Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила

   - У тебя есть телефон? - уже на улице поинтересовался парень.

   - Да. Только бумаги и ручки нет.

   - Пиши здесь, - он протянул мне нокию, и я быстренько вбила свой номер в его телефонную книжку. - Увидимся.

   - Да. Увидимся.

   Наверное, у меня карма такая - позволять практически всем без исключения мужчинам становиться рядом со мной самим собой. Как еще иначе это объяснить? Сказать, что я не ждала от них многого? Ждала и еще как. Сказать, что была нетребовательной? Допуск к моей персоне и уж тем более моему телу дорогого стоил, и не пойми кто не подпускался.

   Не знаю. Возможно, я как-то давала понять, что меня ничего не шокирует, что меня мало волнуют какие-либо предрассудки, возможно, мужчины чувствовали, что я отнюдь не святая. А возможно, это было банальным равнодушием к ним и их моральным терзаниям. Не знаю. Но зато я знаю, что рядом со мной они чувствовали себя настоящими, вели себя по-настоящему и не скрывались. Мое общество становилось редким глотком чистого воздуха и свободы, от которых у мужчин кружилась голова, и они подсаживались на это ощущение как на кокаин.

   Исключением не стал и Антон. Мы редко виделись, чаще всего стихийно, обговаривая встречу за полчаса до ее начала. Потом мы ехали в знакомую кофейню, с той лишь разницей, что иногда Антон вместо кофе заказывал самый дорогой виски, который неспешно потягивал. И мы говорили - о каких-то совершенно глупых и глобальных вещах, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я узнавала много нового и противоречивого, поэтому было совершенно нормально, что у меня, как у человека думающего, возникали сомнения и свои мысли на тот или иной счет. С моей старухой не всегда, да чего уж там, почти никогда не удавалось обсудить такие вещи - чаще всего меня называли идиоткой и бестолочью, не давая никаких объяснений. А Антон был умным - сначала парнем, а потом уже и мужчиной. Он мог поддержать любую тему разговора, начиная соленьями, в которых я ничего не понимала, и заканчивая Дали, в котором я тоже ничего не понимала. Мы говорили о людях, и наши циничные, а в моем случае еще и эгоистичные взгляды на те или иные вещи, нередко совпадали, а где-то даже изменялись под влиянием друг друга.

   - Давай представим, что мне...нужна помощь. Ты бы помогла мне?

   - Господи, мужчины, я и не подозревала, что вы так любите тему "на что ты готова ради меня".

   Антон картинно нахмурился.

   - Давай серьезно. Вот мне нужна помощь, например...деньги в долг. Срочно. Твои действия.

   - Выпью кофе? - подняла бровь и не сдержала улыбки, заметив, как Антон начал закипать.

   - Саша!

   - Ок, если у тебя такая постановка вопроса...Все зависит от того, как хорошо мне живется и сколько тебе нужно.

   Он усмехнулся и скрестил руки на груди.

   - Вот как?

   - Что ты хотел услышать? Я не из разряда мнимых добряков.

   - Вот оно! Подошли к тому, с чего начали! Знаешь, что в тебе убивает?

   - Моя патологическая честность? - блеснула белозубой улыбкой.

   - Кроме нее.

   - Не знаю.

   - Твое абсолютное неприятие добра как такового.

   - Сказал мне Антон, который прекратил общаться с семьей, а когда позвонила единственная и любимая мама и попросила о помощи, он просто повесил трубку.

   - В чем ничуть не раскаиваюсь. Но я опять не об этом. Я тоже далеко не добряк, как ты выразилась, но я не отрицаю добрые помыслы и поступки, в отличие от тебя. Добро есть, но не в чистом виде. Как и зло, кстати.

   - Добро не в чистом виде? Ты хоть понял, что сказал?

   - Вполне. Что ты сможешь назвать добром, Саш? Ничего. А злом? Ничего.

   - Тош, твое добро не в чистом виде - чистой воды эгоизм. Ваши так называемые "добрые поступки" зависят в первую очередь от вашей зоны комфорта.

   - Да что ты к этой зоне прицепилась?!

