Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

— Быстрее! Прибавить шаг! И так черт знает сколько времени впустую ушло.

Бульков ежеминутно занудливо подгонял курсантов. «И что это за муха сегодня укусила Булькова? Что ему за резон так быстро в казарму переться? Странно. А, может быть, сержанты сегодня какой-нибудь праздник отмечают? Так вроде бы нет никакого праздника… А, может, у кого-то из них сегодня день рождения? Хотя вряд ли — они обычно за неделю об этом растрезвонивают», — Игорь терялся в догадках.

Дойдя до части, Бульков подвел курсантов к забору и, проследив, чтобы все перешли на территорию части и пошли к казарме, вновь ушел в сторону троллейбусной остановки.

— Так вот оно в чем дело: у Булькова же еще одна увольнительная есть. Он сейчас от нас отвязался и теперь пошел в свое увольнение гулять по городу! — первым догадался обо всем Игорь.

Фуганов пошел переодеваться в казарму, а Игорь и Сашин задержались на несколько минут на улице.

— Ну, как у тебя дела, а то Бульков даже поговорить не дал?! — спросил Сашин.

— Наверное, скоро положат, — поделился новостью Тищенко.

После небольшой паузы Игорь в свою очередь поинтересовался у Сашина:

— А у тебя как с твоим ревматизмом?

— Вроде бы на этот раз анализы в санчасти ничего не подтвердили. И в госпитале тоже, — грустно ответил Сашин.

— Чего же ты такой печальный? Надо радоваться, что не болеешь! — сказал Игорь.

— Я и радуюсь, — ответил Сашин и попытался улыбнуться.

Но улыбка не получилась, и по этой гримасе Тищенко очень хорошо понял, что Сашин готов на любой ревматизм или грыжу, лишь бы они дали возможность уехать из учебки. Что-то подобное в последние недели стало шевелиться и в недрах души Тищенко. Такие мысли казались Игорю малодушными и недостойными, и курсант пытался их отогнать.

В казарме Игоря заинтересовал какой-то нервный спор, доносившийся с тумбочки дневального. Выглянув из кубрика в проход, Игорь увидел, что на тумбочке стоит Аскеров и с едва заметной улыбкой что-то поясняет стоящему возле него Сапожневу. Игорю даже было показалось, что они мирно разговаривают, как вдруг он явственно услышал нервный крик Сапожнева:

— Стань по стойке смирно, солдат! Ты ведь дневальный!

— Я и стою! — невозмутимо ответил Аскеров.

Это было почти открытое неповиновение сержанту. Игорь стал с интересом наблюдать за происходящим. Сапожнев был самым нерешительным из всех сержантов, и сейчас это было хорошо заметно — он явно растерялся и не знал, как себя вести в возникшей ситуации. Аскеров же, напротив, с нескрываемым торжеством смотрел на сержанта.

— Ты станешь или нет?! — нервно спросил Сапожнев.

— Стану, если так хочешь! — улыбнулся Аскеров, но все же вытянулся по стойке «смирно».

— Так-то, — облегченно сказал Сапожнев и отошел от тумбочки.

— А тэпер мэне можна стать, как раньше? — спросил у него Аскеров.

— Можно. Главное, чтобы ты свои обязанности выполнял, — сказал ему Сапожнев и, недовольно взглянув на Игоря, пошел в свой кубрик.

— Молодец ты, однако — смело с сержантом говорил! — похвалил Игорь Аскерова.

— А ты думаль! Чито мэне сержант, он еще молодой — только полгода служит!

— Скоро уже год будет, — поправил Тищенко.

— Э-е! До приказ еще дожить надо. Скоро и мы «свисток» будем, — философски заметил Аскеров.

— Будем, — согласился Игорь.

После ужина рота гудела, как растревоженный улей. Ажиотаж поднялся из-за привезенных шинелей. Атосевич вместе с Черногуровым еще только пересчитывали в каптерке привезенные шинели, а по роте уже прокатился слух о том, что шинелей хватит далеко не всем. Опасаясь, что слухи окажутся верными (благо, за долгую службу старшего сержанта таких примеров было предостаточно), Щарапа заявил, что третий и пятый взвода будут получать шинели первыми. Его охотно поддержал Дубиленко. Гришневич, Петраускас и Миневский слегка поморщились, но открыто возражать не стали. Тем не менее, едва Атосевич высунулся из каптерки и спросил о том, как лучше выдавать шинели, Гришневич, как ни в чем не бывало, заявил:

— Лучше всего вначале первому, потом второму и так далее…

Щарапа и Дубиленко недовольно переглянулись, но тоже, в свою очередь, промолчали. Атосевич согласился с предложением Гришневича и принялся выдавать шинели первому взводу. Щарапа успокоился быстро, а вот Дубиленко продолжал нервничать — до пятого взвода шинели могли и не дойти. «Ну и выскочка этот Гришневич — на полгода меньше прослужил, а уже свои права качает! Хотя я тоже почти таким же был в свое время. Но все же шинелей моим может и не хватить», — недовольно подумал Дубиленко, и раздраженно сказал старшине роты:

— Товарищ прапорщик, а позже не могли эти шинели привезти?! Уже скоро отбой!

