Поколение пепла - Алексей Доронин

Нет, Александр не называл себя «сталкером», даже про себя. Он именовал себя старьевщиком. Ему казалось, что это более точно отражает суть явления, в котором не было ничего романтико-героического. Оно было чем-то средним между сбором макулатуры и коллекционированием марок. Шанс нарваться в «зоне» на неприятности был нулевой. Более безопасных мест на свете не было. Животных крупнее крысы здесь не водилось, да и те редко забредали. Никакой чертовщины, никаких мутантов, даже уровень радиации почти нулевой – не выше, чем раньше в любом «живом» мегаполисе в час-пик. В общем, среди развалин трудно было найти ценные вещи. Срок жизни большинства предметов обихода даже меньше, чем у человека. Особенно у вещей, произведенных в эпоху быстрой смены дизайнов и фасонов. Пара лет агрессивного воздействия воды, ветра и смены температур – и даже самые стойкие краски тускнеют, эмаль и другие покрытия облезают, металлы ржавеют. Дольше всех держатся пластик, стекло и керамика. Чаще всего ему попадался китайский ширпотреб, на который не стоило обращать внимания. Но иногда получалось найти что-нибудь этакое, какой-нибудь сувенир, запускавший цепочку ассоциаций, от которой теплело на душе или наоборот, щемило в сердце.

«Сентиментальный старый придурок», – говорил он себе тогда, хотя по прежним меркам совсем не был стар.

Жена часто ругала его за такие прогулки. Ворчала, что он слишком мало внимания уделяет ей и ребенку и тратит время на ерунду. Злилась, что он приносит много безделушек и мало бумаги, сухой фанеры и картона для растопки. Смягчалась Алиса, только когда он доставал небольшие подарки ей.

Похоже, они действительно стали очень близки друг к другу. Ведь свары и выяснение отношений – отличительная черта семейной, обустроенной жизни. Скандалить могут только домашние или в крайнем случае добрые соседи. Друзья-приятели так не ругаются. Они или дают в морду, или хватаются за топор – в зависимости от темперамента. А то и расходятся в разные стороны, переставая быть друзьями. Но редко тратят время на сотрясение воздуха.

А если скандалят чужие люди, значит, должен существовать серьезный повод – поцарапанное крыло машины, отдавленная нога. Хотя бы косой взгляд. Враги тоже никогда не выясняют отношений – между ними уже все выяснено. И только самые близкие люди могут трепать друг другу нервы без определенного повода.

Все же он был счастлив. Он никогда не отвечал на обвинения иначе, чем «я виноват, исправлюсь». И искренне старался исправиться, чтоб сделать любимого человека хоть немного счастливее.

Вот и теперь, хоть на дворе был не День Святого Валентина, он нашел для нее фарфоровое сердечко. Эмаль с одного края была чуть отколота, но смотрелось оно мило.

Алиса встретила его в дверях, во взгляде читалось раздражение. На его приветствие она даже не ответила.

После того, как она узнала, что их ребенок «августовский», она часто неделями не могла восстановить душевное равновесие. Не помогал ни аутотренинг, ни мистические практики.

Данилов в такие моменты уходил – чаще в себя, реже физически. Хотя с момента рождения Гоши прошло достаточно времени, эта рана и не думала заживать.

Но в этот день вместо того, чтоб плюнуть и махнуть рукой, Александр вдруг почувствовал прилив нежности к ней. Такой близкой и родной, такой привычной и такой красивой.

Легко быть добрым и любящим, когда у тебя все хорошо. Легко любить того, кто сам мил и добр. Когда все иначе – трудно. Это трюизм.

Александр начал с того, что неуклюже привлек ее к себе, стал целовать за ушком и в шейку, отметив про себя, что сын крепко спит в соседней комнате и храпит громко, как взрослый.

Сложно быть одновременно нежным и дерзким, настойчивым и внимательным, но в этот раз он был ближе всего к нужной линии. Она начала с категоричного «нельзя», затем перешла к более мягкому «нельзя сегодня»… А через десять минут уже говорила ему: «Нельзя здесь». Тогда же ее трусики – кружевные, она даже хотела быть красивой – скользнули вниз, а он только этого и ждал. Он легко оторвал ее от пола и посадил на комод прямо за ее спиной.

И, не обращая внимания на ее слова, с удвоенным рвением начала ласкать ее всюду, где мог дотянуться.

А когда воображаемая шкала с делениями наконец заполнилась до отметки «100 %», она сама привлекла его к себе, и лицом к лицу они любили друг друга так, как не делали этого с момента рождения сына.

– Что я наделала… – сокрушенно вздохнула Алиса после. – Сволочь, это ты виноват… Идиот.

– Почему? – спросил Саша, гладя ее по голове и укутывая одеялом.

Вместо ответа она указала на дверь спальни сына.

– От тебя могут родиться только такие же. Зачем нам еще один такой? Или хуже?..

«Хуже – это с двумя головами?»

Как выходили другие из положения, Саша не знал, но у нее были свои способы избежать нежелательного. Что-то из средств природной фармакопеи. Но в этот раз она специально или ненамеренно ими пренебрегла. Может, из-за той же генетической программы, настроенной на здоровое продолжение рода, который мог оборваться на испорченной ветви.

– Нет-нет. Он будет… обычным. Даже слишком. Я это чувствую, – Данилов потом удивлялся, почему сказал именно «он», ведь на словах всегда хотел девочку. – И ты должна это видеть лучше, чем аппарат УЗИ. Иначе какая ты к чертовой матери провидица?

Во время краткого визита Богданова в Форпост, Данилов перемолвился с ним всего несколькими словами.

Александр знал, что где-то рядом с Заринском была пробно запущена теплоэлектростанция, поэтому питал надежды на оживление интереса к Прокопьевску.

– Извини, Саня, но нам все еще не нужен ваш уголь, – четко разделяя слова, произнес председатель. – Это был только пробный запуск, и результат неудовлетворительный. Вторая очередь турбин МГЭС закончена и смонтирована. На ближайшие восемьдесят лет у нас энергия будет. А угля для отопления нам хватит от нашего разреза. Содержание вашего поселения нерентабельно и в будущем ляжет только на ваши плечи.

Александр знал, что не все так гладко в метрополии. Головокружение от успехов прошло. Экономическая политика буксовала. На истощенных и зараженных почвах мелкие хозяйства, разбросанные в крохотных плодородных оазисах, были эффективнее, чем крупные, особенно учитывая невозможность поддерживать должный уровень механизации. Политика насильственной колонизации мертвых городов тоже не принесла своих плодов. Она лишь привела к распылению населения и ресурсов.

Огромные силы, затраченные на восстановление асфальтового покрытия на отрезке федерального шоссе, ушли в песок – в прямом и переносном смысле, после того как уже следующей весной дорога пришла в негодность.