Колея к ржавому солнцу - Денис Воронин

Жека думает о том, как здорово это похоже на бабскую разборку из-за мужика на ретродискотеке в «Папанине». Может, он все-таки увидит женские бои? Впрочем, силы у соперниц неравны. Жека вспоминает наполненное трупами депо и Шара с пробитым ножом черепом.

– Лучше не лезь, – предостерегает он блондинку. – Кто, ты думаешь, людей в том депо покромсал? Всех четверых?

Сука блондинка разглядывает Жеку как насекомое, прищуривается и говорит Сталинграде:

– Ты тут на какие-то деньги собралась подняться? Ущерб мне возместишь?

В глазах Стальной Симпатии Жека читает изумление. Еще бы, думает он. И удивляется сам, когда… Когда вроде бы сидевший за стойкой «Ной» оказывается рядом с их столиком и надетым на руку блестящим кастетом тяжело бьет Сталинграду в висок.

Та теряет равновесие и валится с ног. Разлетевшиеся брызги крови смешиваются с пролитым кофе.

* * *

По версии «Ноя», вдруг оказавшегося опером, все было просто.

Блондинку он попросил подогнать к входу в «Пляжное» «лифан», Жеку – помочь затолкать в салон «китайца» оглушенную и едва стоящую на ногах Стальную Симпатию. Кто бы самому ему помог удержаться в вертикальном положении, подумал Жека, но сил спорить у него не нашлось. Он просто молча побрел позади опера, который вывел Сталинграду на улицу.

Выяснилось, что пурга внезапно утихла. Тучи продолжали куда-то спешить над их головами, но снег в них закончился. Ветер убрался подальше, наверх, запрятался на небесные антресоли. На том берегу высыпали на снег засидевшиеся в коттеджах турбазы люди, похожие на… На людей на экологически чистом снегу, только что доставленном прямо из Скандинавии или даже с Северного полюса. Кто-то особо резвый и нетерпеливый, хлестко разрывая свежую тишину треском двигателя, спешил к кафе, насквозь пронзая бухту на ярко-красном снегоходе. Похмелиться, что ли, захотелось в «Пляжном»?

Инга завозилась с зажиганием «лифана», а Жека и придерживающий будто впадающую в летаргический сон Сталинграду «Ной» притормозили возле дверей кафе, наблюдая за приближающимся снегоходом.

Снегоход лихо выскочил на берег. Сбросив скорость, подрулил к кафе. Приткнув свою «ямаху» возле «субарика», водитель заглушил двигатель и снял защитные очки с синими стеклами. Повернув к ним обветренный сухарь нестарого лица, пристально изучил троицу и с кривой усмешкой поздравил копа:

– С уловом!

– Ага, – кивнул опер. – На живца брали, если что… Идем!.. – добавил он, увидев, как «китаец» с Ингой за рулем наконец тронулся с места.

Он потянул Сталинграду за руки, скованные наручниками у нее за спиной. Девушка как пьяная мотнула головой, словно не понимая, с какой ноги пойти, и стала падать в снег.

– Держи ее! – крикнул «Ной» Жеке, но того хватило лишь на несмелую ватную попытку ухватить Сталинграду за рукав.

Девушка неуклюже рухнула под ноги оперу. Шевелясь раздавленной гусеницей, перевернулась на бок. Подтянув колени к груди, скрючилась в позе эмбриона. С лица, наполовину залитого кровью, жутко моргнул глаз.

– Мужики! – подался вперед рыбак. – Я все понимаю, но что вы с девкой-то делаете?

– Стой, где стоишь, – бросил ему коп. – Не мешай работать органам, своим и внутренних дел. А спрашивать, что с ней делаем, будешь у тех, кого эта гадина загасила. Четверых вчера вечером угандошила.

