Глиняная Библия - Хулия Наварро

– Я сейчас позвоню Бруно, а затем – Мерседес. Если появятся еще какие-нибудь новости, я тебе сразу же сообщу.

– Хорошо, Ганс, хорошо. Это будет очень длинная ночь.

– А я думаю, что буду спать спокойно, Карло.

– Спокойной ночи, Ганс.

Услышав, что зазвонил телефон, Дебора вздрогнула и испуганно подскочила на кровати.

– Дебора, успокойся, это всего лишь телефонный звонок, – сказал ей муж.

– Но сейчас же ночь, Бруно. В такое время звонят только чтобы сообщить о чем-то очень плохом, о каком-нибудь несчастье…

Бруно Мюллер поднялся с кровати и направился в гостиную, где находился телефон. Дебора робко пошла за ним, подрагивая от озноба, вызванного сильным испугом.

– Кто это? – твердо спросил Мюллер, подняв телефонную трубку.

– Бруно, это Ганс…

– Ганс, что случилось? – с тревогой спросил Бруно.

– Подонок мертв.

– Боже мой! – воскликнул музыкант.

– Бог не имел к его смерти никакого отношения. Это сделали мы.

Бруно почувствовал, как по его телу пробежала волна жара, которую затем сменил ледяной холод, охвативший все внутренности. Его лицо так перекосилось от нахлынувших эмоций, что, казалось, он вот-вот потеряет сознание.

– Бруно! Бруно! Что случилось? – спросила не на шутку перепугавшаяся Дебора.

– Оставь меня, Дебора, вернись в спальню.

– Но Бруно… – пробормотала Дебора.

– Делай то, что я тебе сказал! – свирепо гаркнул кроткий музыкант.

Ганс Гауссер слушал этот разговор на другом конце телефонной линии, прекрасно понимая, какой поток эмоций захлестнул его друга.

– Ганс, ты уверен? – робко спросил Бруно.

– Да. Этого подонка больше нет, мы с ним покончили.

– Мы своего добились. Да, мы все-таки своего добились… Теперь я могу умереть спокойно.

Гауссер ничего не ответил – он лишь молча кивнул, полностью соглашаясь со словами своего друга.

Мерседес Барреда спала глубоким сном. Чтобы дать отдохнуть своему измученному организму, она приняла снотворное: в последние месяцы ей почти не удавалось нормально выспаться. Телефон долго трезвонил, прежде чем она услышала звонок и сняла трубку.

– Алло…

– Мерседес?

– Да, это я…

Гансу Гауссеру показалось, что его подруга разговаривает с ним откуда-то из потустороннего мира. Она говорила так тягуче и с таким трудом произносила слова, что Ганс забеспокоился.

– С тобой все в порядке?

– А кто это говорит? – через силу произнесла Мерседес, не в состоянии окончательно проснуться.

– Это Ганс…

– Ганс? А-а, Ганс… О Господи! Что случилось?!

– У меня хорошие новости. Именно поэтому я тебе и звоню в такое позднее время. Ты, наверное, очень крепко спала.

– Ганс… Ну давай, говори!

– Подонок мертв.

Мерседес издала крик, больше похожий на вой. В нем чувствовалась безграничная боль, и исходил он из глубины ее души. Схватив стоявший на столике стакан с водой, она сделала глоток, пытаясь развеять окутавшую ее сознание пелену. Затем она с большим трудом села на кровати и опустила ноги на пол.

– Мерседес, с тобой все в порядке? – спросил Ганс.

– Я… я очень крепко спала. Я приняла снотворное, потому что мне было трудно заснуть… Ганс, это правда?

– Да. Он мертв, и тому есть подтверждения.

– А как это произошло? И когда? – один за другим посыпались вопросы.

– Его уже похоронили.

– Он мучился?

– Не знаю. Мне пока не известны подробности.

– Надеюсь, что он мучился и перед смертью узнал, за что его убивают. А его внучка?

– Она жива.

– Почему? Нет прощения никому из его потомков! – в голосе Мерседес зазвучали истерические нотки.

– Да, им нет прощения, ты совершенно права, однако наши действия должны быть продуманными. Похоже, что с окончательным выполнением нашего заказа возникли трудности, а потому нас спрашивают, обязательно ли нужно выполнить вторую часть заказа именно там или же можно попытаться сделать это здесь, в Европе, потому что его внучка собирается сюда приехать.

– А мы-то откуда знаем, как им лучше поступить? – раздраженно спросила Мерседес.

– Они нам уже говорили, что на выполнение столь сложной работы потребуется время, возможно, даже несколько месяцев. Так оно и есть на самом деле, ведь действительно прошло несколько месяцев. Ну и какое же будет наше решение?

Пусть сделают то, о чем мы их просили, пусть полностью выполнят все условия контракта, и чем скорее, тем лучше.

– Ну тогда…

Ганс, а ты уверен? Этого подонка и вправду уже нет в живых?

