Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю - Дмитрий Иванович Иловайский

Суздальском крае, как Турдан, городище на р. Колокше, село Турдиево и Турдиевы враги (овраги) в Костромской губернии (гр. Уварова о мери в Трудах первого Археология, съезда С. 673 и 683). Или возьмем Гунара имя Гудя; не только существовало в старину у малороссов, а также у сербов и болгар; но гуня доселе означает род кафтана в Пермской губернии и Западной Сибири (см. «Юго-западную часть Томской губернии» Потанина. Т. II. С. 571 в «Этногр. сборн.» VI и «Пермскую губ.» Мозеля). Не продолжаю набравшихся у меня еще разных мелких заметок по этой части, надеюсь, сказанного достаточно, чтобы видеть всю поверхностность, всю предвзятость отношения норманнской школы к данному вопросу. Русь вместе с крещением приняла греческие имена, и только небольшая часть прежних языческих имен продолжала после того обращаться в народе. Тем не менее значительное количество имен Олегова и Игорева договоров все-таки встречается потом в Древней Руси, в летописях и других памятниках. Мы имеем полное право заключать, что эти договоры счастливым случаем сохранили нам целый сборник славяно-русских имен языческой эпохи.

Надеюсь также, что приведенных указаний достаточно, чтобы дать настоящую цену хвастливому заявлению немецкого издателя, будто брошюрка г. Томсена представляет, так сказать, последнее слово науки по варяго-русскому вопросу. А между тем наши отечественные норманисты весьма ей обрадовались, и одно периодическое издание, специально посвященное критике, поспешило усмотреть в ней какие-то новые подтверждения пресловутой теории (Критическое обозрение. М., 1879. № 20. Изд. В. Миллера и М. Ковалевского). Вот что значит явное пристрастие!

Обращаясь к тому положению, которое я выставил краеугольным камнем, исходною точкою отправления в своей борьбе с норманнизмом, то есть к первоначальному тексту летописи и к смешению руси с варягами в позднейших ее списках, нельзя не удивляться, что мои противники совершенно обходят молчанием это положение и представленные мною доказательства и ограничиваются голословными фразами о правдивости Нестора вообще. (Заметьте при этом также их упрямство по отношению к имени летописца. Не существует никаких серьезных доказательств, что Повесть временных лет написал Нестор. Мало того, игумен Сильвестр сам ясно говорит в ней, что он написал сей летописец. Так нет, он, видите ли, не написал, а только переписал летопись Нестерову.) Я же с своей стороны все более и более убеждаюсь в помянутом положении. Между прочим, льщу себя надеждою, что мне посчастливилось напасть на самый ключ к этому позднейшему недоразумению.

Никто доселе не обратил внимания на то, что в некоторых списках начальной летописи, по поводу посольства за море к варяжским князьям, сказано: «Реша (варягом) русь, чудь, словене, кривичи и весь: земля наша велика» и пр. Так значится, например, в списках Ипатьевском, Троицком, Переяславском. Между тем в других, например в Лаврентьевском, стоит: «Реша руси, чюдь, словене, кривичи» и т. д. Мы не сомневаемся, что в первых списках в этом случае сохранился остаток первоначальной редакции, где русь является в числе народов, отправивших послов за море к варягам. Следовательно, не одни летописные своды западнорусские (судя по польским историкам, которые ими пользовались) и новгородские (судя по летописцу Никифора и по отрывку Иакимовской летописи) сохраняли первоначальную редакцию; но следы ее находим и в Северо-Восточной России. Это столь, по-видимому, ничтожное изменение первоначального русь в руси повело к важному недоразумению. Стоило только какому-либо переписчику или сводчику, не разобрав подлинника, поставить «послаша (или реша) к Варягом руси, Чюдь, Словене» и пр., вместо «к Варягом русь, Чюдь, Словене», как мало-помалу явилась целая группа таких искаженных списков; а кто-либо из дальнейших северо-восточных списателей и сводчиков, приняв эту ошибку за истину и смешивая русь с варягами, постарался еще подкрепить ее некоторыми голосами вроде: «сице бо звахуть ты Варягы русь, яко се друзии зовутся Свее, друзии же Урмани, Англяне» и пр. И вот таким образом в суздальских и позднейших северных сводах появилась смешанная в одно, небывалая народность варяго-руссов. Но любопытно, что в некоторых местах северо-восточных летописных сводов все-таки остались следы первоначального текста, резко противоречащие этой позднейшей редакции. Например: «Поляне яже ныне зовомая русь», а «Словенеск язык и Рускый одно есть» и пр. Точно так же сохранившиеся тексты договоров Олега и Игоря говорят только о руси и никаких варяго-руссов не знают.

Кто пристально занимался разными списками наших летописей, тот знает, как часто встречаются разногласия в их текстах. Вы не найдете и двух списков, буквально во всем сходных. Явное доказательство, как сильно местами попорчен, искажен первоначальный текст под пером сводчиков и переписчиков! Я мог бы привести многие примеры разногласий и искажений, которые совершенно затемняют или извращают смысл и могут быть исправляемы только при тщательном сличении списков. Чтобы недалеко ходить, укажу на ту же самую фразу о речи послов варягам. По некоторым спискам, за море посылали послов русь, чудь, словене (новгородцы), кривичи и весь; а в других весь превратилась во вся или во еси, и сообразно с тем получился различный смысл. По одним это еси как бы относится к предыдущему слову кривичи, то есть «все кривичи». По другим это вся отошло к следующему слову земля, и вышло так: «вся земля наша велика и обильна». Подобным же образом, повторяю, кем-либо не разобранная именительная форма русь и ошибкою списанная в дательной форме руси отнесена потом к предыдущему слову (стоявшему или подразумеваемому) Варягом, и получилось понятие о послах, отправленных за море к руси или «к Варягом к руси». А затем пошло уже почти систематическое, нелепое смешение двух разных народов в один. Но в этом смешении, как я сказал, участвовали далеко не все группы летописных списков; древние западнорусские и новгородские списки по всем признакам остались более или менее близки к первоначальной редакции.

Ввиду многих и добросовестных исследований, посвященных русской летописи, можно бы удивляться тому, что доселе не был восстановлен ее первоначальный текст в таком важном пункте. Но пока норманизм господствовал в нашей историографии, никому и в голову не приходило подвергнуть критическому анализу помянутые разногласия списков и рассмотреть их в связи с отношениями варягов к русской истории.

Итак, повторяю, легенда о призвании варягов имела первоначально династический характер, то есть выводила киевский княжеский род из-за моря от варяжских князей; но отнюдь не представляла все русское племя чуждым, неславянским, пришлым из-за моря. Раз установив это положение, мы уже, собственно, не имеем большой надобности опровергать самую легенду. Если русь была туземное племя, известное у более древних писателей под именем роксалан, то ей не было нужды призывать к себе чужих князей, так как у нее издревле были свои собственные. О роксаланских князьях упоминают источники еще I и