Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Конечно, существовала вероятность, что кто-нибудь из гостей узнает Иоанну, ведь многие приближенные Ирода хорошо с ней знакомы. Правда, если узнавший не в курсе ее нынешнего положения. это даже к лучшему, дополнительная маскировка. Ну а если ему известно, что она больше не в свите?

В это время в коридоре появилась вереница слуг с подносами, направлявшихся в трапезную. Размышлять было некогда — Мария и Иоанна присоединились к ним.

От запаха яств у них едва не закружилась голова — тут были огурцы со сладким укропом, и виноград, и миндаль в винном соусе — множество вкусностей, которых им уже долгое время не доводилось пробовать. Однако женщины сжали губы, чтобы не потекли слюнки, и с деловитым видом вместе со всеми вошли в обеденный зал.

Возле мраморных, инкрустированных драгоценными камнями столиков было расставлено несколько низких диванов, на одном из них возлежали Антипа с Иродиадой, взятой в жены в нарушение Закона.

— Они здесь! — шепнула Иоанна, схватив Марию за запястье и дрожащей рукой торопливо опустив на лицо покрывало.

Слуги расставляли тарелки на низких столах перед правителями. Антипе еще не минуло пятидесяти, но выглядел он гораздо старше — сказывались заботы и постоянная бессонница. Иродиада, его жена, была красива особой, нервной и броской, красотой.

«Но стоила ли ее любовь убийства Иоанна Крестителя? — подумала Мария, — И в какой мере наслаждаются они своей пылкой страстью теперь? Оба ведь не молоды, и первый прилив желаний, скорее всего, схлынул. Схлынул слишком поздно для Иоанна Крестителя».

Антипа поднял крышку одного из блюд и покачал головой. Служанка быстро убрала его и поспешила к двери. Мария и Иоанна пристроились за ней.

«Иоанна оставила роскошный дворец, эту жизнь и своего мужа Хузу, — подумала Мария. — Жалеет ли она об этом? Какие чувства пробуждают в ней картины прошлого?»

На кухне повара хлопотали над следующей переменой блюд. Рыба раскладывалась на большие тарелки, устланные салатом, и украшалась луком-пореем и кружками репчатого лука, подать кушанье следовало не остывшим, но и не слишком горячим. На появление двух женщин никто не обратил внимания, а если бы и обратили, Иоанна знала жизнь двора достаточно хорошо, чтобы какой-нибудь вопрос застиг ее врасплох. Всех дворцовых слуг на кухне в лицо помнить не могли, а потому женщинам без разговоров вручили по подносу.

Чтобы не оказаться разоблаченной, Марии пришлось проследить за тем, как Иоанна подает блюдо на стол — это следовало делать в соответствии со строгими правилами. Подойти. Снять с подноса покрывало. Улыбнуться. Поклониться. Поставить блюдо на стол. Снова поклониться. Отступить. Сделав все как положено, они, однако, не убрались на кухню, а лишь отошли в дальний конец зала, в полумрак, где и затаились.

В зал вошел пожилой мужчина в красновато-коричневом одеянии, сопровождаемый человеком средних лет, с необыкновенно густыми черными бровями. Они устроились за столом Ирода и Иродиады, и между ними туг же завязалась оживленная беседа, сопровождаемая энергичной жестикуляцией.

— Это первосвященники, — прошептала Иоанна— Нынешний, Каиафа. и бывший, Анна. Я их узнала, благо видела обоих не один раз.

— Первосвященники здесь? — Мария удивилась; она почему-то думала что высший служитель Яхве все время проводит в храме.

Иоанна подавила смешок.

— Время от времени священникам приходится выслушивать указания своею господина. Хотя Антипа, конечно, в Иерусалиме не главный. Главный здесь Пилат. — Иоанна помедлила и добавила: — Анна приходится Каиафе тестем, так что, как видишь, храм у них — семейное предприятие. И мозг этого предприятия — Анна. Каиафа человек недалекий, что Анна ему скажет, то и делает.

— Нам бы поближе подобраться, — сказала Мария. Оттуда, где они стояли, ничего не было слышно.

— Сейчас нельзя, но потом подберемся. Они поедят и перейдут в приемную. Пойдем. — Она увлекла Марию за собой.

Помещение для приемов представляло собой просторный зал с высокими сводами и позолоченными деревянными панелями. Окна выходили на две стороны — на храмовую гору и на оживленные улицы богатого квартала Иерусалима.

Мария с Иоанной скромно встали у стены, как подобает ждущим распоряжений служанкам, и вовремя — вскоре, как и было предсказано, в комнату размеренным шагом, волоча за собой мантии, вступила царская чета в сопровождении Каиафы и хитроумного старого Анны. Но когда в помещение вступил еще и Иуда, обе они едва устояли на ногах!

