Проект особого значения - Владимир Николаевич Васильев

Хорошее чутье. Я проснулся посреди ночи от прорывающегося через темноту звука голоса ИСП и мерцания красных ламп. Все как в тумане. Даже мысли. Я попытался встать, но в глазах потемнело, и я упал рядом с койкой.

Каким-то чудом я умудрился залезть в свой скафандр и застегнуть его. Тяжелый, неподъемный, он прижал меня к полу. Я был в нем словно в коконе, тяжело вдыхая. Переговорник внутри скафандра разразился голосом ИСП.

– Утечка кислорода. Прошу членов экипажа проследовать в безопасные зоны. Персоналу, участвующему в ликвидации утечки, необходимо надеть кислородные системы.

– Почему так поздно сообщила? – хрипел я, выдыхая пустой воздух.

– Винсент, сообщение было активировано в момент фиксации утечки, – она переключилась только на мой канал, параллельно транслируя себя еще и по общекорабельной связи.

– Почему так поздно?

– Винсент, сообщение было активировано в момент фиксации утечки.

– Да иди ты!

Я хотел уже встать и начать искать выживших. Но не мог. Кислород из системы скафандра только начал поступать, и сил у меня не появится, пока не отдышусь. А дальше как пойдет. Такое быстро не проходит. Я пропустил заторможенность и тошноту во сне. Теперь потери сознания и слабость. Долго же я был без нормального воздуха.

Каждый вдох приносил жизнь. Я словно чувствовал вкус этого живительного воздуха. Он был полон кислорода. Я ворочался в просторном скафандре, постоянно переворачиваясь то на бок, то на спину. Страшно, ели этот скафандр остался единственным безопасным местом.

Около часа понадобилось, чтобы появились силы оттолкнуть себя от пола. Переносной комплект подачи кислорода был бы лучше, но он истрачен еще в первые недели работы над реактором. Одна беда за другой.

– Каков процент содержания кислорода от нормально? – спросил я ИСП, истекая потом от тяжести костюма.

– Одиннадцать процентов.

– Выжившие? Есть?

– Несколько человек. Находятся на капитанском мостике. На связь не выходят.

– Живы?

– Верно.

– Каков процент содержания кислорода на мостике от нормально?

– Восемь процентов.

– Блядь!

Я побрел к единственно возможному месту, откуда могла начаться утечка. Двери почти беззвучно открылись передо мной, заглушаемые скафандром и низким содержанием воздуха в атмосфере вокруг. Умереть тут было бы глупо.

Гермоворота со скрежетом опустились, и дозиметр взревел как безумный. Скафандр защищает от радиации, но не от такой. Я взял с пола канистру с остатками электролита и вылил жидкость на заваренную год назад пробоину. Ничего.

Жидкость, как растеклась лужей, так и стояла, никуда не уходя.

– Доступ в тех этаж. Где? Через разгрузочную секцию?

– Верно.

– Свяжи с капитаном МакКреем, с «Надеждой Человечества».

– Выполнено.

По внутренним часам была глубокая ночь, и сигнал пробивался до дома, не давая надежды, что отец ответит быстро.

– Слушаю! – он моментально ответил.

– Пап, тут ЧП. Нужны права капитана «Канады»… – борясь с одышкой, выдавливал я.

– Что за ЧП?

– Долго… объяснять. Утечка, – я тратил воздух туда, куда бы не следовало. Запас скафандра тоже ограничен. Не прошло и минуты, как отец вернулся в эфир.

– Готово. Права твои.

– Спасибо.

– Сын. Может, ты вернешься?

– Да все нормально, – нагло врал я, еле кряхтя в переговорник.

Нихрена не нормально. Я еле волочу ноги, а в глазах темно. Если бы не герметичный скафандр, то я тут же бы и наблевал. Нужно сдержаться. Слюна подступает к горлу, а я взмок, передвигаясь в этой тяжеленой скорлупе.

