Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

— Ты до сих пор не осмотрела дом? Он выглядел оскорбленным.

— У меня не было на это времени, — сказала она. — Я приехала, и тут же возникли проблемы с рабами. Я хочу заменить их завтра, римлянин. Потом я пошла осмотреть сад, и тут из соседней виллы вышла женщина, подруга императрицы. — Зенобия беспомощно пожала плечами. — Я вообще не видела дома. Я не думала, что ты приедешь так быстро.

— Я ушел с игр вскоре после тебя, богиня. Без тебя мне стало скучно. Мне пришлось проводить императрицу до палатинского дворца, — Тебе следовало остаться с ней, римлянин. Она больна. Даже я вижу, что ей недолго осталось жить. И она любит тебя. Как же ты можешь покидать ее?

— Ульпия — жена солдата. Она привыкла к одиночеству.

— Из-за того, что она жена солдата, ей ничуть не легче выносить отсутствие мужчины, которого она любит. Она приняла свой жребий, но как ей, должно быть, больно, римлянин! Как ты жесток!

Он приблизился к ней и схватил ее за руки.

— Я не буду жесток к тебе, богиня. Единственное, что я хочу, — это любить тебя. Почему бы и тебе не полюбить меня, любимая?

Любимая! Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, которые тут же увлажнили ее глаза.

— Я уже говорила тебе прежде, римлянин, что больше никогда не доверюсь ни одному мужчине. Будь доволен тем, что владеешь моим телом. Это единственное, что я могу дать тебе.

— Но ты никогда не даешь, Зенобия, — сказал Аврелиан. — Мне всегда приходится брать с боем! Даже сейчас ты ста» рвешься ожесточить себя перед нападением, которое, как ты предполагаешь, вот-вот последует.

Он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.

— Я хотел бы, богиня, чтобы хотя бы один раз твой поцелуй был добровольным, чтобы он был вдохновлен не вожделением, а любовью!

— Никогда! — спокойно ответила она.

— Тогда мне придется взять у тебя все, что я могу получить, богиня, — сказал он, и его губы прижались к ее губам в неистовом и властном поцелуе.

Зенобия исступленно задрожала, а потом, к изумлению их обоих, Заплакала, всхлипывая от невыносимых страданий. Все мучения, пережитые ею в последние месяцы, сотрясали теперь ее тело. Ужасное разрушение Пальмиры, расставание с Вабой и Флавией, смерть Аомгина, потеря Деметрия — все это изливалось наружу, и она была не в силах остановиться. Она устала от борьбы, устала от ответственности, смертельно устала. Впервые в жизни Зенобия хотела освободиться от всего этого. Ей хотелось, чтобы о ней заботились.

Он прочитал это на ее лице, в ее глазах и понял, что теперь, если он будет вести себя умно, он сможет добиться от нее того, чего Всегда хотел добиться. Сейчас она такая уязвимая, он никогда не видел ее такой. Аврелиан нежно обнял ее и погладил ее блестящие темные волосы.

— Ну, ну, любимая, — утешал он ее, — ну, моя прекрасная богиня! Не плачь, моя любовь, не плачь!

Он взял ее лицо в ладони и, наклонившись, снова поцеловал в губы, но на этот раз с нежностью. Он целовал ее закрытые деки, щеки, нос, подбородок, а потом еще раз поцеловал в губы. Однако на этот раз его губы были более требовательными, и, к его радости, она ответила ему поцелуем — не из-за вожделения, а потому, что это было ей необходимо.

Он поднял ее на руки, и она, все еще всхлипывая, прильнула к его плечу. Твердыми шагами он прошел через внутренний садик и вошел в атрий дома. Увидев их, Баб в отчаянии всплеснула руками, но суровый взгляд императора предупредил ее, чтобы она молчала. Он поднялся по ступенькам на второй этаж и вошел в спальню Зенобии, располагавшуюся в конце коридора.

Он осторожно положил ее на постель и сел возле нее.

— Не могу выносить, когда ты плачешь, — тихо сказал он — Скажи мне, чего ты хочешь от меня, Зенобия! Я пойду на все, но сделаю тебя счастливой!

Но она продолжала плакать, теперь уже тише, всхлипывая время от времени. Протянув руку, он погладил ее, и она зашептала что-то от робкого наслаждения, которое еще больше заинтриговало его. Он осторожно снял ее драгоценное ожерелье, браслеты в виде змей и серьги. Потом медленно расстегнул и снял сандалии и стал массировать ее ступни, пока она чуть ли не замурлыкала от удовольствия. Плавными, неторопливыми движениями он поднял ее белый шелковый каласирис и обнажил длинные золотистые ноги, гладкие бедра, приятно округлый живот, соблазнительные груди Потом каласирис легко соскользнул с головы и рук Зенобии, и император небрежно швырнул его на пол возле кровати.

Он склонился к ней и поцеловал обе ее груди, отчего ее соски сделались упругими. Когда он поднял голову, то увидел, что она смотрит на него. Ее глаза были широко раскрыты и влажны от слез, ресницы слиплись, а губы дрожали. Потом она произнесла так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать ее слова:

— Люби меня, римлянин! Пожалуйста, люби меня, сделай так, чтобы мне стало лучше! Я не могу больше выносить эти страдания!

— А ты будешь любить меня, богиня, или возьмешь то, что я тебе даю? — тихо спросил он.

— Я постараюсь! Только избавь меня от этих страданий! — ответила она.

Он встал и медленно снял с себя одежду, ни на минуту не отрывая от нее своего страстного взгляда. Он мог бы наброситься на нее, словно зверь на беспомощного ягненка, так как испытывал сильнейшее желание и, кроме того, опасался, что она может неожиданно оттолкнуть его. Он напряг всю свою огромную силу воли и двигался медленно и спокойно. Вернувшись к ее ложу, он лег возле нее и взял ее за руку.

— Я влюбился с того самого мгновения, когда впервые увидел тебя, Зенобия. Я люблю тебя, моя прекрасная богиня, а я еще никогда не говорил этих слов ни одной женщине. Когда Ульпия оставит этот мир, ты станешь моей женой, и я сделаю тебя царицей могучей Римской империи, не маленького ее кусочка, а всей империи, которая простирается от Персии до самых дальних аванпостов в дикой Британии. Ты — редкий и совершенный драгоценный камень, моя любимая, и теперь ты только моя! Я сделаю тебя счастливой, Зенобия, клянусь всеми богами! Если только ты позволишь мне, я сделаю тебя счастливейшей из всех живущих на земле женщин!

Он приподнялся на локте и посмотрел на нее сверху вниз. Ее глаза были закрыты, но он знал, — она слышит его.

— Я хочу, чтобы ты отдавалась мне, богиня, — тихо сказал он, лег и стал ждать.

В течение нескольких очень долгих минут они лежали бок о бок. Потом она приподнялась, наклонилась к нему и прильнула к его губам в нежном поцелуе. Он протянул к ней руки и поднял ее. Она села на его бедра. Зенобия покраснела, кровь бросилась ей в лицо, и ее бледно-золотистые щеки покрылись нежно-абрикосовым румянцем. Пора ее девичества давно уже миновала, и все же она чувствовала себя неискушенной и робкой. Она не знала точно, чего же он ждет от нее.