Тёмный путь - Николай Петрович Вагнер

– Господи, помилуй!

CV

У меня снова сжалось сердце, и сознание отлетало.

Я чувствовал, как туман закрывал мою голову, именно в то время, когда сухой скрип ножниц и легкий треск волос раздался среди мертвой тишины. Я пробовал бороться с этим чувством, я старался насильно улыбнуться, я не хотел поддаться этой тьме, которая повелительно накрывала мое сознание; я ясно слышал слова архимандрита, но затем пение монахинь нанесло последний удар…

Мне показалось, что хоронят мою милую, дорогую девушку…

И действительно! Разве не схоронили ее? И разве мне оставалось что-нибудь в жизни?!

Когда я очнулся, на крыльце монастырского двора, среди толпы баб, мужичков и всяких богомолок, когда я пришел в себя, то первое, что бросилось мне в глаза, была Мавра Семеновна, и первый голос, который я услышал, был ее голос.

– Очнулся! Слава Тебе, Господи! – проговорила она и перекрестилась. На глазах ее были слезы.

Вслед за ней многие тоже перекрестились.

– Владимир Павлыч, – заговорила няня. – Батюшка! Что это с вами… Болезный!..

– Знаш, сестра его была… Вот ён и убиватся, – сказал громко какой-то голос в толпе.

– Вот, батюшка, возьмите письмецо к вам от Елены Александровны, – сказала няня, подавая мне сложенный вчетверо листок почтовой бумаги.

Я схватил письмо, быстро приподнялся, встал и, шатаясь, пошел. Толпа расступилась передо мной. Какой-то убогий инвалид подал мне шинель.

Я вышел за монастырские ворота, оглянулся. Сердце мучительно сжалось…

Куда я шел? Зачем?.. В глухую пустыню… на «темный путь», на борьбу с «темным делом».

Никогда, кажется, во всю свою жизнь судьба не разражалась надо мной такими жестокими ударами, каким она угостила меня теперь, в эти тяжелые дни моей молодости.

С трудом я добрался до дома. Несколько раз я должен был останавливаться, осматриваться, вдумываться: зачем я иду?.. Несколько раз я проходил мимо той улицы или, правильнее, переулка, где была моя «фатера» и, кажется, даже мимо моей «фатеры».

Мне хотелось не думать ни о чем, не вспоминать ничего, но какой-то невольный внутренний голос вдруг так внятно, грустно повторял в моем сердце:

«Схоронили мою милую, дорогую девушку!»

И кровь бросалась в голову. Я шел быстро, машинально, бессознательно и… одумывался на краю пруда или на берегу Двины…

Начало уже смеркаться, когда я добрался наконец до дома.

Хозяева встретили меня встревоженные. Они уже знали все. В маленьком городишке нет тайн и секретов.

Они приставали ко мне с разными кушаньями, но я заперся в моей маленькой комнатке… и тут только, вынимая бумажник, вспомнил о письме Лены, которое бросилось мне в глаза.

CVI

Оно было недлинно. Очевидно, она торопилась, набрасывая его.

«Родной, дорогой мой брат (писала она). Сам Господь решил за меня мою судьбу. Завтра я буду посвящена Ему, Ему, моему Желанному, Любимому, Благому, Доброму, Великому…

Приехал архимандрит Савватий. Игуменья позвала меня и предложила мне постричься. Я сказала, что я не кончила мое послушание. Остается еще целый год. Но она ответила, что мою севастопольскую жизнь мне можно и даже должно зачесть в послушание. Я согласилась.

Я долго думала над твоим предложением, и мне страшно подумать и еще страшнее высказать тебе мой тяжелый, безутешный взгляд.

Мир должен погибнуть, ибо весь мир лежит во зле, как говорит св. Апостол. Благословенны борющиеся с этим злом и отнимающее от него достояние Господне.

Я благословляю тебя, брат мой, из моей уединенной кельи на эту борьбу. Я буду молиться, постоянно молиться о помощи тебе. Не падай перед неудачами. Они должны быть. Они неизбежны, потому что это лежит в природе вещей.

Мы – русские – скоро увлекаемся. В минуты увлечений мы творим великие подвиги. Но там, где нужно самый подвиг борьбы сделать постоянным, обыденным спутником жизни, там мы или падаем, или живем бессознательной привычкой.

Дай Бог, чтоб мои предсказания не сбылись. Но мне кажется, что чем долее мы будем жить, тем более апатия, безучастие и разлагающая косность будут развиваться в русском обществе.

Нас победит зло. Нас победит мертвенная, богоненавистная неподвижность и эгоизм… Еще раз повторяю: дай Бог, чтобы мое пророчество не оправдалось.

Будь деятелен, борись, дорогой мой! Бог Милосердный пошлет тебе спутницу, друга, который поддержит тебя.

Прости, еще раз благословляю тебя.

Я несколько раз перечел это письмо. Слезы душили меня. Мне она представилась жертвой ее одностороннего, безрассудного взгляда. Мне было глубоко жаль этой крепкой натуры. Мне было жаль моей «милой, дорогой девушки»… И вместе с тем чувство досады, тяжелого, гнетущего раздражения, которое сродни злобе и ненависти, разжигало мое сердце.

И под давлением этого чувства я дал себе слово бороться из всех сил и победить – назло всем ее увлечениям и предсказаниям.

Часть четвертая

I

С тех пор прошло более тридцати лет, и я сдержал данное себе слово: я боролся.

Проверяя теперь все итоги и результаты этой борьбы, я не могу найти ничего или почти ничего утешительного. Становится жутко, становится страшно холодно на сердце, и я невольно спрашиваю себя: неужели она была права, моя дорогая, милая Лена? Неужели наша косность, наше квиетическое[67], то есть пассивное, малодушие победит все и все затопит, как мутная стоячая вода затопляет медленно разлагающийся труп?!

Но лучше я расскажу нисколько выдающихся и