Навола - Паоло Бачигалупи

свечи или факела. Я двинулся по коридору, руководствуясь мысленной картой палаццо.

Приблизившись к кухням, я уловил звуки возни — просыпались первые слуги. Я избежал встречи с ними, зная, какими путями они пойдут за дровами для бань и очагов. Вскоре проснутся и другие. Я ускорил шаг. Услышал шуршание в кладовой и, пока там рылись, прокрался через кухню. Я был крысой в тенях. Я знал свой тайный маршрут.

В садовом куадра я почувствовал запах стражника, прежде чем услышал его. Хемский лист. Благодаря ветерку я определил, где примерно находится человек. Он преграждает мне путь. Я напряг слух и наконец понял, что он сменил позу. Стражник опирался о колонну на краю сада. Меня охватил страх: а вдруг он почует меня, вопреки направлению ветра? Я знал, какой смрад исходит от меня.

Я порылся в памяти в поисках решения — и нашел вишневое дерево. Осторожно подобрался к нему, держась так, чтобы нас со стражником разделяли колонны. Мои пальцы скользнули в листву. Я искал, нащупывал, задерживая дыхание, надеясь... Есть!

Вишни были маленькие и твердые, но отлично шумели, прыгая по саду.

Стражник зашевелился. Шаги сказали мне, куда он направился в поисках моих шумных вишен.

Быстро-быстро мимо его поста. Тихо-тихо, по лестнице, словно призрак, по тем самым ступеням, где умерла Ашья. По другой лестнице — в длинную галерею, где когда-то висели портреты моей семьи, а потом — к судьбоносной двери.

Я открыл замок ключом, который добыла Аллессана. Я чувствовал зов драконьей силы. Как только дверь распахнулась, она омыла меня пульсирующим теплом и голодом. Когда я приблизился и положил на драконий глаз руку, вся библиотека вспыхнула жизнью, и мы оба увидели ее как один. Снаружи еще было темно, однако я мог различить бледную полосу на востоке. Время утекало.

Но теперь тьма перестала быть для меня преградой. Было странно видеть себя со стороны. От этого разболелась голова, зато, воспользовавшись драконьим зрением, я взял сэгский кинжал, который хранил мой отец, и привязал ножны к предплечью. Я уже хотел забрать глаз и сбежать, но тут меня посетила новая мысль.

Я принялся обыскивать стол калларино. Стол моего отца. Я буквально слышал, как Каззетта называет меня самонадеянным идиотом. Будь я прежним собой, согласился бы с ним. Однако у меня нового имелась иная точка зрения. Через несколько мгновений я нашел, что искал: бумагу, чернила и перо.

Я писал быстро, сражаясь с нараставшей головной болью, затем поднес бумагу к драконьему глазу, чтобы перечитать написанное. Годится. Я проткнул себе руку пером и испачкал бумагу своей кровью, потом сломал перо и бросил сверху. Каззетта в моем мозгу бормотал проклятия, но дело было сделано.

Я взял в руки драконий глаз, в последний раз оглядел библиотеку — такую знакомую, такую чужую, такую мою, — вышел за дверь и спустился по лестнице.

С драконьими силами все стало проще. Мои чувства обострились. Я слышал далекое дыхание стражников. Слышал шаги и узнавал, каким путем они пойдут, задолго до того, как оказывался рядом. Я слышал, как слуги разводят огонь на кухне. Я даже чувствовал дым.

Так я незамеченным добрался до конюшни. Взял уздечку и даже смог притащить седло, несмотря на слабость. Дело шло медленно, ведь для того, чтобы хорошо видеть, я должен был держать драконий глаз, а чтобы оседлать коня, мне требовались обе руки. Я выбрал ближайшую лошадь, одного из рысаков калларино. Судя по табличке на стойле, ее звали Авалония. Я надеялся, что она любимица калларино.

Я отдыхал, переводил дух и вновь брался за дело. На ощупь затягивал подпругу, а потом неуклюже привязывал драконий глаз перед седлом. Я ощущал, как утекает время, и жалел, что задержался в библиотеке. Скоро проснутся новые слуги.

За спиной послышалось знакомое сопение.

— Ленивка?

Она постарела. На ее морде виднелась седина, но она узнала меня. Подошла, пыхтя, ухмыляясь и виляя хвостом. Я опустился на корточки и прижал ее к себе. Гладил шерсть, почесывал за ушами.

— Ай, я скучал по тебе, подруга.

— Хорошая собака, — произнес голос.

