Кристальный пик - Анастасия Гор

В замке поселилась неестественная тишина: все молились, прятались или спешили к своим семьям, чтобы быть рядом, если что-то пойдет не так. Зато на улице стоял гомон, какого Столица не слышала даже в Эсбаты: драконы и люди впервые за двадцать лет воевали бок о бок, а не друг с другом, и неистовый рев, звучащий с тальхарпой в унисон, ласкал слух, как песня. Вид, открывшийся мне с края башни, был не менее прекрасным: хирды один за другим бесстрашно седлали драконов, а те подставляли им крылья, помогая забраться. Пятьсот драконов и в пять раз больше людей. Половина уже парила вместе в небесах, дожидаясь прочих. Кого-то, судя по звукам, тошнило, а кто-то потерял сознание, но большинство гудело в предвкушении битвы. Оторванная от простого люда, я едва не забыла, каковы дейрдреанцы, когда дело доходит до битвы — веселые, точно талиесинцы на пирах.

«Не снижайтесь ни в коем случае и не садитесь на землю, пока не достигнем стен Морфрана. Не рискуйте своими жизнями ради людей. Ваша задача доставить хирды в целостности, но выжить самим. Помните, что вы семья. Прикрывайте друг друга».

«Да, отец».

На крыше донжона было слишком тесно, чтобы здесь поместилось больше двух драконов, поэтому третий, самый огромный и будто выкованный из железа, висел над ними в воздухе. Размах его крыльев достигал такой ширины, что они могли накрыть собою всю башню, и каждое их движение поднимало ветер. Мне пришлось приставить ладонь ко лбу козырьком, дабы разглядеть в том драконе Борея. В последний раз я видела его в Медовом зале, злого и растерянного, когда ему не удалось отговорить Старших от присоединения к войне. Тогда же мне думалось, что Борей немедленно вернется к жене в Сердце или по крайней мере полетит на Фергус. Но, похоже, Борей оказался менее упрям, чем я считала, и больше привязан к семье, чем могло казаться окружающим: он сам вызвался возглавлять отряд в Керидвен и сопровождать своих детей, Мелихор и Сильтана. Прямо сейчас те толкались на крыше в первородном обличье, ожидая новых указаний.

«Солярис, тебя это тоже касается».

Солярис держался поодаль, все еще будучи человеком, и угрюмо смотрел на город, погруженный в свои мысли… Пока не появилась я. Прежде занятый сборами драконов, он увидел меня в броне впервые. Однако все равно повел себя так, будто я надевала ее уже не раз: молча похлопал рукой по спине и боку, проверяя, так же ли плотно она прилегает к телу, как у него. Затем Сол удовлетворенно кивнул и, проронив нечто вроде «Годится», снова отвернулся к городу, словно тот был для него куда интереснее. Лишь по тому, как дрожали при этом его пальцы, лежащие на мерлоне, и как он дотронулся ими до пальцев моих, я поняла, что Сол чувствует на самом деле.

Облегчение. Радость. Спокойствие. Я сделала так, как он просил — приняла его дар. Драконья суть всегда познавалась в жертвенности: нет для дракона большего признания в любви, чем отдать всего себя, даже собственную кожу.

«Солярис, ты меня слышишь? Я к тебе обращаюсь».

Мы оба вздрогнули, осознав это: Борей говорит с ним, да еще и тем самым назидательным тоном, каким всегда говорят лишь отцы со своими детьми. Солярис тут же встрепенулся и задрал голову к металлическому дракону, пышущему жаром, который был в два, а то и в три раза больше половины драконов под моим замком.

«Ну и что я сейчас сказал?»

— Чтобы мы не рисковали, — ответил Сол растерянно, на что Борей нервно повел крылом. Меня снова пошатнуло в сторону от поднятого им ветра. — Я все понял, отец.

«Не думай, что если ты пережил Сенджу, то ты уже все знаешь и умеешь. В эпоху Завоеваний керидвенцы орудовали баллистами так же ловко, как мечами, и тоже продавали нас по частям вместе с нейманцами на черном рынке. Летай высоко, Солярис, иначе смерть и тебе, и твоей королеве».

— Да, отец, — снова ответил Сол. Не то изумление столь непривычной заботе было причиной его безропотности, не то страх навлечь на себя гнев еще одного Старшего, но он даже поклонился отцу, когда тот издал низкий гортанный звук, похожий на ворчание.

Затем Борей развернулся и устремился ввысь к остальным драконам. Все до последнего уже поднялись с земли в воздух с воинами на спинах и плечах. Теперь они ждали только нас пятерых, чтобы я повела их на север, и от этого осознания у меня заледенели руки и сердце.

По-прежнему держа мои пальцы в своих, Солярис прекрасно почувствовал это. Посмотрел на меня снисходительно, на что я вымученно кивнула, зная, что бесполезно ждать от самой себя уверенности — она не придет. Можно готовиться к войне сколько угодно, но ты никогда не будешь готов к ней до конца, как и к любым трагедиям в своей жизни.

— Полетели! Я готов вспарывать керидвенцам задницы и животы!

Впрочем, нет, кто-то был готов к войне всегда и везде. Кочевник выскочил на крышу из люка, поправляя новенькие ламеллярные доспехи[30], которые выплавил для него кузнец специально по моему заказу. С дейрдреанским таблионом красного цвета Кочевник и впрямь походил на хускарла, которым должен был стать. Правда, та схожесть была обманчивой: на шее его позвякивало ожерелье из кабаньих зубов, в собранных волосах на затылке вилась синяя лента с талиесинским орнаментом, а на поясе висел старый деревенский топор. Даже сейчас Кочевник оставался охотником, воплощением дикого леса, где от человека оставался лишь след на влажной земле. Золотая маска медведя, закрывающая его лицо, выступала связующей цепью между этим звериным неистовством и благородным порядком. В ней первобытная сила Кочевника будто переставала хлестать через край и обретала долгожданное равновесие — так метель превращается в град. Даже двигался Кочевник теперь ровнее и грациознее, держал спину прямой, а подбородок — вздернутым вверх…

Пока не запнулся о выступ на крыше и не упал.

— Дикий! — выругался он, хватаясь за свою маску, когда со звоном ударился ею об пол. — Как Медвежий Страж вообще ее носил? Эти щелки для глаз даже у́же, чем те, через которые я в детстве за девками в бане подглядывал!

— Так может, ты снимешь маску, пока мы в Керидвен не прибудем? — предложил Сол резонно, на что услышал:

— Нет! В ней я по