Кардонийская рулетка - Вадим Панов

— А ты скажешь? — тихо спросил Каронимо.

— Не знаю, — честно ответил Павел.

— Не знаешь?

Обстановка в камере, как положено, была скудная: двухъярусные нары без матрасов и белья — голые доски; привинченный к полу стол и две так же привинченные к полу лавки. Гатов уселся на одну из них, облокотился на стол и угрюмо объяснил:

— Все будет зависеть от того, как галаниты выстроят беседу. Если они пообещают порвать тебя, брат, мне будет трудно отказываться.

Ногу Павел поставил на лавку, и Мерса неожиданно подумал, что обыкновенный цепарский ботинок магистра только кажется обыкновенным цепарским: судя по тому, как он подогнан по ноге, сшит ботинок на заказ, из мягкой, очень дорогой кожи.

— Получается, ты знаешь, как поступишь, — не менее угрюмо протянул Каронимо.

— Получается, знаю.

— Дерьмово быть таким умным, да?

— Не всегда.

— Мне сказать можно? — с ложной скромностью осведомился Мерса. — Или будете жалеть друг дружку, пока не расплачетесь?

— Хочешь в репу? — среагировал Бааламестре.

— Энди предложишь, — отмахнулся Олли. — На него это произведет впечатление.

— А на тебя?

— Я — не он.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил Гатов.

Мерса засунул руки в карманы, картинно покачался с пяток на носки, с иронией разглядывая товарищей по несчастью, после чего предложил:

— Может, сбежим?

Ученые изумленно вытаращились на алхимика.

— Понимаю, что сначала такая простая мысль должна была прийти в ваши светлые головы, но я спишу эту осечку на занятость.

— В наши светлые головы эта простая мысль приходила, — язвительно сообщил Гатов. — Но не задержалась.

— Через дырку вылетела?

— Мы заперты на военной базе, друзья находятся далеко и понятия не имеют, где мы. Бежать отсюда мог предложить только большой поклонник авантюрных романов.

— Все, что нужно, — выбраться из камеры и добраться до ближайшего паровинга, — пожал плечами Олли. — Кто-нибудь умеет управлять паровингом?

— Я умею, — ухмыльнулся Бааламестре.

— Будешь пилотом, — решил алхимик. — Вы хоть примерно представляете, где находится Карлонар относительно Унигарта? В смысле, курс проложить сумеете?

Общение с Бабарским принесло плоды: теперь Олли делил трудности на преодолимые и не заслуживающие внимания.

— Вот это вот сейчас что такое было? — недоуменно поинтересовался Гатов. — Ты, типа, так шутишь? Или пытаешься нас поддержать?

— Я, типа, хочу напомнить, что нельзя опускать руки, — хладнокровно ответил Олли. — Мы знаем, что галаниты не хотят тебя убивать, и должны этим воспользоваться.

— Они могут убить тебя или Каронимо.

— А могут и не убить, — отрезал Мерса.

— Конкретные предложения есть? — уточнил Бааламестре.

— С замком справишься?

— Раз плюнуть.

— Начало обнадеживает.

— Что дальше?

А дальше в замке, о котором с таким пренебрежением отозвался Бааламестре, заскрежетал ключ, дверь распахнулась и в камеру вошел розовощекий юноша в форме приотского лейтенанта.

— Да? — осведомился алхимик. Олли вполне освоился с ролью хозяина камеры. Или дворецкого при Гатове. — Вы здесь зачем?

Но ответа не получил. То ли розовощекий от природы не отличался словоохотливостью, то ли стеснялся неблаговидной роли тюремщика, но общение с учеными он постарался свести к минимуму: ткнул пальцем в магистра и заявил:

— Идешь со мной.

А два мордоворота у двери придали недружелюбному приказу изрядного веса.

— Вот уж не думала, что ты просыпаешься ни свет ни заря, — рассмеялась Лилиан, с интересом разглядывая гостиную.

— Я в заключении, — горестно сообщил Помпилио. — Приходится жить по суровому тюремному распорядку.

— А почему коридор на твоем этаже перекрыт?

— Блуждания простолюдинов могли помешать моим страданиям, и Теодор принял меры.

— Твоим страданиям? — подняла брови Лилиан.

— Для чего же меня здесь заперли? — удивился дер Даген Тур. — Зачем облачили в рубище? Зачем не выпускают из сырого подвала? Я скажу зачем: таково мое наказание. В горести и печали должен предаваться я тяжким раздумьям и с достоинством принимаю эту скорбную участь.

Помпилио встретил молодую женщину без лишнего официоза: шелковый домашний халат, тонкие шаровары и расшитые тапочки с загнутыми носами. Кофе подали в чикдальском фарфоровом сервизе, чашки которого по традиции расписывались золотом, а чудный запах свежих рогаликов будоражил, несмотря на то, что Лилиан плотно позавтракала. Вокруг, чтобы не мешать страданиям адигена, стояла полная тишина — даже со двора не долетало ни звука.

— Как прошла ночь?

— Одиноко, — вздохнул дер Даген Тур.

— Странно, я слышала, в тюрьме полно народу.

— Не заметил, — пожал плечами Помпилио. — Возможно, Бабарский снял все здание… — И быстро спросил: — Почему ты не вытащила меня отсюда?

Ответ последовал мгновенно — Лилиан ждала вопроса:

— Винчер закусил удила.

— Ерунда, — отмахнулся адиген. — У тебя есть возможность влиять на него. Почему не стала?

— А почему ты согласился пойти в тюрьму?

— Хотел посмотреть, как ты себя поведешь.

— Мне плевать.

— Не лги.

— Но ведь ты мне лгал, почему я не могу?

— Когда я тебе лгал? — насторожился Помпилио.

— Когда обещал оставить в покое, — с удовольствием ударила ответом молодая женщина. — Разве нет?

Она ожидала, что выпад заставит дер Даген Тура хоть на мгновение сбиться, но тот не растерялся:

— Я не лгал. — И даже взгляд не отвел, не попытался изобразить смущение. — Я думал, что справлюсь, но не смог, и мне не стыдно в этом признаваться.

— Свой стыд можешь оставить при себе, — продолжила наседать Лилиан. — Не трогай Фредерика.

— Кира рассказала? — усмехнулся Помпилио.

— Она хорошая девочка.

— Но еще совсем дитя, — с иронией произнес дер Даген Тур. — Абсолютно все воспринимает всерьез.

Пару секунд Лилиан непонимающе хлопала глазами, а затем догадалась:

— Ты хотел, чтобы Кира мне рассказала! — Фарфоровая чашка возмущенно тренькнула о фарфоровое блюдечко. Едва не разбилась. — Специально ей во всем признался.

— Ах, какой я интриган!

— В первую очередь ты мерзавец.

— Не без этого, — не стал отрицать Помпилио и пожал плечами: — Но ведь работает.

— Зачем ты впутал Киру?

— Не знал, как начать разговор с тобой, — признался адиген. — Пришлось пойти обходным путем.

— Разговор состоялся, теперь я ухожу. — Лилиан задыхалась от гнева.