Коромысло Дьявола - Иван Катавасов

Причем, изящно и романтически выражаясь, инициативу и всегдашнюю склонность к беспорядочным интимным контактам она приписывает Филиппу. «Ничтоже сумняшеся, истинно Евина дщерь блудлива!»

Ветхозаветную житейскую мудрость он прекрасно понимал, любимой девушке стратегически не перечил и тактически ей уступал. Пусть и не всегда охотно. Потому что знал: изрядно хуже, ежели мужчина неумеренно разгорячен, а женщина по жизни холодна, несправедливо упрекая его в противоположном и обратном.

— …Знаешь что, Фил, — задумчиво, с расстановкой сообщила ему Настя по дороге обратно в город по окончании неизбежной получасовой стоянки на опушке тенистого леса.

— Ты у меня, конечно, гигант, красавчик и счастливчик… Но сейчас тебе крупно не повезло. Ты не сможешь так часто со мной встречаться, как раньше…

— Ага! Из Америки летать сюда через день вряд ли получится, — иронически отозвался Филипп. — Кстати, завтра мне уже визу поставят янки-америкосы.

— Нет, ты не понял, — Настя иронии предпочла не заметить, сосредоточенно управляя джипом, — из Штатов ты через месяц ко мне стопудово вернешься.

Зато на этой неделе грозится приехать моя матильда из Азии и собирается нас плотненько пасти. Чуть ли не до веселого Рождества и счастливого Нового года. Дура тетка ей написала, что мы — тили-тили тесто жених и невеста.

— Счастье-то какое! Исайя, ликуй!

— Не смейся, Фил. Моя распрекрасная несравненная матильда намерена, я догадываюсь, быстренько устроить смотрины твоих родителей, не допустить преждевременного сватовства и моего раннего несчастливого замужества в студенческом мезальянсе. А также в первом семестре самолично оберегать меня и предостерегать от соблазнов новоявленного мне университетского бытия.

Настино саркастическое сообщение отнюдь не явилось для Филиппа долгожданным событием. Вроде бы намечалось: любящая мать со дня на день объявится, «из рака ноги», дабы обустроить единственную дочь в вузе. Легально и законно на платном отделении факультета международных отношений и бизнеса Белгосунивера.

Однако вторая новость оказалась умопомрачительно сногсшибательной. Настя универсально решилась пренебречь родительской волей. И переломить материнско-отцовские надежды через колено. Точнее, через локоть, как она выразительным жестом показала, на секунду оторвавшись от баранки.

— …Во им! Я в медакадемию документы подаю. Среднего проходного балла мне, Фил, без понтов хватает после гостестирования. Без балды пускай предки на лечфак для меня баксы и евро в жесть отстегивают…

Отдав дань жаргонным словечкам, Настя перешла на более для нее привычный интеллигентный язык начитанной и книжной девочки:

— Ты у нас, Фил, отменно чудный педагог. Так я буду, не извольте сомневаться, сударь, чудесным доктором-педиатром…

«Слава Богу не акушером-гинекологом!!!

Боже милосердный, помогай юным матерям при первых родах! Ибо неразумные плоды наслаждений земных не ведают, что и кто их спасает…»

Ко вторнику все про все, произошедшее в ночь с субботы на воскресенье, Филипп постарался начисто стереть в кратковременной человеческой памяти. «Душевного спокойствия ради, в мирской ипостаси, судари мои».

В то же время апостолический инквизитор-харизматик, духовно и бессрочно пребывающий в нем, ничего не забывает, никого не прощает, покаянных словес не признает. Вероятно, в третьем круге посвящения рыцаря-неофита иначе быть не может.

«Прощение нам даруется куда реже благости или сочувствия», — вспомнил рыцарь Филипп вещие слова прецептора Павла. «Вестимо, сказал небрежно, будто не в строчку, как-то за ужином у Ники на даче. Значит, не просто так, а прорицал изречено…

Эх-ха, воздаяша за сокровенные силы и знания, за все хорошее, ох скучно, грустно… Сегодня хуже, чем вчера, а завтра совсем не лучше, чем оно было во вчерашний день…»

В понедельник пополудни, скорее ближе к вечеру Филиппу Ирнееву чуть взгрустнулось. Чисто по-человечески, в силу не чуждых любому из нас пессимистических чувств, время от времени без видимых предпосылок посещающих всех, кроме клинически жизнерадостных сангвиников-экстравертов.

Хотя, если подумать, одна-две или даже три внутренние причины немного меланхолически погрустить у Филиппа, право же, имелись.

О первой меланхолии насчет старой приятельницы Маньки ему вспоминать тогда не захотелось. Но о второй он не забыл: о том, как с утра ностальгически распрощался с заслуженной персональной «восьмеркой», передав ее, словно добра коня в поводу, другу Матвею. «Уходит то, к чему привыкаешь, убегает время, и мы меняемся вместе с ним. — Mutamur in illis…»

По второму или, смотря как считать, по третьему грустному пункту наш персонаж призадумался над устройством прощального вечера для друзей. Пусть расставаться им предстоит не надолго, до осени. Но что будет по окончании летних каникул со всеми ними в расположении судеб и жизнеописаний, никому не дано верно прогнозировать, предсказывать, прорицать, предполагать достоверно…

Тем не менее краткосрочно кое-что предполагается, если хорошая дружеская компания в последний вторник июня должна собраться ин плено. То бишь в кворуме и в декоруме на хате у Филиппа. Иначе говоря, в полном составе библейского общества включительно Джованни с Мариком.

Вот Фил Ирнеев и расстарался на славу окормить и гастрономически облагодетельствовать ближних своих. Подобно доброму пастырю, исключительно окормляющему благорасположенную паству. «Радуйтеся и веселитеся, благочестивыя. Покуда не пробил ваш последний час в юдоли земной».

Потому-то, так или иначе, коль скоро к нему на помощь прибыла Настя, а сам Филипп, начав священнодействовать, совершил омовение рук, надел фартук, ушли от него прочь грусть-тоска и пессимизм. В целом, без досадных частностей он пришел в прекраснейшее настроение. Оно неизменно его посещает, чуть только он оптимистично прикасается к провианту и провизии, подлежащим доведению до продовольственной и застольной готовности.

И вообще, в дурном расположении духа, в отвратном расположении тела и души никому и ни за что не следует трогать, лапать, мять, месить, рубить, нарезать, шинковать, измельчать то, что предназначено в кулинарном итоге для внутреннего человеческого употребления. Продвинутые медики и ученые диетологи нам плохого не рекомендуют и не советуют.

— …Прошу внимания, дамы и господа хорошие. В современной медицине, как и в квантовой физике, если не ошибаюсь, существует теория слабых взаимодействий, которая включает в себя принцип дополнительности, — по-докторски разглагольствовала за прощальным ужином у Филиппа Ирнеева студентка-медичка почти четвертого курса Мария Казимирская.