   - Словосочетание понравилось, - огрызнулась в ответ и немного нервно стряхнула пепел в пепельницу. - Да как не назови, Тош, факт остается фактом. Если человек будет достаточно обеспечен, относительно счастлив и жизнь его будет окружена достатком, то он тебе поможет. Даст нужную сумму, потому что она не слишком то и отразится на ЕГО жизни и ЕГО личных делах и переживаниях. Возможно, терпеливо подождет, пока ты сможешь расплатиться. Но чуть что - и он из тебя душу вынет. Стоит только потревожить его зону комфорта, упоминания о которой ты так не любишь. Просто пример тебе. Ты хочешь есть. Представил?

   - Ну.

   - Ты приходишь ко мне и просишь у меня еды. При той жизни, которой я живу сейчас, мне было бы не жалко для тебя тарелки супа или куска хлеба. Я бы разделила с тобой пищу, возможно, даже надолго. Дала бы я тебе кусок хлеба, когда мы жили у Лёни? Я бы глотку тебе перегрызла.

   - Но ты делилась, - припомнил мне Антон и изучающе прищурился, склонив голову набок.

   - Я обменивала возможность спокойно помыться в чистом душе на тарелку еды. Обмен, а не помощь.

   - И что?

   - И то, Тош. Можно ли назвать мой поступок, когда я бы тебя накормила, добрым? Нет. Он абсолютно эгоистичен. И так поступают абсолютно все. На дороге будет подыхать псина. И вот что я тебе скажу: слепые - этого не заметят, потому они всегда видят только то, что не нарушает их внутренней гармонии. Мнимые добрячки - попытаются ее подкормить. И лишь такие как я честно пройдут мимо.

   - А если человек, допустим, вылечит ее и выходит? Спасет ей жизнь? Ты не рассматриваешь такой вариант?

   Выкуренная до фильтра сигарета начала жечь пальцы, поэтому я поспешила сделать последнюю затяжку.

   - Рассматриваю. Один из миллиона. Такой случай - один из миллиона. Причем не факт, что человек, взяв собаку к себе, будет иметь бескорыстные мотивы. Не факт, что им двигает лишь желание помочь. Возможно, у него когда-то умерла собака, и теперь, глядя на эту, он вспомнил старую - в таком случае он просто-напросто восстанавливает собственное спокойствие. А возможно, все гораздо прозаичнее - ему просто захотелось собаку, верного друга, который всегда будет терпеть его закидоны, и именно эта подвернулась под руку.

   Парень, несмотря на достаточно серьезную тему, откинул голову и раскатисто рассмеялся, заставив меня замереть, так и не донеся сигарету до пепельницы, и обиженно нахмуриться.

   - Саша, я тебе поражаюсь! - воскликнул он. - При всей твоей, как ты говоришь, эгоистичности, у тебя мировоззрение ребенка.

   - Я не ребенок!

   - Я и не говорил, что ты ребенок. Но у тебя гипертрофированный детский максимализм, который зашкаливает за все известные и неизвестные пределы. Ты делишь мир на черное и белое, но белого нет, и для тебя все остается черным. Ты забываешь о том, что и чистого черного тоже нет. "Ваши добрые поступки"...Хех...Пойми ты, Саш, что не все делится так четко, как ты себе представляешь. Нельзя всю жизнь прожить по твоей философии.

   - Почему нет? - искренне удивилась я. - Очень даже можно.

   - Ничего не давая взамен просто так?

   - Я уже давала взамен и рвала задницу. Одного раза хватило за глаза. Хватит.

   - Это только однажды. А как же семья? У тебя будет муж, будут дети...Ты к ним также станешь относиться?

   - Отвечу, но сначала ответь ты. Ты бы дал кому-то что-то безвозмездно?

   - Да, - быстро и уверенно ответил Антон. - Своей семье.

   - Да ну?

   - Я имею в виду свою семью, Саш. Своих детей, свою жену и своих близких друзей. Особенно детей, наверное. Чему ты так довольно улыбаешься?

   - В своем "безвозмездно" ты даже меня переплюнул, особенно когда добавил "особенно детей".

   - Поясни.

   - Дети и есть ты сам. Они воплощение тебя, которое ты будешь воспитывать так, как считаешь нужным. И семья - штука исключительно эгоистичная. Дети - это ты, жена - это ты, и вся семья в целом - тоже ты. И да, все силы будут направлены на благополучие семьи, то есть благополучие тебя самого. Где здесь добро?