и вам это известно, — возразил Бен. — В день нашей свадьбы я обещал, что не стану ей препятствовать.

— О твоей жене речи не идет, — вставил Терулло Рен. — Мы все видели, на что способна Рей ради своих устремлений — неважно, к Свету она стремится или якобы к Свету. Пусть так и будет, если только она сама не пожелает другого.

С остальным Бен не спорил. Не мог поспорить. Он сам уже избрал свой жизненный путь. Его сын… что ж, по крайней мере, ребенок, в отличие от него, будет под защитой ордена с самого рождения и не будет при этом оторван от семьи, от отца. А когда вырастет, пусть, как и Бен, самостоятельно решает, какой будет его судьба — уж что-что, а бунтовать против предопределения в его семейке умели лучше некуда! Стало быть, если рыцари не имеют претензий к Рей, дело можно было считать решенным, не так ли?

Да, все так. Однако на сердце у него было тяжело. В голове мелькала упрямая мысль, будто он сейчас поступает, как некогда поступил Люк Скайуокер с ним самим. Разве он делает правильно, обещая своего еще не родившегося сына ордену Рен? Сейчас, пока его ребенок растет в теле Рей, и даже сама Рей, возможно, еще не знает о нем, отец уже выбрал ему имя и определил его судьбу.

Рей едва ли одобрила бы такое. Да и он сам Бен… как он — тот, кто всю жизнь осуждал мать за то, что она решила его судьбу, не спросив его согласия, — может поступать настолько цинично?

Но с другой стороны, он не бросает сына в лапы Тьмы, как это сделал Люк. Он пытается обезопасить его, и только.

— Я принимаю ваши условия, — сказал он нарочно громко, желая поскорее оборвать этот совершенно неуместный спор с самим собой.

— Тогда, — изрек Мейлил с какой-то мрачной торжественностью, — с возвращением, магистр.

Кайло Рен — ведь отныне новый Бен Соло мог по праву называться новым Кайло Реном; тем самым Кайло Реном, каковым ему и полагалось быть с первого дня, когда он получил это имя? — спокойно кивнул.

— А сейчас, коль скоро я вновь ваш магистр, — сказал он, — я предлагаю помолиться, как мы молимся об умерших братьях.

— За кого? — изумились разом все четверо.

Кайло недоуменно приподнял бровь. Ответ казался ему очевидным. Пусть Тей и был предателем, но был он все же и рыцарем Рен — и оставался им до последнего вздоха. А значит, заслужил, чтобы его проводили с почестями, как полагается члену братства. К сожалению, у них не осталось его тела, которое можно было бы торжественно предать огню, а прах поместить в отдельную нишу в склепе. Но по крайней мере ничто не мешает им почтить его память молитвой.

— За ушедшего в Силу Рэмира Рена, которого мы привычно называли Теем. За урожденного Тодди Барра, сына Тайлеса Барра. Пусть его дух сольется с Силой и в смерти обретет свободу…

Рыцари с уважением склонили головы.

Комментарий к Глава XXXII

В этой главе сбывается наконец мечта Кайло учить Рей во всех смыслах. )))

========== Глава XXXIII ==========

Старательно подавляя дрожь в руках, Рей выключила двигатели и облегченно откинулась на спинку пилотского кресла. Вид бесконечных барханов, желтеющих по ту сторону лобового стекла, сам по себе вызывал у нее непроизвольный трепет.

Джакку. Вновь Джакку.

Ненавистная, грязная, жестокая, невыносимо смердящая безнадежностью помойка. Вот оно, то прошлое, от которого она бежала. Чего она никак не могла предвидеть, по крайней мере, с тех пор, как покинула малакорский храм — с тех пор, как тайна ее прошлого открылась ей самым удивительным и жутким образом, — так это того, что однажды ей придется возвратиться сюда.

Тем более, сейчас. Одной. Беременной.

Крифф!

На миг она закрыла лицо ладонями, судорожно потирая веки, как делают, чтобы прогнать тяжелое и тревожное наваждение.