– Четверых? – рыбак недоверчиво опустил взгляд на замершую в снеге Сталинграду. – Как-то не верится…

– Тебе фамилии их назвать, чтобы ты поверил? – опер потянулся к девушке. – Так я забыл, как их звали. Одного только помню, потому что сам из Вятки. Вяткин Иван Валерьевич… – опер выпрямился навстречу резко шагнувшему в его сторону рыбаку. – Я же говорю тебе, стой, где стоишь!

Рыбак будто не услышал его. Остановившись в полутора метрах от «Ноя», он переспросил:

– Как ты сказал? Вяткин Иван?..

– Валерьевич, – прищурившись, закончил за него опер. – Знакомый твой?

– Брат, – потерянно произнес рыбак. – То-то и думаю, что собрались на рыбалку, он обещал подъехать позже, а теперь трубку не берет…

Он посмотрел на Сталинграду.

– Худой? – услышал Жека голос платиновой блондинки, подогнавшей наконец «лифан», куда ей приказал «Ной», и теперь выбравшейся из него.

– Инга? – удивился рыбак. – Ты что тут делаешь?

Блондинка по имени Инга не успела ответить, потому что Сталинграда обеими ногами ударила опера в область паха. Тот дурно и протяжно взвыл, будто ему там что-то порвали, и завалился в снег. Рыбак шагнул к Сталинграде, но та, вдруг оказавшись на ногах, двинула его лбом в лицо. Непонятно каким образом среагировав, рыбак успел уклониться от удара, нацеленного сломать ему переносицу. Сзади кто-то открыл дверь, и Сталинграда со скованными за спиной руками бросилась мимо оторопевшего Жеки и вышедшей на улицу Насти внутрь кафе.

– За ней давай! – захрипел рыбаку откуда-то снизу подбитый опер.

Рыбак и без его приказов рванулся за Стальной Симпатией.

– А ты чего смотришь, упорыш? Нашел себе цирк с конями! Давай тоже туда! – пытаясь подняться на ноги и морщась при этом от боли, крикнул Жеке «Ной».

Тот пожал плечами и, не особо торопясь, направился к дверям кафе. Вроде бы выполняя приказ копа, а на самом деле – просто подальше от этого сердитого мужика. И так-то Жеке не зашибись, а тут еще такие главнокомандующие…

– Подожди, – сказала Жеке Настя и первая вошла в кафе.

– Они туда побежали, – показал за стойку Тим.

– Оставайся с ним, пока он опять не вздумал свинтить куда-нибудь, – сказал Жека девушке, а сам неспешно обошел барную стойку и толкнул дверь с табличкой «Для персонала».

Смолкло за закрывшейся дверью радио. Запах кухни. Посуда на полках. Широкий стол. Напуганная работница кухни, женщина лет сорока пяти, пыталась вжаться в угол. Посреди прохода лежал стул. Висел на стене листок с расписанием каких-то дежурств на стене, а на залитом кровью полу валялось несколько разбитых тарелок и тяжелая на вид разделочная доска. Над бледнеющим с каждой секундой рыбаком, из широкой раны между шеей и ключицей которого густо сочилась кровь, склонился бармен.

– Чем она вообще держала этот нож? – проговорил он, судорожно зажимая ладонью рану рыбака.

– Зубами схватила, – тихо ответил рыбак. – Как в кино…

– Ты молчи! – сказал бармен. – И так кровью сейчас истечешь…

– Я худею…

Жека обогнул двух людей, один из которых вот-вот должен был стать пользованной человеческой фурнитурой, и через черный вход вышел на улицу.

Там снова разогнался ветер и сыпался снег, словно пытаясь растворить, спрятать фигуру удаляющейся девушки. Помочь ей сбежать. Только вот помогает ли хоть сколько-то колючая кокосовая стружка, летящая в глаза человеку, бегущему со скованными за спиной руками?

Сталинграда, временами оступаясь и делая неловкие движения, направлялась через бухту к турбазе. Жека вспомнил, как сам бежал через снежную целину, и почти ощутил