Генерал Ермолов - Владимир Лесин

А вот кавказские войска, которым новый начальник устроил смотр, ему не понравились. Паскевич нашёл их недисциплинированными, плохо одетыми и в боевом отношении никуда негодными. Солдаты не знали своих бригадных и дивизионных командиров. Командиры, естественно, не знали своих солдат.

«Трудно представить себе, до какой степени они плохо выучены, — писал Паскевич императору. — Боже избавь с такими войсками быть первый раз в деле; многие не умеют построить каре или колонну, а это всё, что я от них требую. Примечаю также, что сами офицеры находят это ненужным. Слепое повиновение им не нравится, они к этому не привыкли, но я заставлю их делать по-своему»{663}.

Хочу обратить внимание читателя на то, что эти строки были написаны накануне первого очень ответственного сражения с персиянами, от которого многое зависело. Основная мысль автора рапорта предельно проста: с такими войсками победить невозможно.

А вдруг…

Если «вдруг», то понятно, кому будет принадлежать заслуга неожиданного успеха. Конечно, военачальнику, щедро одарённому природой блестящими способностями полководца, человеку, выделяющемуся из ряда людей обыкновенных, стойкому и энергичному. «Вот бы государь Николай Павлович догадался дать мне такую характеристику, — подумал Иван Фёдорович, подписывая очередной рапорт на высочайшее имя, составленный скорее всего его адъютантом Иваном Осиповичем Каргановым, доносчиком и казнокрадом. А может быть, и Александром Сергеевичем Грибоедовым…

На это «вдруг» и работает отныне генерал Паскевич, учит солдат делать «движения вправо, влево, вперёд и обратно, перестраиваться из каре в колонну, из колонны в каре». И так изо дня в день в течение недели, о чём и государя уведомить не забывает. Теперь, кажется, наступила пора помериться силами с воинами Аббаса, которых совсем недавно принц якобы едва удерживал от нападения на русских. Вот как они рвались к отмщению неверным!

Рано утром 13 сентября близ Елизаветполя сошлись до десяти тысяч русских и тридцать пять тысяч персиян. При таком соотношении сил самый вероятный исход сражения — поражение. Паскевич в отчаянии: государь не простит. Валерьян Григорьевич Мадатов и Алексей Александрович Вельяминов убеждают: необходимо принять сражение. Иван Фёдорович благоразумно соглашается. В результате Аббас-мирза сокрушён, его войска бегут…

Кому принадлежит заслуга победы при Елизаветполе? Понятно, ему, Паскевичу, сумевшему за какую-то неделю научить солдат Кавказского корпуса двигаться туда-сюда и, конечно, перестраиваться. Страшно даже представить, чем бы всё кончилось, если бы они не освоили этих упражнений, а опирались только на боевой опыт Суворова, Кутузова, Ермолова, сохранившийся в русской армии… Вот и государь, рассудив, пришёл к убеждению, что успех этот — следствие «благоразумных распоряжений» его, генерал-адъютанта, «который всегда служил примером подчинённым».

Странно, не правда ли? По мнению Паскевича, кавказские войска ничего не умеют, и Боже избавь оказаться первый раз с ними в сражении. А они ещё до его приезда в пух и в прах разнесли персиян в бою под Шамхором, а за сражение под Елизаветполем, свидетелем (а не участником) которого он случайно оказался, добыли ему саблю, украшенную бриллиантами. Немного позднее те же войска подарили начальнику титул графа Эриванского и чин фельдмаршала.

Эта победа окончательно решила судьбу Алексея Петровича, в лице которого Россия, по выражению современника, «лишилась… фельдмаршала с замечательными способностями».

«Без сомнения, теперь всё будет приписано Паскевичу, — писал Вельяминов кузену наместника Петру Николаевичу Ермолову сразу после событий при Елизаветполе, — но ты можешь быть уверен, что если дела восстановлены, то, конечно, не потому что он сюда прибыл, а несмотря на то, что прибыл»{664}.

Понятно, победу одержали бы и без него, как и в его присутствии, всё те же Мадатов и Вельяминов, которых царский адъютант, слава Богу, представил к награждению: первого — чином генерал-лейтенанта, второго — орденом Святого Георгия 3-го класса.

Так и случилось: победа была отдана Паскевичу, и он, государь Николай Павлович, пожаловал ему, Ивану Фёдоровичу, высокую награду — саблю, украшенную алмазами, с надписью: «За поражение персиян при Елизаветполе».

Вдохновлённый победой, отмеченной царской наградой, Иван Фёдорович рвался перенести военные действия на территорию Персии. Главнокомандующий готов был пойти на это, но лишь после подхода подкреплений. Упрямый «хохол» настаивал, приводил убедительные доводы. Алексей Петрович сдался, разрешил переправиться через Араке, поскольку был убеждён, что «неприятель, не имеющий достаточно сил, противиться не станет», а значит, не сможет причинить ущерба русским войскам, но категорически запретил идти на Тавриз, столицу наследника престола, где можно было найти всё: и продовольствие, и фураж, и военные припасы. Паскевич приписал запрет зависти Ермолова, его желанию помешать ему.

Персияне действительно не стали противиться. Аббас уже распустил войска, за исключением личного конвоя численностью в одну тысячу человек. Преследовать-то оказалось некого, и Паскевич вернулся назад, приведя с собой около трёхсот семейств и более пяти с половиной тысяч голов крупного и мелкого рогатого скота. Там ничего существенного не произошло, но наш новый герой «заметил, что войска не привыкли драться в горах». Где привыкли драться известные горцам войска Кавказского корпуса, в том числе солдаты Ширванского пехотного полка, Иван Фёдорович не уточнил.

Идти дальше, до Тавриза, не имея необходимого транспорта для доставки провианта и обеспеченного тыла, было чрезвычайно опасно. Разорённое подчистую местное население не имело ни запасов продовольствия, ни перевозочных средств. В любой момент оно могло взбунтоваться. Всё это трезво учитывал Ермолов, запрещая наступление в глубь Персии.

Подводя итоги первого года войны, Паскевич писал императору: «Кампания кончена — кампания испорчена». Кто так изящно закончил донос вместо малограмотного генерала, я не знаю. Однако очень вероятно, что Карганов. Или Грибоедов. Скорее даже Александр Сергеевич, ибо доносы Ивана Фёдоровича в оформлении «Ваньки-Каина» особой велеречивостью не отличались.

Ввиду столь трудного положения Ермолов приказал перевести войска на зимние квартиры. Желание государя «действовать быстро и решительно» исполнить не удалось. Виною тому — главнокомандующий Кавказским корпусом, не сумевший «подготовиться к военным обстоятельствам». Так считали его недруги, так воспринимал их доносы Николай I.