Колея к ржавому солнцу - Денис Воронин

– Мне и просить не пришлось бы, я же в розыске, – напомнил Жека.

Настя кивнула:

– Точно, я и забыла. Значит, когда вернемся в город, ты едешь к нам.

– К нам? – переспросил Жека, холодея. – К кому это «к нам»? Или лучше не говори…

– Я прилетела в Питер с Лукасом. Извини, что не сказала сразу… Не могла его оставить в Амстердаме совсем без денег. А дай ему хоть немного – сразу в покер спустит. Для этого принца датского нет дилеммы «ставить или не ставить». Лудоман гребаный!..

Оцепеневший Жека почти ее не слушал. А те слова, что он слышал, не вызывали у него никаких эмоций.

– Не вздумай сказать ему про деньги, – Настя кивнула на пакет. – Угораздило же меня с вами запутаться. Прямо Тангриснир и Тангниостр.

– Кто? – не понял Жека.

– Тангриснир и Тангниостр, – повторила девушка. – Скрежещущий Зубами и Скрипящий Зубами. Звери, возившие колесницу Тора.

– Что еще за звери?

– Козлы. Блин, ну а как вас еще назвать?..

Значит, козлы…

Дверь в кафе отворилась, и с морозной темени улицы в «Пляжное», пошатываясь, вошел, буквально вполз, Тим. Подойдя к столику, за которым сидели Настя и Жека, он вытер влажное не то от пота, не то от растаявшего снега лицо и произнес осипшим голосом:

– Пожалуйста, помогите… Я вам там ору-ору, а вы песни слушаете… Помогите ее дотащить…

43. Внизу страницы, мелким шрифтом

Июнь, тридцать один месяц назад

– Вот и всё, – шепотом заговорщика заканчивает Солдаткин. – А мы – все такие в белых перчатках не при делах. Зато при бабле. Немного отсиживаемся, потом делим и – можно тратить. Хочешь – лети в Крым, хочешь – на Канары. Кесарю – кесарево, Лазарю – Лазарево… Кредиты, сука, погашу. Тачилу точно возьму… – Солдаткин наклоняется над липким столом, обдает собеседника свежим перегаром и говорит, целя ему в грудь пальцем: – Да тут на все хватит, Максимка! Только представь, полжизни можно не работать…

Макс отводит глаза от плывущего лица Солдаткина. Оглядывает пустую забегаловку, где они засели, смотрит в окно. За пыльным стеклом будто кто-то разбодяжил сухое молоко. Середина июня, самый сок белых ночей. Не тех, что в Петербурге, туристических, а настоящих, когда не темнеет всю ночь.

Макс не знает, что впереди у него колея, ведущая горящим лесом к ржавому солнцу, три трупа на поляне, год отсидки в тюрьме и ледяные ночевки в выселенном доме. Не знает, что через несколько дней после его похорон Тим вернется домой, достанет с чердака однажды найденный в заросшем окопе под Выборгом «лахти Л-35», финский пистолет времен войны, поцелует бабушку и уедет, чтобы позже с оружием в руках спуститься в отсеки подводной лодки, когда та взорвется, обжигая небо других белых ночей. Ничего он не знает…

– Простой у тебя план, – Макс поворачивается к Солдаткину. – Это хорошо ведь, когда все просто, да?

Солдаткин неожиданно обижается.

– Простой? – чуть ли не кричит он, потом оборачивается, секунду смотрит на уставшую луноликую женщину за стойкой и резко переходит на шепот: – А ты попробуй-ка грохни человека! До смерти! Тогда и будешь говорить, что простой! А то… – Солдаткин залпом допивает водку, оглядывает пустое заведение и спрашивает: – Добавим еще?

– Давай, – примирительно кивает Макс. – По одной… Я только вот что не пойму. Зачем они везут налик в Финку, а?

– Так еб ты… – пьяно ухмыляется Солдаткин. – Не догоняешь ни хера, а лезешь… Европа. Понял? Из Чухляшки – в Дойчланд на пароме… Расширяют рынок сбыта.

– В каком смысле?

– «В каком смысле?» – передразнивает Макса Солдаткин с таким лицом, будто не жуя проглатывает еще шевелящее лапками насекомое. – Почему я и хочу в дело встрять. Никто эти деньги искать не будет. Им же проще новые напечатать… Понял теперь, дурья твоя башка? Это будто мелким шрифтом внизу страницы договора, когда кредит берешь… Врубился? Бабки эти – фальшивые…

Примечания

1

Схипхол – аэропорт в Амстердаме.

2

Марла Сингер – героиня романа Чака Паланика «Бойцовский клуб» и одноименного кинофильма.

3

Грибканал – набережная канала Грибоедова.

4

«НЕМО» – расположенный в Амстердаме крупнейший научный музей Нидерландов.