— Дубиленко, что ты все бурчишь, как мешок с говном?! Ты что — плохо поспал?! — удивленно спросил Атосевич.

— Хорошо я спал!

— Тогда в чем дело?

Дубиленко промолчал, не зная, что сказать в ответ. Атосевич вновь было занялся выдачей шинелей, как вдруг Дубиленко решился выяснить интересующий его вопрос:

— Товарищ прапорщик, а если которому взводу не хватит — завтра получать? Или шинелей пока больше нет?

— Так вот ты о чем! Да не трясись ты за эти шинели — я привез на каждого! Так что и твоим достанется.

— Под самый отбой…

— Сегодня их надо обязательно подрезать, а погоны и петлицы можно и завтра пришить.

— Так, когда же они будут шинели подрезать, если их еще только после девяти выдадут?

— Во-первых, выдадут быстрее, а во-вторых, сегодня обойдемся без вечерней прогулки и…

— Программы «Время»?

— Нет, как раз программу «Время» смотреть будем! Пусть берут шинели себе на колени и подрезают во время просмотра.

— Будут отвлекаться. Так наотрезают, что потом никто не исправит!

— Ничего — каждый из них будет делать для себя и сделает нормально.

— Но…

— Я тебе говорю! И вообще, Дубиленко, надоел ты мне со своими разговорами — иди лучше делом займись!

— Я и занимаюсь. Надо ведь обо всем узнать, — едва заметно огрызнулся Дубиленко, но на всякий случай отошел подальше.

Раздача продвигалась быстро. Дело значительно облегчило то, что накануне Атосевич собрал списки с размерами верхней одежды на каждого курсанта и по этим спискам привез шинели. Каждый получал то, что заказывал вчера. Шинели были разложены на несколько больших куч, в зависимости от размера, и отыскать необходимую было довольно легко. Впрочем, Атосевич лишь внес это «рационализаторское» предложение, а всю работу выполнял Черногуров, взмокший от напряжения. Наконец, каптерщик не выдержал и попросил Атосевича дать ему кого-нибудь в помощь. Атосевич прислал Рахманкулова и Сидорова из пятого взвода. «Дружески» подтолкнув их коленом под зад в раскрытую дверь каптерки, старшина роты вошел вслед за ними и объявил:

— Работаете старательно и активно. Чем быстрее вы работаете, тем быстрее вы и ваш взвод получаете шинели!

С помощниками дела у Черногурова пошил гораздо быстрее, и Игорь быстро получил свою шинель сорок шестого размера. Шинель оказалась длинным пальто из плотной ткани с начесом, мышино-серого цвета.

— А у немцев такого цвета хэбэ в войну было. И зачем только они его серым делали? Ведь в зеленом гораздо легче замаскироваться?! — удивленно сказал Игорь, разглядывая шинель.

— Это смотря когда маскироваться, — возразил Лупьяненко.

— Например, летом.

— Если летом, то в сером хэбэ, конечно, хуже. А вот весной и осенью, когда грязь и распутица — пожалуй, даже лучше.

— Все равно зеленое хэбэ лучше.

— Зачем же тогда немцы серое делали?

— Откуда я знаю! Может потому, что с зеленой краской были проблемы…

— Ну, ты сказал — это только у нас в Союзе проблемы с краской бывают! В довоенной Германии, как в Греции — все было! — усмехнулся Антон.

— Ну, может быть, традиция такая была, — неуверенно сказал Игорь.

— Так, орлы — нечего зря языками чесать! Про немецкую армию потом поговорите. А сейчас приступайте к подгонке шинелей. Всем вам они чуть длинноваты — так специально сделано, чтобы можно было их подрезать…, — Гришневич замолчал, решив, что лучше построить сразу весь взвод, чем распинаться перед двумя курсантами.

Собрав аудиторию побольше, сержант повторил то же, что сказал Лупьяненко и Игорю, а затем продолжил:

— Подрезать лучше всего хорошими ножницами или бритвочкой. После подрезки от нижнего края вашей шинели до пола должно быть ровно двадцать сантиметров. Ни больше, ни меньше — ровно двадцать! Смотрите, чтобы края тоже ровными были. Вначале все хорошенько отмерьте, а затем уже режьте. Чтобы до завтра шинели у всех были подрезаны, потому что в баню мы должны ехать в шинелях. Когда подрежете, смотрите, чтобы не кудлатился край. Если он кудлатится — обожгите спичкой. Разойдись!