Я подхватил сварочник с кучей перепутанных между собой проводов, и волоком начал тащить его в другой конец коридора.

– ИСП! Откачай воздух в общем пространстве корабля, кроме мостика. Срочно!

Прошла минута, может быть две, пока я двигался в сторону спуска в тех этаж. Звуки вокруг меня пропали, остался лишь яркий свет, что с трудом пробивался в заплывшие глаза.

– Сделано.

– Какой объем?

– Четыреста двадцать семь кубических метров воздуха при нормальной плотности.

– Снабжай капитанский мостик, загерметизируй их двери. Поставь запрет на выход.

– Слушаюсь, Капитан.

– Рециркуляция только на мостике. Остальное оставь безвоздушным.

Воздуха нет. Искать пробоину придется интуитивно, космос больше ничего не высасывает. Будет трудно, но надежда есть.

Блядь, как же тяжело. Я спотыкаюсь. Падаю. Ползу. Потом снова поднимаюсь на ноги. Чертова гравитация. В космосе скафандр был таким легким.

Я не работал в нем над ремонтом реактора. Нежные руки уже покрылись кровавыми мозолями. Слишком редко я работал руками в этом костюме. Вот он, час расплаты. Если какие-то Боги и были, то они остались вокруг материнской планеты, на ее «небе». Тут Бога нет, лишь бездушная чернота, что насовывает мне последний год на каждом углу и повороте.

– Открывай люк.

Напольная пластина сдвинулась и передо мной появилась лестница с мелкими ступенями, что вела на уровень, который никто и никогда не посещает. Куча пыли. Она оседает на силовых кабелях и магистралях водо- и воздухопроводов. Провода, толщиной с бедро здорового человека. Твердые, недвижимые. Черные.

Я шел и путался в паутине коммуникаций, волоча не себе сварочник. Иногда, вместо того, чтобы перешагнуть через препятствие, я просто переваливался через него и вновь вставал на ноги. Хоть мне становилось лучше, после появления вокруг меня воздуха, но усталость и тяжесть никуда не делись.

Свет. Красный, белый, синий. Блядь! Да она же искрит. Если бы не костюм, то меня уже давно сожгло бы на этом тех этаже.

– Глуши реактор! – закричал я. – ИСП! Глуши чертов реактор!

– Попытка // ОДИН // … Неудача… Попытка // ДВА // …

– Почему? Отвечай!

– Невозможность сомкнуть гаситель реакции.

– Обесточь тех этаж!

– Это поведет за собой отключение систем жизнеобеспечения.

– Капитан имеет право принять такое решение!

– В таком случае…

– Да, трибунал, я знаю! Отключай долбанное питание!

– Выполнено.

В тех этаже повисла кромешная темнота. Лишь красное, оплавленное пятно на корпусе корабля горело во мраке. Я включил фонарик скафандра и, практически на ощупь, побрел к месту обрыва.

Дыру заварили. А вот кабель дал о себе знать только после подачи питания. Он пробивал на корпус, медленно расплавляя заплатку, пока не обгорел сам и не упал на стальной пол. Куски оплавлялись, стекали и искрили. Судя по толщине – несколько киловатт.

Я бросил сварочник рядом с расплавленной дырой. Толщина металла была больше метра, но заплатки сейчас хватит и маленькой. Главное, чтобы воздух держался.

С трудом подняв тяжелый, мягкий от нагрева кабеля, я бросил его на другую связку таких проводов. Их изоляция была в норме, а значит, пока что, он не будет пробивать.

Ясность мыслей вернулась, и заплатки, что были в кармашке сварочника, улеглись ровно над дырой, все еще красной от электрической дуги.

Я не умею варить металл.

Я тыкал электродом, сбивал положение пластин, пачкал брызгами пол. Иногда я умудрялся разжечь дугу, но моментально затемняющееся забрало скафандра сбивало меня с толку.