— Хергес. — Я выпрямился, и моя рука легла на кинжал. — Не пытайся остановить меня.

Я шагнул назад, чтобы коснуться драконьего глаза, и отчетливо увидел конюха, грозную фигуру в тенях.

Мое представление о нем оказалось верным. Крупный мужчина с широкой грудной клеткой. Лысый, с тяжелым лбом и выступающей челюстью, какая часто встречается в Чате. В огромной руке он держал топор, и я понял, что если он ударит, то мне будет непросто защититься, особенно в таком жалком состоянии. Я ждал, напрягая все чувства, наблюдая при помощи глаза, отслеживая малейшие движения конюха, пытаясь разгадать его намерения.

— Най, — сказал Хергес, качая головой. — Я не буду тебя останавливать. Я сразу увидел, что ты часть плетения Вирги. Мало кто так тесно с ним связан. Я не оскорблю Виргу.

Я удивился:

— Неужели жители Чата почитают старых амонских богов?

— Для нас они не амонские. И не старые. И не сломленные, как думают некоторые ваши люди. Они всегда были богами, и Амо — лишь один из них, причем не величайший в плетении. — Он кивнул на Ленивку. — Кроме того, ты нравишься Регне, а она ни разу не ошиблась в своих суждениях.

— Ты назвал ее Королевой?

— Конечно. А как еще?

— Я звал ее Ленивкой.

Он фыркнул:

— Ты оказал ей дурную услугу.

— Мне это говорили. — Я выпустил глаз и снова присел на корточки. Погладил Ленивку за ушами. — Ты ведь позаботишься о ней?

— Да.

Ленивка потерлась носом о мое лицо, виляя хвостом. Я прижал ее к себе. Своего последнего верного друга.

— Ты слишком стара для такого путешествия, — сказал я. — Оставайся здесь. Стереги палаццо для нашей семьи.

В последний раз обняв Ленивку, я выпустил ее.

Когда я выводил Авалонию из стойла, Хергес сказал:

— Эта штука. Глаз. Он полон злобы. И опасен.

Рассмеявшись, я обратил к Хергесу свое безглазое, покрытое шрамами лицо:

— Опасней меня?

Он пожал плечами:

— Да защитит тебя Вирга.

Больше он ничего не сказал, а Ленивка не последовала за мной. Копыта Авалонии гулко простучали по камням куадра. Впереди, у ворот, очнулся и выпрямился стражник.

— Кто идет?

— Акба, — проскулил я, направляя Авалонию к нему, держа руку на драконьем глазе. — Я должен отвезти письмо от калларино в Мераи.

— В такой час? — с сомнением спросил стражник. — Ты?

— Ай, — кивнул я, зная, что мое лицо скрыто в тени. — Этот матра феската не дает мне покоя. Почему я? Почему бедный Акба? — Я подошел еще ближе. — Но я исполню его волю, невзирая на ранний час...

Стражник ахнул. Он увидел мое лицо, но я уже был рядом и наготове, а он — нет. Я вогнал сэгский кинжал ему в живот и дернул клинок вверх, отыскивая сердце. Стражник тяжело, неуклюже рухнул, потому что мне не хватило сил удержать его, но он не вскрикнул и умер мгновенно. Кровь текла у него изо рта, когда я заталкивал его обратно в будку и прислонял к стене, будто спящего. Я не испытывал сожалений, убив его. Я ничего не испытывал. Однако иное дело — дракон. Я чувствовал, как он поднимается и кружит, дикий и жадный, высматривая и хватая человеческую душу. Он был голоден, и я его накормил. Как и обещал.

Я открыл калитку в воротах и вывел Авалонию на улицу. Город просыпался. Я слышал крики торговцев молоком и хлебом, грохот телег. Навола потягивалась.

Я вскарабкался в седло и направил Авалонию на запад. Она показалась мне хорошей лошадью. Не дераваши, но не всем же быть идеальными. Я пустил ее легким галопом по кривым улицам и переулкам. Торговцы рыбой везли свой улов. Фермеры прибывали с корзинами и телегами, полными овощей. Позади меня первые лучи солнца озарили город. Высокие защитные башни архиномо вспыхнули оранжевым огнем.

Я был в восторге от этого цвета. В восторге от рассвета. Я давным-давно его не видел.

Вскоре мы достигли ворот Андретты, за которыми раскинулись зеленые поля и холмы. Вдалеке солнце отражалось от пиков Глубокой Ромильи, высоких, острых, заснеженных, диких.

Однажды