Появилась еще одна служанка, принесшая на подносе кубки. Гости потянулись за вином.

Иуда! Иуда, облаченный в великолепный синий хитон (Мария и Иоанна ни разу не видели, чтобы он так наряжался в обществе Иисуса), потягивал вино, улыбался и вел беседу с царем, царицей и двумя первосвященниками. Похоже, он чувствовал себя как дома и, судя по поведению власть имущих, был для них желанным гостем.

У Марии подгибались колени, она уставилась на него, не в силах отвести глаз. Иуда! Ученик, сподвижник из ближнего круга Иисуса здесь, с этими людьми!

Царь и его приближенные улыбались, кивали, толковали о чем-то своем. Марии и Иоанне не удавалось уловить смысл их разговора. Для этого следовало подойти поближе. Они переглянулись, проверили, хорошо ли прикрыты их лица, и двинулись вперед.

Подхватив со столика кувшин, Мария скользнула к беседующей компании.

— Не угодно ли вина? — услужливо спросила она, склонив голову и изменив голос.

При этом она так тряслась от страха быть разоблаченной, что чуть не пролила вино.

Иуда повернулся к ней с той же улыбкой и, кивнув, подставил кубок. Мария дрожащей рукой наполнила его. Все обошлось. Иуда посмотрел на служанку, как на пустое место, без каких-либо признаков узнавания.

«Пусть пьет! — подумала она. — Пусть напьется, пусть у него развяжется язык, и он выболтает, что у него на уме!»

Взглянуть ему в глаза, в эти странно изменившиеся глаза Мария не смела, опасаясь разоблачения, хотя очень хотела увидеть то, что затаилось там.

— Хватит, мы сыты им по горло, — ворчливо заявил Анна, — Пора кончать!

— Еще вина?

На сей раз вопрос задала Иоанна. И снова кивок в знак согласия. Янтарное вино заструилось в кубок.

— Все очень просто, — заявил Каиафа, подняв кустистые брови. — Схватить его, и весь разговор.

— На каком основании? Пару дней назад у тебя была такая возможность, из-за того переполоха в храме. Но ты ее упустил, а больше он тебе такого удобного повода не даст, — заявил Иуда, в голосе которого звучала досада. — Он умен. Он хорошо знает, что нужно делать и как далеко можно зайти.

— Нет оснований? Значит, мы их создадим, — буркнул Каиафа.

— Ты осел! — одернул первосвященника тесть. — Это сыграет на руку римлянам. Стоит им заподозрить какие-то тайные интриги, и они обратят это против нас.

— Насчет римлян не беспокойся, — упрямо возразил Каиафа. — Этот человек подвергает опасности наш народ, уничтожает то шаткое согласие, которое существует между нами и римлянами. Его учение подстрекает к неповиновению. Нельзя позволить ему проповедовать и дальше.

— Каиафа, ты меня удивляешь, — сказал Анна. — Оказывается, ты иногда способен думать, — Он взглянул на Иуду. — Вся беда в том, что он слишком популярен. Люди забывчивы и непостоянны, пошумят, поохают и забудут его, как забыли многих других проповедников. Но сейчас… ты видел, какие толпы собираются вокруг него в храме, и знаешь, чем сопровождался его шутовской въезд в Иерусалим. Если мы схватим его на глазах у людей, возникнут беспорядки. Взять его, бесспорно, надо. Но тихо. Не прилюдно. Для этого ты нам и нужен.

— Как раз это я вам и предлагаю, — совершенно спокойно сказал Иуда, лишь едва слышное шарканье ногой выдавало его нервозность. Я могу привести вас к нему, когда он будет один… ну, не совсем один, но в окружении лишь кучки учеников. Я сам из их числа, мне известны все их излюбленные места. Обещаю, что вы сможете сделать все без шума и лишних свидетелей — Он говорил тонким, высоким голосом, каким никогда не разговаривал прежде.

— Очень хорошо! — кивнул Анна.

— Раз «очень хорошо», то я рассчитываю и на очень хорошую награду.

— Десять сребреников, — высокомерно заявил Каиафа.

Иуда рассмеялся.

— Двадцать! — Каиафа поднял руки ладонями вверх, призывая присутствующих оценить его щедрость. — Сребреников. Тирских сребреников!

Иуда уныло покачал головой.

— Я разочарован, уважаемые, — промолвил он. — Я предлагаю нечто бесценное, а вы пытаетесь сэкономить.

— Тридцать! — властно заявил Анна. — Но это последнее слово!

— Маловато, — пробормотал Иуда, повернувшись к нему.

— Бери или уходи. В конце концов, все, что ты предлагаешь, — возможность схватить его тайно. Мы можем сделать это явно и бесплатно.