Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

кадры вырезали, очутился близко и поддержал меня, помог устоять, и я почувствовал и запомнил вкус его выдоха, словно мы были не на открытом грунте тяжёлого зелёного мира, а в застойной кабине, с одним обратом на двоих. Острый, свежий, холодящий сладкий вкус.

– Ногами упирайся в землю, – заботливо, тоном терпеливого инструктора, сказал он мне в ухо. – Упёрся? И толкай её вниз, толкай. Не бойся, удержит. И медленно-медленно я тебя отпускаю. А ты остаёшься стоять. Как бы сам. Красивый собою.

Я устоял. Росту Янис Порохов был не гигант, как мне, скрюченному, с высоты собственных гениталий почудилось, а обычного – всего с меня, 170–175. Ткань его одежды на ощупь напомнила старый, многажды реставрированный эластик-бинт. Что-то на нём (обувь?) издавало длинный скрип, скорее приятный, чем нет.

– Ботинки мы тебе найдём попозже. Попозже – это скоро. Ты сюда пришёл один? – спросил он. Он продолжал поддерживать меня под локоть. – Стоять можешь? Снегом пахнет. Носилок для космонавтов у меня с собой нет, да и вообще, как бы, нет. Прекрасная ночка, ты не находишь? Фонарик у тебя есть? Эй, приятель, ты заговоришь со мной когда-нибудь или нет?

– Здесь есть ещё несколько… Могу… Нет… Заговорю, – ответил я, пропустив, едва на них не застопорившись снова, «носилки для космонавтов».

– Ты не понял меня, – сказал он. – Вот сюда, к вездеходу, ты пришёл один?

– Меня послали найти Яниса Порохова… Меня послали. – А был ли Хайк? И нож в груди? Комб на груди был распорот.

– Одного?

– Одного. – Корка засохшей крови в разрезе.

– Похоже, как бы, не врёшь… Тебе удалось найти Яниса Порохова, приятель! Эх ты, бедолага космический. Вот что. Упрись в землю посильней и закрой-ка ты глаза. Я скажу, когда открыть. Да не бойся ты, я просто достану фонарик: темно, замучаюсь я с тобой, слепошарым… Ну, упёрся и закрыл!

Ох, я и повиновался. Изо всех сил. Порохов сказал: «Эй, ты!» – но куда-то в сторону. Что-то приблизилось. Порохов спросил что-то: «Дай мне твой фонарь, мумиё моё… Работает? А где у него кнопка? Всё, отдались отседова, (…)[111].Шпиона тащите ко мне в берлогу, ту, что под крестом, номер два… В первой чересчур людно, ха-ха. Не входить в дом, ты понял? Снаружи ждите! И поаккуратней со шпионом! У папы Мюллера есть вопросы».

Что-то отдалилось.

Веки мои наполнились электричеством.

– Открывай глаза, приятель!

Я открыл глаза. Порохов стоял передо мной и светил мне под ноги из фонарика.

– Пора идти, понимаешь? – сказал он проникновенно. – Я пойду, а ты как бы за мной. Чего бы тебе ни стоило. Сам я тебя тащить не хочу, а звать зверей… ты мне нужен нормальным. Иди за мной, не теряй меня из виду, свети себе на дорогу. И умоляю тебя, не гаси фонарик, даже для того, чтобы сбежать. Палуба здесь, старичок, чрезвычайно странная, неровная! На.

Он протянул мне фонарик лучом вниз. Я взял фонарик. Стандартный фонарик, у меня у самого точно таких два в шкафчике на «Будапеште». Сильный, сытый луч, абсолютно белый.

– Алё, на Байно-о! – позвал Порохов. – Ты понял меня? – Он хихикнул. – Или ударить тебя?

– Я понял тебя, – сказал я. – Не надо ударить меня. Я пойду следом за тобой, не буду гасить фонарь. Я готов.

И я был готов идти, но он молчал, не двигаясь. Я не решался осветить его и увидеть его, но молчание Яниса Порохова таинственным образом имело позу: он стоял, крепко расставив ноги в приятно скрипучей высокой обуви, уперев кулаки в бока, смотрел на меня, видел меня… заговорил он грустным голосом и снова сказал странное:

– Как долго я тебя искала…

– Я меньше суток на планете, – сказал я осторожно.

Он (я уверен) помотал головой и повторил:

– Как долго я тебя искала! – Затем я услышал усмешку, затем он захохотал – ясно, сильно, ничего не боясь, ни темноты, ни мертвецов, ни марсиан – не боясь… Он был дома. – Чёрт побери! – сказал он, оборвав смех. – Какой я стал впечатлительный, ах, уму непостижимо! Но у меня, как бы, есть оправдание – моя тысяча лет тысячу лет как кончилась! Любой идиот, держащий слово на тысячу лет дольше положенного, имеет право на сентиментальность и непосредственность при виде своего избавителя. Это же ясно! Вперёд, мой Гоша, Жора, Юра, он же Гога, вперёд, за мной, ейбо единственным путём пойдём мы, ейбо другого нет!

Ейбо?

– Меня зовут Марк Байно, – проговорил я, светя в спину Янису Порохову, уходящему от меня. Высокие блестящие, как гудрон, ботинки, узкие штаны, в ботинки заправленные, длинная куртка, перехваченная блестящим в лад ботинкам поясом…

Он только весело махнул мне рукой, не оборачиваясь: вперёд, за мной, как бы ты ни звался!

И я сделал шаг, и, забежав вперёд себя, скажу: это и был первый шаг хобо Аба, впоследствии капитана.

Я ожидал, и мои ожидания подтвердились: Янис Порохов вёл меня прямо в ущелье, по крайнему известному людям пути Станаса Нюмуцце и Лодии Скариус. Всего триста десять моих шагов. Но в темноте, под аккомпанемент жалкого фонарика, вслед за невероятным и невозможным Янисом Пороховым… свидетельствую: годы и годы шёл я эти триста десять шагов. Кстати, босиком.

Трудно не знать, сколько тебе до финиша. Но ведь я же вроде и не бежал? Не взбирался? Шагом шёл? И самое главное, космач, – ведь ты не знаешь даже, оторвался ли от грунта? Сколько можно держать готовность и не лопнуть? И как узнать без отсчёта временную точку старта? Я ж не робот, великие имена бога, не калькулятор, я ж не на солнечной энергии работаю… Да и где оно, солнце: сутки я на грунте, а неба не видел за тучами, ни солнечного, ни звёздного. Это называется: пасмурно. Так говорил Мерсшайр. Я устал в этом предстарте, реябта, вот о чём я. Я просто сейчас потеряю надежду, и всё. Не говорите мне – где финиш, хотя бы объявите старт.

Долговременно безнадежное выживание. Бабушка моей напарницы по «квинте» Ноты, доктор Мелани-По Верба Валентиновна нам читала курс в лётке. Самую верную, спасительную, психологическую формулу ДБЖ (рассказывала Верба Валентиновна) нашёл давным-давно один учёный писатель. Им придумана похожая на мою, нынешнюю, ситуация. На некую планету высаживаются исследователи (вымысел, вымысел, проблемы SOC, дышать и есть – выведены из условий). На орбите планеты висит модуль связи и обеспечения амбаркации. Внезапно аппаратура модуля выходит из строя и, сумасшедшая, спускает исследователям информацию о глобальном вымирании человечества в результате некоего космоцида. После чего модуль умолкает, попытки восстановить связь неуспешны. Исследователей,