Да, я уверен, Мерседес, абсолютно уверен.

Мерседес начала плакать, и ее всхлипывания так взволновали ее старого друга, что и он не смог удержаться от слез.

– Мерседес, не плачь. Ради бога, успокойся! Мерседес не плачь… Пожалуйста, Мерседес, тебе нужно быть сильной Мерседес. Не плачь…

35

– Мерседес, не плачь. Пожалуйста, девочка, не плачь.

Девочка, вцепившись в руку своей матери и дрожа от холода и истощения, едва держалась на ногах. Охранник только что грубо толкнул ее за то, что она пошевелилась, стоя в шеренге заключенных-женщин и их детей. От этого толчка она упала, угодив личиком в грязь. Она тут же поднялась: мать отчаянно потянула ее за руку, побелев от ужаса. В концлагерях заключенные всегда старались казаться незаметными и не привлекать к себе внимания ни офицеров и рядовых СС, ни капо, ни кого-либо другого из тех, кто испытывал удовольствие от их страданий.

Мать сильно сжала ручку Мерседес и тихо, замирая от страха, стала умолять ее не плакать. Внимание охранника, толкнувшего девочку, на несколько секунд отвлек один из малышей, который выбился из шеренги, и Мерседес, послушавшись свою мать, воспользовалась этими драгоценными секундами, чтобы вытереть слезы.

Она посмотрела на офицеров СС, обнимающихся с другими офицерами, только что приехавшими на черных автомобилях. Эти люди выглядели очень довольными, и один из них сказал остальным, что сегодняшний день будет незабываемым.

Несколько секунд Мерседес размышляла над тем, что такого особенного могут сотворить эти люди, чтобы сегодняшний день стал незабываемым, а затем она снова стала дрожать от страха. Один из капо – его звали Густав – подошел к заключенным и приказал детям выстроиться в шеренгу напротив их матерей. Самые маленькие из них стали хныкать, боясь отпустить руку матери, однако один из охранников подошел к ним с кнутом и начал раздавать удары направо и налево, отчего уже сами матери стали уговаривать своих детей немедленно выполнить то, что от них требовали.

– Слушайте сюда! – крикнул офицер СС таким устрашающим тоном, что все малыши испуганно притихли. – Из Берлина, чтобы взглянуть на вас, прибыл совет ученых. Вам предстоит помочь науке – по крайней мере, вы сможете быть ей кое в чем полезными. Все вы сейчас спуститесь в карьер, где вас ждет подарок, с которым вы должны сразу же подняться сюда. А это ваше отродье останется здесь, для них у нас есть другой подарочек.

Альфред, услышав это заявление своего коллеги – офицера СС, засмеялся, а Георг с любопытством спросил, сколько времени будет длиться эксперимент.

– Так мы как раз и собираемся проверить, как долго смогут продержаться эти сучки, – ответил Альфред.

Мерседес всхлипнула, еле сдерживая слезы, а ее мать, начав спускаться в карьер, оглянулась и улыбнулась ей, стараясь хоть как-то успокоить свою дочь. Мать Мерседес была на восьмом месяце беременности. Ее привезли в концлагерь Маутхаузен семь месяцев назад, и она сама удивлялась тому, что ей удалось так долго здесь продержаться и до сих пор не умереть. По-видимому, она унаследовала выносливость от своих родителей, всю жизнь проработавших в поле – так же как и их родители, и родители их родителей, и все их предки, о которых она хоть что-то слышала. Другие женщины, тоже будучи на восьмом месяце беременности, уже давно скончались, не выдержав истязаний и непосильного труда от зари до зари. Некоторые из этих женщин исчезли после того, как их увели в лазарет, чтобы проверить, как протекает беременность. Однако мать Мерседес была теперь даже более худой, чем до того, как по округлившемуся животу стало заметно, что она беременна.

Гестаповцы схватили ее в вишистской Франции, когда она пыталась убежать оттуда вместе со своей дочерью. Затем их обеих перевезли в Австрию на товарном составе, перевозившем скот, не выпуская при этом из вагона круглые сутки. Толкаясь в этом до предела тесном вагоне среди сотен других заключенных, она повторяла своей дочери, что, поскольку они еще живы, значит, не должны терять надежды. Ее муж был испанцем и, как и она, участвовал в движении Сопротивления. Его убили гестаповцы в центре Парижа, когда он попытался убежать от патруля при очередной проверке документов, и она осталась одна, даже не подозревая, что беременна. Она попыталась перебраться вместе с маленькой дочерью в Испанию, чтобы попросить помощи у родственников погибшего мужа, которые смогли – хотя далеко не все – выжить во время испепелившей Испанию гражданской войны. Точнее говоря, она намеревалась пробраться в Барселону и разыскать там свою свекровь, так как была уверена, что та не оставит ее в беде. Руководители движения Сопротивления согласились переправить ее в Испанию, но когда она подошла уже к самой границе, ее схватили гестаповцы.