Пылающий берег - Уилбур Смит

Сантен вдруг обнаружила, что ситуация необъяснимым образом захватила ее. Она нутром ощущала, что возбуждение кобылицы все возрастает, особенно, как ни парадоксально, из-за «неохоты» подпускать поклонника. А того это раздражало, и он неотступно кружил возле зебры. Наконец она сдалась и встала как вкопанная, задрав хвост, жеребец нежно ткнул под него своим хвостом. Молодая женщина почувствовала, что ее собственное напряжение достигло предела. Когда же жеребец взгромоздился на зебру, глубоко вонзив в нее свой длинный черный отросток, Сантен охватила дрожь. Чтобы унять, пришлось до боли сжать колени.

В ту ночь в грубо залатанном убежище возле горячего подземного источника ей снился Мишель, их старый сарай у северного поля. Она пробудилась от ощущения страшного одиночества и абсолютной безрадостности своего существования. Оно не отступило и тогда, когда она прижала к себе Шаса и почувствовала, как он требовательно тычется носиком в грудь. Настроение глубокой подавленности не отпускало Сантен. Временами ей начинало казаться, что высокие скалистые стены, окружавшие впадину, смыкаются вокруг еще плотнее и ей нечем дышать. Однако прошло еще целых четыре дня, прежде чем она смогла упросить Х-ани снова отправиться за пределы долины на открытое пространство.

Сантен высматривала стадо зебр, пока пробирались сквозь лес, однако на этот раз все вокруг казалось странно вымершим. Даже та дичь, что попадалась им издали на глаза, моментально поддавалась тревоге, прыткие животные исчезали при первом появлении человека.

— Там что-то есть, — пробормотала Х-ани, пока они прятались в тени от полуденного жара. — Я не знаю, что это, но дикие существа это тоже чуют. Нэм Чайлд, мне как-то не по себе, нам лучше вернуться в долину, чтобы я могла посоветоваться с О-хва. Он лучше меня разбирается в таких вещах.

— О-о, Х-ани, не сейчас, — умоляла Сантен. — Давай побудем здесь еще немного. Я так хорошо себя здесь чувствую.

— А мне не нравится, что происходит вокруг, — стояла та на своем.

— Но пчелы… — Сантен нашла оправдание. — Мы не сможем пройти по тоннелю до наступления темноты.

И хотя Х-ани хмурилась и ворчала, она в конце концов поддалась на уговоры.

— И все-таки послушай старую женщину. Там что-то не так, там что-то плохое. — Снова понюхала воздух, и ни одна из них не смогла заснуть во время дневного отдыха.

Х-ани взяла Шаса из рук Сантен, как только тот поел.

— Он так быстро растет, — прошептала она. В ясных темных глазах мелькнула тень сожаления. — Как бы я хотела увидеть его, когда он вырастет и будет высоким и крепким, как дерево мопани.

— Ты увидишь, старейшая. Ты доживешь до той поры, когда он станет мужчиной.

Х-ани не смотрела на Сантен.

— Вы уйдете оба, и очень скоро. Я это чувствую. Вы вернетесь к своему народу. — Голос охрип от горечи. — Вы уйдете, и когда вы сделаете это, для этой старой женщины уже ничего в жизни не останется.

— Нет, старейшая. — Сантен взяла руку бушменки в свою. — Возможно, нам придется однажды уйти. Но мы вернемся к вам. Я даю тебе слово.

Х-ани тихонько высвободила руку и, по-прежнему не поднимая взгляда, сказала:

— Жара спала.

Они пробирались назад к горе, держась друг от друга на расстоянии, лишь бы не упускать из виду, за исключением тех участков, где мешали густые заросли. Сантен уже по привычке болтала со своим спящим сыном, по-прежнему по-французски, чтобы он впитывал в себя эту речь, а для нее самой была хорошая тренировка.

Уже почти достигли скользкого каменистого склона у подножия скал, когда Сантен увидела свежие следы копыт зебры, отпечатавшиеся глубоко в мягкой земле. Благодаря урокам Х-ани, наблюдательность ее развилась необычайно, да к тому же О-хва научил читать следы легко и быстро. В этих следах было что-то, что озадачило.

Они бежали рядом, словно животных специально запрягли в одну упряжь. Сантен переложила Шаса на другой бок и огляделась по сторонам, чтобы осмотреть следы как можно тщательнее.

Она остановилась так резко, что встревожила малыша, и он протестующе запищал. А Сантен стояла парализованная, не сводя глаз с отпечатков копыт, все еще не в состоянии усвоить то, что видела. Затем, так же внезапно, как остановилась, кинулась с места, охваченная бурей эмоций и чувств. Теперь она понимала, почему дикие звери были так неспокойны, почему предчувствия Х-ани подсказывали, что рядом было зло. Сантен тоже задрожала от страха, но к нему примешивались также радость, растерянность и неописуемое волнение.

— Шаса, это не отпечатки копыт зебры. Это наездники на лошадях. Шаса, цивилизованные люди, которые скачут на лошадях, подкованных железом!

На цепочке следов она действительно разглядела, что на копытах были железные подковы. Такое казалось абсолютно невозможным. Только не здесь, не в этой дикой глуши.

Руки Сантен инстинктивно протянулись к разрезу на полотняной накидке, которую она носила на плечах и под которой бесстыдно торчали полные груди. Прикрыв его, в страхе огляделась вокруг. Живя с бушменами, она привыкла смотреть на обнаженное тело как нечто совершенно естественное, но сейчас с ужасом поняла, что юбка у нее высоко задирается на длинных, стройных бедрах, и вдруг застыдилась.

Отпрянула от отпечатков, словно на нее уже показали пальцем.

— Человек, цивилизованный человек, — повторила она. В тот же миг в памяти возник образ Мишеля. И страстное желание вырваться на свободу пересилило стыд.

Она Подползла к следу снова, жадно всматриваясь в отпечатки, не в состоянии заставить себя дотронуться до них, боясь, как бы это не оказалось сном.

След был совсем свежим, таким свежим, что, пока она вглядывалась в него, один, яркий, осыпался, растекаясь тоненькими струйками высохшего песка.

— Час назад, Шаса, они проехали здесь, всего час назад, не больше.

Похоже, наездники вели, своих лошадей, двигаясь со скоростью меньше пяти миль в час.

— Всего в пяти милях от нас в этот самый момент находится цивилизованный человек, Шаса.

Сантен вскочила на ноги и побежала вдоль линии следов, потом снова остановилась, опустившись на колени. Раньше даже не заметила бы это — без уроков О-хва она была просто слепой, сейчас сразу увидела чужеродный металлический предмет, валявшийся в пучке сухой травы, хотя он и был размером с ноготь.

Подобранный предмет лежал у нее на ладони. Это была тусклая латунная пуговица, военная пуговица с чеканным гербом, оторванная нитка до сих пор торчала из дырки.

Сантен не сводила с нее глаз, словно это был бесценный бриллиант. На ней были изображены единорог и антилопа, позади щит, а внизу лента с девизом.

— «Ex Unitate Vires», — вслух прочла Сантен. Точно такие пуговицы она видела на форме генерала Шона Кортни, только у него они были начищены до блеска. «Сила в Союзе». Это был герб Южно-Африканского Союза.