Противостояние - Стивен Кинг

Почему ты не отвечаешь? Почему только качаешь головой?

Во сне Ник делал то же самое, что много раз проделывал в реальной жизни: прикладывал палец к губам, потом ладонь к шее… и слышал, как произносит идеально четким, даже прекрасным голосом: «Я не могу говорить. Я немой».

Но ты сможешь. Если захочешь, сможешь.

Ник протягивал руку, чтобы коснуться контура, его страх мгновенно смывало потоком безмерного и обжигающего ликования. Но когда пальцы приближались к плечу контура, оно оказывалось леденяще-холодным, таким холодным, что у Ника возникало ощущение, будто он обжегся. Ник отдергивал руку и видел, что на пальцах образовались кристаллы льда. И тут до него доходило. Он мог слышать. Голос темного контура; далекий крик ночной хищной птицы; непрерывный вой ветра. И он вновь лишался дара речи – от крайнего изумления. В его мире появлялось новое измерение, о существовании которого он не подозревал. Он слышал звуки. И вроде бы знал, что какой означает, безо всяких объяснений. Они ему нравились. Звуки ему нравились. Он водил пальцами вверх-вниз по рубашке и наслаждался шуршанием хлопчатобумажной ткани под ногтями.

Потом темный человек начинал поворачиваться к нему, и Ник ужасно пугался. Это существо, кем бы они ни было, не творило бесплатных чудес.

…если падешь на колени и будешь мне поклоняться.

И Ник закрывал лицо руками. Он хотел получить все, что показал ему черный человеческий контур с той вознесенной над пустыней вершины: города, женщин, сокровища, власть. Но больше всего ему хотелось слышать шуршание ногтей по рубашке, тиканье часов в пустом доме после полуночи и таинственный шепот дождя.

Однако он произносил слово «нет», и тут же леденящий холод надвигался на него, и его толкали, и он падал и падал, беззвучно крича, из заоблачной выси, чтобы рухнуть в запах…

…кукурузы?

Да, кукурузы. Это был уже другой сон, они сливались вместе, без черты, которая позволила бы отделить их друг от друга. Он находился на кукурузном поле, среди еще зеленой кукурузы, и его окружал запах летней земли, коровьего навоза и растений. Он поднимался и шагал вдоль ряда кукурузных стеблей, в который упал с небес, на мгновение останавливался, осознав, что может слышать легкий шепот июльского ветра в зеленых листьях, похожих на лезвия мечей… и что-то еще.

На музыку?

Да… на какую-то музыку. И во сне Ник подумал: «Так вот что это означает». Музыка раздавалась где-то впереди, и он шел к ней, хотел увидеть, действительно ли последовательность этих приятных звуков возникает благодаря вещам под названием «пианино», или «труба», или «виолончель», или еще что-нибудь.

Жаркий запах лета, бездонная синева неба над головой, прекрасные звуки. В этом сне Ник чувствовал себя счастливым, как никогда. По мере приближения к источнику этих звуков к музыке присоединялся голос, старый, как потемневшая кожа, не совсем четко произносящий слова, будто песня была тушеным мясом с овощами, многократно подогретым, но так и не потерявшим своего исходного аромата. И Ник как зачарованный шел к ней.

В этот сад я пришла в одиночку,И роса золотилась на склоне зари.Я услышала голос, шепнувший на ушко:«Это Господа сын… посмотри».Мы гуляем с Ним вместе по светлым аллеям,Он сказал, что мы будем с Ним вместе всегда.Наша общая радость светла и прекрасна,Не покинет меня никогда.

Песня закончилась. Ник уже добрался до последних в ряду стеблей и за ними, на поляне, увидел лачугу, не слишком отличающуюся от хижины, с ржавой бочкой для мусора слева и качелями из старой шины справа. Качели свисали с толстой ветки яблони, кривой, но покрытой зелеными листьями. Крыльцо отошло от стены, наклонилось, и на месте его удерживали старые домкраты в потеках масла. Над крышей поднималась труба из оцинкованного железа, помятая и закопченная, тоже наклонившаяся под странным углом. Во все стороны от поляны, на которой стоял дом, уходили кукурузные поля, тянувшиеся, насколько хватало глаз. Лишь в одном месте, на севере, зеленое море разрывала полоска проселочной дороги, бегущей к плоскому горизонту. В тот самый миг Ник понял, где находится: округ Полк, штат Небраска, к западу от Омахи и чуть севернее Оцеолы. Проселочная дорога вела к федеральному шоссе 30 и Коламбусу, расположенному на северном берегу реки Платт.

На крыльце сидит самая старая женщина Америки, чернокожая женщина с пушистыми, тонкими седыми волосами, очень худенькая, в домашнем платье и в очках. Она кажется такой миниатюрной, что сильный послеполуденный ветер вот-вот подхватит ее и унесет в высокое синее небо, чтобы доставить, скажем, в Джулсберг, штат Колорадо. Музыкальный инструмент, на котором она играет (возможно, именно его вес не позволяет ветру подхватить женщину, удерживает ее на земле), – «гитара», и Ник думает во сне: Вот, значит, как звучит «гитара». Красиво. Он чувствует, что может простоять на этом месте целый день, глядя на старую чернокожую женщину, сидящую на крыльце, которое остается у стены дома только благодаря домкратам (среди всей этой кукурузы Небраски, в округе Полк, к западу от Омахи и чуть севернее Оцеолы), и слушая. Ее лицо испещрено миллионами морщинок, как географическая карта местности, где рельеф еще только формируется: реки и каньоны на коричневых, выдубленных ветром и солнцем щеках, горные кряжи под подбородком, извилистые вытянутые холмы у основания лба, пещеры глаз.

Она снова начинает петь, аккомпанируя себе на старой гитаре:

И-и-исус, почему ты сюда не идешь,О-ох, И-и-исус, почему ты сюда не идешь,Иисус, почему ты сюда не идешь?Час беды наступил…Ох, теперь… час беды наступил,Потому что теперь…

Эй, малыш, кто пригвоздил тебя к тому месту?

Она кладет гитару на колени, как ребенка, и жестами подзывает Ника. Он подходит. Говорит, что просто хотел послушать ее пение, оно такое красивое.

Что ж, пение – Божья глупость, теперь я пою чуть ли не дни напролет… Как у тебя все закончилось с тем черным человеком?

Он меня пугает. Я боюсь…

Малыш, ты и должен бояться. Ты должен бояться даже дерева на закате, если видишь его под определенным углом. Все мы смертные, хвала Господу.

Но как мне сказать ему «нет»? Как мне…

Как ты дышишь? Как ты видишь сны? Никто не знает. Но ты приходи ко мне. В любое время. Матушка Абагейл, так меня здесь называют. Наверное, я самая старая женщина в этих краях, но по-прежнему могу сама испечь лепешку. Приходи в любое время, малыш, и приводи друзей.