Впереди идущие - Алексей Новиков

Она ужасно испугалась, когда Иван Иванович загорелся мыслью ехать на лето к Толстому. Ведь такое же приглашение получил и Некрасов.

– Я не поеду, – с необычной резкостью объявила Авдотья Яковлевна. – Кому нужно это утомительное путешествие?

– Да почему же не поехать? – удивился Иван Иванович. У него были свои замыслы. Он собирался засесть в деревне за работу. В Петербурге нет возможности сосредоточиться. Кстати сказать, сюжет его нового произведения тоже связан с жизнью поместного дворянства.

О будущей своей работе в казанской глуши Иван Иванович стал говорить едва ли не каждый день. Тогда Авдотья Яковлевна потребовала самой пустяковой жертвы от Некрасова: пусть откажется от охотничьей эскапады; право, у него найдутся дела посерьезнее.

Некрасов пристально на нее поглядел.

– Я вынужден сделать важное признание, Авдотья Яковлевна. Если я поеду в Казань, то не для охоты.

Он рассказал о своих надеждах, которые связывал с Толстым. Мысли о будущем журнале были так дороги ему и так важны, что Авдотья Яковлевна растерялась еще больше.

А чего же, собственно говоря, было бояться Авдотье Яковлевне? Ведь знал Некрасов, что его чувство безнадежно. Именно об этом она говорила ему много раз. Правда, дружбу, большую человеческую дружбу, она обещала сохранить ему навсегда. После этого Некрасов и уехал с Белинским в Москву. Панаевы отправились следом.

В Москве все, казалось, шло хорошо… если бы все не началось сызнова. Авдотья Яковлевна еще нашла в себе силы сказать Некрасову:

– Вы не должны, вы не можете ехать к Толстому!..

Именно так сказала Авдотья Яковлевна и вдруг ощутила, что предательские слезы застилают ей глаза. Попалась, как глупая, взбалмошная девчонка! Ох как корила потом она себя за слабость, которой он стал невольным свидетелем.

Не кто другой, как Иван Иванович, принес после этого новость:

– Что случилось с Некрасовым? «Не поеду, говорит, к Толстому. Дела зовут в Петербург». Никак не ожидал таких капризов! Сделай милость, попробуй его уговорить.

Авдотья Яковлевна взглянула на мужа. Ничего не понимает Иван Иванович! Надо же было стать такими далекими друг другу! А еще страшнее мысль, что и всегда они были чужими. «Ты понимаешь, что может произойти!» – хотела закричать Авдотья Яковлевна, но вместо того сказала спокойно:

– Изволь, я сделаю, как ты хочешь.

Нелегко оказалось объяснить Некрасову, что было с ней во время их недавней встречи. Авдотья Яковлевна сослалась на нервы. Только о слабости своей, открывшейся ему, ничего не сказала. Еще истолкует как надежду для себя. А надежды нет и быть не может. Пусть еще раз поймет это Николай Алексеевич.

В Новоспасском Авдотья Яковлевна было и совсем успокоилась. Некрасов не искал ее общества, он, может быть, даже нарочито избегал ее и делал это с таким усердием, которого никто от него не требовал.

Николай Алексеевич занялся охотой. А по вечерам, когда освобождался от своих хлопот Толстой, подолгу ходил с ним по главной аллее парка, ведущей к дому. Разговор шел о журнальных делах. Некрасов рассказывал о положении, создавшемся после ухода Белинского из «Отечественных записок». Все благоприятствует рождению нового журнала, свободного от опеки торгаша-либерала, подобного Краевскому. Некрасов говорил о верных тысячах подписчиков, которые с восторгом встретят журнал, руководимый Белинским. Он подробно перечислял молодые литературные силы, выросшие в Петербурге и в Москве.

– А кто мог бы стать редактором? – спрашивал Толстой.

– Панаев.

– Иван Иванович?! – Григорий Михайлович так удивился, что даже остановился посреди аллеи.

– У Ивана Ивановича наиболее благоприятная репутация из всех наших в глазах властей, – объяснил Некрасов. – Но, разумеется, вдохновителем журнала будет Белинский. И мы бы впряглись всей артелью. Без похвальбы скажу: я приобрел опыт в издательском деле.

На следующий вечер хождение по главной аллее возобновилось. Григорий Михайлович узнавал любопытные подробности. Оказывается, нельзя получить разрешение на издание нового журнала. Уже много лет назад император начертал резолюцию: «И без того много». Долго не мог поверить этому Григорий Михайлович. А Некрасов рассказывал, как можно обойти царскую резолюцию: тому, кто хочет издавать новый журнал, можно перекупить какое-нибудь издание, едва влачащее существование.

– И много среди журналов таких мертвецов?

– Если поискать, найдутся, – отвечал Некрасов. – Ни подписчики их не беспокоят, ни им до подписчиков дела нет. Существуют, так сказать, для препровождения времени.

– Как же постигнуть иностранцам наши российские дела?! – воскликнул просвещенный казанский помещик. – Однако нам пора поспешить к ужину. Не будем заставлять ждать очаровательную Авдотью Яковлевну.

Собеседники пошли к дому.

– А сколько денег, к примеру, требуется для журнала? – спросил Григорий Михайлович. – Имею в виду – на первое время.

– Тысяч пятьдесят…

– Ой, многонько! – покачал головой Толстой.

Глава девятая

Авдотья Яковлевна сидела в беседке с книгой в руках, но не читала, смотрела на светлые просторы полей, убегавших к лесу. Неподалеку послышались шаги. Она хорошо знала, кто ходит так уверенно и быстро..

Когда в беседку вошел Некрасов, Авдотья Яковлевна была, по-видимому, увлечена чтением и с трудом оторвалась от книги.

– Как здесь хорошо! – сказала она, оглядывая дали.

– Идиллия в картинах, – коротко отвечал Некрасов.

– Но здесь не страдают те, кого жизнь обрекла неволе.

Авдотья Яковлевна не знала, зачем он нарушил ее уединение.

Во всяком случае будет лучше, если она возьмет разговор в свои руки.

– В давние годы, – продолжала Авдотья Яковлевна, – мне как-то привелось побывать с Иваном Ивановичем в здешней губернии при дележе имения, доставшегося Панаеву вместе с другими наследниками. Никогда не забуду, что я увидела. Семьи крестьян делились вразбивку между новыми хозяевами. Вопли несчастных раздавались с утра до ночи. Мне казалось, что я попала в ад. Как я была благодарна Ивану Ивановичу за то, что он, презрев свои выгоды, уклонился от участия в сборищах алчных наследников! Он умеет быть великодушным… – Панаева помолчала. – Вот и теперь я с удовольствием наблюдаю, как мудро печется о крестьянах Григорий Михайлович. Не правда ли?

– Мужики думают, вероятно, иначе. Рая и здесь нет, коли есть неволя. Вы загляните в соседние имения – там каково? Порядки, заведенные Толстым, ничего не изменили и не могут изменить на расстоянии даже десяти ближайших верст. Да и здесь непрочно крестьянское благополучие. Представьте, Толстой продаст имение. Кто придет на смену? Где бы я ни был, хорошо помню жизнь в отчем Грешневе. А грешневскими порядками полнится Россия.