Когда-то детская надежда на чудо намертво приковала Рей к Джакку. Цепи призрачных иллюзий стали для нее и злом, и благом — эти иллюзии пятнадцать лет помогали ей выживать, но они же держали ее, как рабыню, в этом проклятом месте, не давая сбежать. В детстве ей казалось, что однажды тайна ее происхождения должна раскрыться сама собой. Что родители просто прилетят за нею — и неважно, кто они и что заставило их бросить ребенка погибать в пустыне. Главное, что ненавистная навозная яма наконец останется позади. Но сейчас выходит ровно противоположное. Оказалось, что главная тайна ее жизни скрыта не где-то в далеких краях, на острове у океана. Она здесь. И чтобы разгадать ее Рей Соло вновь придется явиться к самому истоку своей, во всяком случае, обозримой истории.

Тяжело передвигая ноги, Рей миновала ворота аванпоста и направилась прямиком к лавке Ункара Платта. Пусть они расстались с бывшим работодателем не лучшим образом (а Ункар Платт не из тех, кто быстро забывает обиду), однако полтора года назад он слыл самым зажиточным воротилой к югу от Гоазоана. Всем известно, что в его лавке можно найти любое барахло, какое только душа пожелает.

А если Платт пожелает припомнить старую обиду… что ж, значит Рей не напрасно припрятала под складками плаща световой меч и бластер, когда-то подаренный Маз. Она не настолько безрассудна, чтобы соваться безоружной в хорошо знакомую ей клоаку. К тому же, она давно привыкла не расставаться с сейбером, как когда-то не расставалась с боевым посохом.

Кажется, за полтора года она успела порядком отвыкнуть от здешней жары и от смрада, наполняющего узкие улочки. Солнце беспощадно пекло, усиливая и без того невыносимую смесь запахов гнили, пота и испражнений животных — в основном, хаппаборов, которых некоторые местные жители использовали как ездовых или вьючных животных. Пару раз Рей чувствовала, что к горлу поступают рвотные позывы, но смогла удержаться, судорожно глотая слюну.

Откуда-то из тени очередного холщового, покрытого дырами навеса слышался требовательный плач младенца. Рей хорошо знала эти разрывающие душу звуки, от которых отчаянно хотелось закрыть руками уши. Пронзительный вопль голодного маленького существа не перепутать ни с чем.

У лавки привычно толпился народ. Мусорщики, нагруженные барахлом, словно стая голодных ворнскров, собрались у небольшого оконца, которое сейчас было закрыто — видно хозяин решил сделать перерыв, наплевав на толпу работников, к которым он всегда относился, словно к обычным попрошайкам.

Рей вспоминала, как она сама когда-то тащила утиль, найденный в пустыне, к этому самому оконцу. Как оттуда на нее смотрела бесформенная морда кролута и как Платт лениво ворочал языком, будто нарочно тянул время, чтобы поиздеваться над нею. Наконец раздавался вердикт — и владелец лавки протягивал ей заветные пайки. Пакеты с сублимированным хлебом, ради которых она трудилась по нескольку дней, с риском для жизни обшаривая старые корабли. После всех тягот эта скудная еда казалась даром провидения, хотя Рей знала, что «выручки» едва ли хватит даже на два дня…

Сила… сейчас Рей казалось, будто все это было вовсе не с нею. Словно в другой жизни или в каком-нибудь дурацком сне.

Мусорщики хмуро поглядывали на молодую женщину в чистой добротной одежде — на ней был плотный белый комбинезон и кожаный пояс с кобурой, плечи закрывал светло-серый плащ, падающий складками до самых икр, а на левом плече поблескивала стальная фибула; у бедра покачивалась широкая сумка. Их полные голодной зависти взгляды заставили Рей сполна ощутить, каково приходится сытому заезжему в этих местах — каково пришлось, например, девятнадцатилетнему Бену, когда он в одиночку сунулся на улицы Ниима. Они как будто раздевали ее глазами. И выворачивали на ней карманы.