Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

«Я всегда был рад, что именно ты пришёл ко мне первым. Сам ты не умён, но твой язык – очень. Не обижайся».

«Мой язык, мой комплимент».

«Верно. Значит, так, хобо. Я реальный космач, пошёл в форвардную с Мартой за Солнечную Визу. Нам всем в дело поставили, помнишь? Моё желание вернуться… попасть на Землю было родом филии. Геофилии, как однажды пошутила… Одна товарищ. Я безумно хотел на Землю. Религиозно хотел. Настолько хотел, что мои молитвы услышали. На меня вышли, мне предложили сделку. Я выполняю квест – меня отправляют на Землю».

«Вот так вот. И квест?..»

«Ну, откровенно сказать, я не столько джинн, сколько посредник, Марк, между тобой и джинном. Я доставляю тебя к владельцу сокровищ царей земных. Вот мой квест».

«И зачем я владельцу?»

«Зачем ты ему – не знаю».

«Вот так вот?»

«Я посредник. Не болтаю лишнего. Не влияю».

«А говоришь – сокровища».

«Ты сказал о сокровищах».

«А назад мне хода нет?»

«Извини, Марк. Но от джинна не отвяжешься. Мы – существа твердолобые. Держим клятвы. С собой договариваться не умеем. Заслужили – получите. Чего бы это вам ни стоило».

«Я буду рад, если ты попадёшь на Землю, Хайк».

«Я знаю, Марк, что ты будешь рад. Я очень высоко ценю твоё отношение ко мне. Оно мне тем более дорого, что ты не знал, что я тебя воскресил».

«Чушь. Кое-что я знал».

«Чушь. Ничего ты не знал. Не спорь со мной».

«Ладно, неважно. Я немного за тебя порадуюсь, потихоньку, ты и не заметишь».

«Не уверен уж я теперь, что стоит. Очень Земля планета… сложная. Боюсь, она меня вмиг излечит от моей геофилии. Но мне тоже нет дороги назад – сделка есть сделка, оплаченный товар будет доставлен независимо от желания клиента».

«Ух ты!»

«Я был космач начитанный».

«А с Землёй ты прав, Хайк… Я тут на землян поглядел… Ну а тот, кто…»

«Вот он – джинн натуральный».

«Ты меня интригуешь».

«Интригую, Марк, интригую. Давай прогуляемся».

«По коридору?»

«Ну да. Нам в ту сторону».

«По коридору – и не бояться света?»

Хайк наконец хохочет – чего я и добивался. Мне важно это.

«Да, да, да. Только сними ботинки, Марк: так надо. Мы пойдём не торопясь. И за нож не хватайся – угораздило же тебя…»

«Зато спокойно поболтали».

«Верное – истинно».

Я разуваюсь, составляю ботинки аккуратно у стеночки, подхожу к Хайку. Пол холодит ступни – приятно. Странно. Анестезия? Я отворачиваю манжету на рукаве. Контактный датчик сияет белым. Ничего себе, да у меня жар под сорок!

«Спокойно, хобо, – успокаивает Хайк, разобравшись в высказанном мной недоумении. – Ты странный. Тебе нож воткнули в солнце, сантиметр до позвоночника! Естественно, жар у тебя. Пошли».

«Пошли… Чего ты стоишь?»

«Я иду. Вперёд, дружище».

Способу передвижения Хайка я позавидовал. Я работал, шагал, а он – стоял себе в каждой из арок первого яруса по правую руку от меня, руки на груди сложив, и болтал себе со мной. Разговаривать было удобно – между Хайком пройденным и Хайком близящимся было всегда пять метров. Даже голос повышать не приходилось.

Мы о многом поговорили. Он всё сокрушался, что с обслёй так вышло: «они» (Хайк и Ктототам) были заняты и упустили следить за выжившими в столкновении с ханой. «Следить?» – «Ну да, обсли на хану напали по приказанию… Ну, по нашему приказанию». – «Вашему?» – «Всё узнаешь, Марк. Многое». – «Посредник ты, и больше ничего…» – «Потерпи, Марк. Помнишь – „УРКУМ-МУКРУ“? Ты мне читал? „Увидишь ржавый камень…“ – „…унаследуешь многое“ – заканчиваю я. – „Вот и потерпи, пока не увидишь свой ржавый камень“. – „Мне и белого вот так хватило“»…

«Зачем было на марсиан-то нападать?» – спросил я в другое время пути. «Отгоняли их – за пределы слышимости». – «Слышимости? Зачем?» – «Тебя с ними не было, вот зачем. Зря они тебя сразу не взяли – все бы выжили». – «Убивать было необходимо?» Тут Хайк рассердился. «Обслю контролировать тяжело, Марк. А эти, которые на Эдем явились, – очень мощные. Специальные. В четыре сущности каждый, даром что оба из космачей. Спэб Герц да Номо Кемеров. Кемеров – знакомый мой… Невозможно было, чтобы они никого не убили. Это у них безусловный рефлекс». Я надолго замолчал. «Внезапно настигло чувство вины? – спросил Хайк, понимающе улыбаясь мне навстречу и провожая меня этой же улыбкой. – Понимаю тебя. Но зря, Марк. Тебя не утешит, когда я скажу, что ты вообще ни в чём давно уже не виноват, но – говорю это. Я ведь тебя затащил в пивную и встретил с Очкариком». А ведь верно, сообразил я. Я ведь только что думал об этом. Я смотрю на Хайка с яростью. «Ну вот ты и начал правильней относиться к ситуации, – спереди и сзади – в два голоса, для убедительности и акцента, говорит Хайк. – Мы с тобой не друзья, Марк!

Аладдин никогда не дружил с джинном. Это всё позднейшие напластования копоти и розовых цветов. Арабчонок смотрел на жизнь верно. Ты раб лампы, я бог лампы. Неравенство – гироскоп для отношений в любом мире, сколько их не… Друзей не существует, Марк. Нет равенства – нет друзей». – «Гироскоп, значит. Но база-то для гироскопа? Платформа? Что он стабилизирует и направляет, твой гироскоп?» – «Слово. То самое, что едино и для „слова“, и для „клятвы“».

Я приостановился, видя его и впрямую, и боковым зрением.

– Сделка?

– Слово. Слово, Марк, слово.

– А друг – не слово? Вот я произношу его: друг, друг. Что же ты не таешь?

Хайк молчит.

– Твой язык умнее тебя. Хорошо, что мы уже пришли.

Бесконечный коридор, как и все бесконечные коридоры, заканчивался дверью. Квадратной, стальной, на стальном косяке, со штурвалом запирания. Хайк вышел из своей арки, постоял, прижав ухо к металлу и прислушиваясь, крутанул штурвал (дверь отселась) и повернулся ко мне.

– Тихо!

Он толкнул дверь наружу. Ни дуновения, ни оттуда, ни туда, давления равны – у давлений бывает. Хайк высунулся в темноту, стоящую в проёме, огляделся в ней, подошёл ко мне и стал сбоку от меня, справа.

– Мы пришли, Марк. Сейчас мы расстанемся. Не знаю, увидимся ли ещё. Если и да, то один раз и коротко. Но ведь в Космосе не прощаются?

– Флагами машут, – сказал я.

– Прости меня, за то что я прав, – сказал он. – Не простишь – тогда хоть не обижайся.

– Ладно. Спали в одном личнике.

Он положил мне левую руку на спину, правой взялся за рукоять стропореза.

– Первое время