Дилогия об изгоняющем дьявола - Уильям Питер Блэтти

теперь не работает с больными.

Аткинс что-то пометил в своем блокноте. Он уже собрался было задать медсестре очередной вопрос, но вдруг неожиданно обернулся и увидел, что к ним приближается Киндерман. Шляпа и пальто следователя промокли насквозь.

«Наверное, бродил под дождем»,— подумал Аткинс.

Киндерман остановился перед сержантом. Но это был уже совсем другой Киндерман. Чистый и ясный взгляд его выражал решимость.

— Ну ладно, Аткинс, хватит тебе лодырничать и завлекать в свои сети хорошеньких сестричек. Здесь серьезное дело, а не шуры-муры.

— Сестра Китинг была последней, кто видел его живым,— сообщил Аткинс.

— Когда это произошло? — обратился следователь к медсестре.

— Примерно в половине пятого,— ответила та.

— Сестра Китинг, можно мне поговорить с вами наедине? — спросил Киндерман.— Простите, но это необходимо.

Она кивнула и вытерла нос платком.

Киндерман указал на кабинет с застекленными дверями, расположенный неподалеку от дежурного поста:

— Может, там?

Девушка снова кивнула. Киндерман последовал за ней в кабинет. Здесь стоял небольшой столик, два стула, все стены были сплошь увешаны книжными полками, на которых теснились всевозможные папки и документы. Следователь жестом предложил девушке сесть и закрыл дверь. Сквозь стекло он заметил, что Аткинс не сводит с них взгляда.

— Итак, вы видели отца Дайера приблизительно в половине пятого,— сказал он.

— Да.

— И где вы его видели?

— В палате.

— А что вы там делали?

— Ну, я вернулась, чтобы сообщить ему, что не нашла вина.

— Я не ошибся, вы сказали «вина»?

— Да. Незадолго до этого он вызвал меня и попросил немного хлеба и вина.

— Это что, было нужно ему для мессы?

— Да, именно так,— подхватила медсестра. Слегка покраснев, она неуверенно пожала плечами.— Видите ли, кое-кто из наших врачей... В общем, иногда у них бывает спиртное.

— Понимаю.

— Я заглянула туда, где они обычно его прячут,— объяснила девушка.— А потом вернулась и сказала, что, к сожалению, мне ничего не удалось найти. Но хлеб я ему передала.

— И что же он вам сказал?

— Не помню.

— А когда вы дежурите, мисс Китинг?

— С десяти вечера до шести утра.

— Каждую ночь?

— Нет, только когда работаю.

— А по каким дням вы работаете?

— Начиная со вторника и до субботы,— ответила она.

— А до этого отец Дайер когда-нибудь служил мессу?

— Не знаю.

— Но раньше-то он никогда не просил вина и хлеба?

— Никогда.

— Он не говорил вам, почему именно в тот день собирался это сделать?

— Нет.

— Когда вы сообщили, что вина нет, он что-нибудь ответил?

— Да.

— И что же он ответил, мисс Китинг?

Медсестра вновь скомкала носовой платок и, взяв себя в руки, попыталась сосредоточиться.

— Он спросил меня: «Вы его выпили?» — Голос у девушки задрожал, и лицо исказилось от страшного горя.— Он всегда шутил,— добавила она, а потом отвернулась и снова заплакала.

Киндерман разглядел на одной из полок коробку с салфетками, выдернул сразу несколько штук и сунул их девушке в руку, потому что ее собственный платочек давно превратился в мокрый бесформенный комок.

— Спасибо,— поблагодарила медсестра

Киндерман терпеливо ждал.

— Простите,— еле слышно пробормотала она.

— Ничего страшного. И больше отец Дайер вам ничего не говорил?

Медсестра отрицательно покачала головой.

— А когда вы увидели его в следующий раз?

— Когда нашла его.

— Когда это произошло?

— Примерно без десяти шесть.

— Скажите, в промежутке между половиной пятого и пятью пятьюдесятью никто не заходил в палату к Дайеру?

— Нет, я никого не видела,

— И никто не выходил от него?

— Нет.

— Все это время вы находились в кабинете напротив его палаты?

— Да, я составляла отчет о дежурстве.

— И вы постоянно находились здесь?

— Да, за исключением, конечно, нескольких минут, когда я занималась некоторыми пациентами.

— Сколько времени у вас на это ушло?

— Ну, не более двух минут на каждого, наверное.

— В каких палатах вы были?

— В четыреста семнадцатой, четыреста девятнадцатой и четыреста одиннадцатой.

— Значит, вы отлучались с поста три раза?

— Нет, только дважды, потому что два укола я сделала за один раз.

— А когда вы их делали?

— Кодеин мистеру Болгеру и мисс Райан — без четверти пять, а мисс Фрейц из четыреста одиннадцатой палаты — гепарин и декстран — примерно через час после этого.

— Скажите, эти палаты в том же коридоре, что и палата отца Дайера?

— Нет, они за углом.

— А вот если бы неизвестный вздумал проникнуть в палату отца Дайера без четверти пять и через час вышел бы оттуда, вы не заметили бы этого?

— Не заметила бы.

— Скажите, а уколы вы всегда делаете именно в это время?

— Нет, гепарин и декстран для мисс Фрейц — новое предписание. Я вычитала его в истории болезни только вчера.

— А кто назначил эти уколы? Вы не могли бы вспомнить?

— Доктор Амфортас.

— Вы уверены? Может быть, стоит проверить?

— Нет, я хорошо помню.

— Почему?

— Потому что это несколько странно. Обычно назначения делают врачи-интерны. Но, видимо, доктор заинтересовался пациенткой.

Следователь опешил:

— Насколько мне известно, доктор Амфортас больше не лечит больных.

— Совершенно верно. Вчера он выходил на работу в последний раз.

— И он посещал эту девушку?

— Да, но это вполне естественно. Он часто к ней заглядывал.

— Ночью?

Китинг кивнула.

— Девушка страдает бессонницей. Как, впрочем, и он сам.

— Почему? То есть, я хотел спросить, почему вы так решили?

— Последнее время он то и дело неожиданно появлялся среди ночи и подолгу болтал со мной о всякой ерунде или же просто слонялся по коридорам. За глаза мы окрестили его Призраком

— Когда он последний раз разговаривал с мисс Фрейц?

— Вчера.

— А именно?

— Часа в четыре утра или, может быть, в пять. Потом он заглянул в палату к отцу Дайеру и с ним тоже о чем-то побеседовал.

— Он заходил к отцу Дайеру?

— Да.

— Вы случайно не слышали, о чем они разговаривали?

— Нет, он закрыл за собой дверь.

— Понятно.— Киндерман задумался. Его взгляд сквозь стеклянные двери был прикован к Аткинсу. Сержант облокотился на стол и тоже внимательно смотрел