Катарина - Кристина Вуд

приняла розы, принявшись обнюхивать свежие бутоны. Прежде мне никто и никогда не дарил такие шикарные цветы.

— Она все никак не может привыкнуть к тебе и твоей форме… Ей нужно время, — честно ответила я. — Спасибо за розы, они очень красивы.

— Они не сравнятся с красотой твоих глаз, — мягко произнес он с легкой улыбкой, а после сел на стул, где только что сидела Анька. — Ты заставила всех нас поволноваться. Mama передала тебе фрукты и овощи, чтобы ты скорее поправлялась. И да, я уже сообщил семье о намерении жениться на тебе. Они обрадовались. Так что можешь не переживать на этот счет.

Я криво улыбнулась, положив цветы на тумбочку. Сердце бешено заколотилось в груди, в ладонях скапливался пот. Я не знала, что сказать ему в ответ. Согласиться не могла, но и отказать была не в силах.

— Я… я рада, — солгала я, избегая его взгляда.

Алекс взял мою ладонь и накрыл ее своей теплой и шероховатой.

— Как только тебя выпишут, мы сразу поженимся. Я уже договорился, нас могут расписать в любое время. Можешь ни о чем не волноваться, — произнес он тихо с теплой хрипотцой, а я затаила дыхание. — Может тебе что-то нужно? Я могу передать сегодня вещи через своего шофера. Сам смогу навестить тебя только послезавтра в полдень. Я все же вышел из отпуска преждевременно, накопилось много работы.

— Да… я бы хотела… карандаш с бумагой. Хочу письмо написать тетушке в Литву, — солгала я. — Уже давненько ей не писала. Переживаю все ли у них хорошо. А еще… неизвестно сколько мне пробыть здесь придется… Поэтому, пожалуйста, принеси ту нашу совместную фотокарточку. Хочу поставить ее на тумбочку, чтобы вспоминать тебя и любоваться. А то здесь со скуки помереть можно…

Мюллер утвердительно кивнул.

Чтобы он не увидела моих горьких слез, я порывисто обняла его, крепко прижав к себе. Поначалу он опешил от неожиданности, но после обнял меня в ответ, мягко поглаживая мою спину. Я с трудом сдерживала всхлипы, боясь, что он услышит, и крепче обвила руками его шею. От его кителя пахло привычным успокаивающим ароматом с примесью табака. Прежде его звучание убаюкивало меня, но в тот момент я не принюхивалась, как это случалось по обыкновению. Я жаждала отчаянно запомнить тот аромат.

В какой-то момент Алекс услышал мои всхлипы и отстранился, чтоб взглянуть в лицо. Он мельком улыбнулся и заботливо стер пару слезинок, скатывающихся с моих щек.

— Я надеюсь, это слезы счастья, Катарина? — в шутку спросил он.

Я пару раз быстро-быстро кивнула и принялась отчаянно зацеловывать его лицо. Он тихо рассмеялся в ответ, а после обрамил мои щеки в ладони и нежно поцеловал в губы. Я едва удержалась на койке, чтобы не наброситься на него. Все тело вмиг онемело, руки покрылись приятными мурашками, а слезы продолжали катиться с глаз. Я была не в силах остановить их. Он целовал мои щеки, так рьяно утопавшие в слезах, покрывал поцелуями веки, шею. В каждом его неторопливом движении крылась забота и такая отчаянная нежность, от которой хотелось взвыть.

— Не плачь, любовь моя, скоро все закончится, — прозвучал его низкий хрипловатый голос в опасной близости от моего уха.

Я промычала что-то неразборчивое и пару раз нервно кивнула.

«Любовь моя» — он так редко вставлял немецкие фразы в наш разговор… Но конкретно после этой мне хотелось разрыдаться пуще прежнего. Казалось, тогда душа моя разрывалась намного больше и болезненней, чем когда я пыталась убедить себя, что Алекс был мне безразличен.

В тот день я не знала, увидимся ли мы вновь. Но отчетливо ощущала, что тот раз мог быть последним. К моему горькому сожалению, так оно и случилось. Он ушел в полной уверенности, что вскоре увидит меня. А я осталась одна в четырех белых стенах в полной уверенности, что более мы не свидимся.

Остаток дня и всю ночь я горько прорыдала в подушку. Анька пыталась утешить меня, но все ее попытки оказались тщетны. Она уехала на ночь в поместье Мюллера с его шофером, который вечером привез мне нашу фотокарточку в черной рамке и пару листов бумаги с карандашом.

Я не могла собраться, чтобы написать и пары слов. Мысли путались, я не понимала правильно ли поступаю. Правильное ли решение я приняла, и отчего судьба поставила меня перед таким отчаянным сложным выбором. Я глядела на фотокарточку, на наши сдержанные улыбки, мой напряженный и его сосредоточенный командирский взгляд, на мою прелестную одежду, подаренную фрау Шульц и идеальную прическу, сделанную ее же руками. Я утирала слезы и часами разглядывала его черный парадный мундир с наградами, его четко выделяющиеся руны в петлицах, черную офицерскую фуражку с козырьком.

Наконец, ближе к двум часам ночи я осмелилась взять в руки карандаш. Пальцы дрожали, а мысли рассеялись перед клочком бумаги и превратились в непонятный нечитабельный поток. Спустя время я освободила фотокарточку из рамки и вставила туда ту несчастную записку, а после яростно выбросила карандаш в сторону двери и вновь зарыдала. На мои крики сбежались две дежурные медсестры и вкололи внутривенно какое-то успокоительное. Одна из них мельком бросила взгляд на тумбочку, глаза ее остановились на белой бумаге и моем неумелом немецком почерке:

«Прости, что использовала тебя. Спасибо за все.

Буду помнить тебя до скончания дней,

навсегда твоя Катарина».

* * *

Будет лучше, если он возненавидит меня. Будет лучше, если он, прочитав записку, испытает отвращение ко мне… и заодно к самому себе, что позволил полюбить меня. Будет лучше, если он узнает, что я использовала его с самого начала, и любое проявление любви с моей стороны было ложным и наглым притворством.

Я убеждала себя, что так он быстрее забудет меня. Чем если бы я дала ему очередную призрачную надежду в той проклятой записке.

— Чего это ты тут на калякала? — с подозрением спросила Анька, кивнув в сторону записки на немецком.

— Парочку прощальных слов, — честно призналась я, переодеваясь в одежду, привезенную сестрой. — Не переживай. Она не содержит ничего того, что могло бы помочь ему узнать, где мы и куда направляемся.

— Он прочтет ее, когда нас уже и в городе не будет. Поэтому у него не будет никаких шансов вернуть тебя, — спокойно произнесла она, оглядев рамку для фотографий, в которой и хранилась та злосчастная записка. — Погоди, а фотокарточка ваша где? С собой собралась брать?

— Я имею права хотя бы на это? — сухо спросила я, мельком бросив на