Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 - Альманах

Крестьянство, правда, на первых порах получило какую-то землю. Это дало возможность после окончания гражданской войны несколько повысить производство, в частности, зерна и избежать всеобщего нового восстания. Технология же в основном оставалась прежней, но вначале это было не так критично.

Хуже обстояло дело с промышленностью и вообще с организацией государственной жизни. Здесь, во-первых, нужны были специальные знания, а во-вторых, и это главное, надо было выбрать, как теперь принято говорить, номенклатуру тех изделий, которые промышленность и должна была поставлять. Власти с самого начала было ясно, что только силой оружия, направленного как внутрь, так и вне страны, можно пытаться «строить социализм в отдельно взятой стране». Для этого требовалось создавать прежде всего военную промышленность. У такой промышленности есть, однако, одна главная особенность – она функционирует только при наличии государственных заказов, так как пушки в домашнем хозяйстве не очень нужны. Требовалось еще «перекачать» массу рабочей силы из деревни в города на заводы. Экономических стимулов для этого большевики создать не могли. Кроме того, нужны были деньги. Одних картин Эрмитажа или серебра Фаберже для этого не хватало. Выход был найден – отобрать зерно у крестьян (эта задача решалась созданием колхозов) и, доведя крестьянина до голода, заставить его искать хоть какое-то пропитание в городе. Поскольку все это энтузиазма у масс не вызывало, то опять-таки требовалось насилие. Так после мировой и гражданской войн началась не прекращавшаяся 70 лет война власти со своим собственным народом.

Не все, конечно, шло гладко. При любой войне демографическое положение ухудшается. Это тоже вполне проявилось. Если, по некоторым данным, с конца XIX века до 1913 г. население «тюрьмы народов» России увеличилось почти на 60 млн человек, то к середине 30-х годов XX века, еще до начала Второй мировой войны, недосчитались более двух десятков миллионов. С целью улучшения демографической ситуации, наверное, и были расстреляны тогда руководители переписи населения 1937 г. Лучше, правда, после этого почему-то не стало.

Во время 1941-1945 гг. накал внутренней войны несколько ослабел, хотя лагеря и тогда не опустели. После войны, которая и так унесла, по оценкам демографов, 33-35 млн жизней (официальная цифра потерь регулярно переписывалась: 7,5 млн сразу после Войны, затем 12,5 млн, при Хрущеве уже 20, при Горбачеве 29 млн), что, конечно, развитию экономики не способствовало.

Кстати, власть и тогда очень умело использовала отмечаемое многими авторами легковерие русского народа. Верили в победу коммунизма. Потом поверили Мавроди, а затем деньги несли его ученикам. Верили даже Грабовому и платили ему за воскресение мертвых. Каким только сказкам не верят и поныне!

Все это, однако, не помогало. Кризис нарастал. Никакими соцсоревнованиями, стахановцами и гагановыми не удавалось повысить производительность труда и решить вопрос с питанием, жильем и т.д. Обнаружилось, что в коммунальных квартирах по пять человек в одной комнате в 16 м2 много не нарожаешь! Перепись 1970-х гг. четко указала на вымирание государствообразующего этноса – русских.

Одновременно нарастающим темпом шло падение нравственного – едва ли не главного скрепляющего человеческое сообщество – фактора. Как писал И. Кант: «Закон, живущий в нас, называется совестью!» Без такого внутреннего закона жить очень трудно! Гражданская война всех против всех, взаимодоносы после нее, постоянное глобальное вранье власти и необходимость с этим враньем уживаться – все это нравственность не укрепляло.

В конце концов совершенно закономерно мы оказались на дне того самого котлована, который сами же для себя копали много лет.

Опомнившись, вроде начали потихоньку выбираться. Но следствия в виде неконкурентоспособной промышленности, недостатка пищи и жилья, падения нравственности и всплеска уже достаточно развитой при развитом социализме коррупции все еще дают о себе знать.

Наступило время, когда Россия просто уже не может угрожать ни Западу, ни Востоку, ни Китаю, ни миру ислама, ни Европе и США. Построение коммунистической утопии, слава богу, закончилось. Но фактор страха не сразу исчезает. Сохраняется поэтому желание как-то отыграться за этот страх.

Все более четко стали, однако, вырисовываться теперь новые объединяющие обстоятельства. Возникла глобальная угроза международного терроризма. Для противостояния ему нужна связывающая идея, если не идеология. Вряд ли возможно создать ее на религиозной основе, хотя мощь и влияние исламского мира возрастают. С этим волей-неволей приходиться считаться.

На мировую арену быстрыми темпами выходит также полуторамиллиардный Китай. Это тоже очень опасно, так как нарушается складывавшееся веками равновесие. Для сохранения равновесия этим силам необходимо противопоставить объединенную силу стран, имеющих уходящие в глубь веков общие корни даже при различии геоэкономических интересов. Такими странами являются страны христианского мира, прежде всего Европы и США. Между ними много противоречий, нестыковок и др., но их объединение (имеется, конечно, ввиду не образование супергосударств) фактически уже происходит. Россия принадлежит к тому же миру, хотя географически находится между Европой и Азией. История отвела ей роль не только связующего их моста, но и пограничного укрепления. Становится все более ясным, что эту роль ей придется играть и в будущем. Ослаблять это укрепление не в интересах Запада, который вряд ли будет чувствовать себя спокойнее, если граница Китая будет проходить по Уралу. Такое развитие событий угрожает и самой России. Это создает мощный стимул сближения с Западом. Как показывает история, перед лицом глобальных угроз различия между странами в менталитетах их народов не играют существенной роли.

Многие политики на Западе, да и на постсоветском пространстве не понимают этого и продолжают играть в привычные игры. Запад раздражает то, что Россия достаточно уверенно стала набирать силу в новом столетии после 90-х годов прошедшего века. У России остается громадная территория. Она считает себя энергетическим донором Европы и на этом основании начинает показывать когти. Возмутительно! Наиболее желаемый вариант в том (по мнению европейцев и США), чтобы природные богатства России по возможности прибрать к рукам. Лучше всего путем дальнейшего дробления России или военного давления. Но тут досадная неприятность. Россия не Ирак или Иран, и на пути к газу или нефти Сибири оказываются ракеты и ядерный щит! Хочешь не хочешь, а с этим фактором приходится считаться и рассматривать Россию как партнера, а не как колонию. Об этом и стал напоминать Европе и США Путин, чем и вызвал там недовольство, постоянно отражающееся в западных СМИ. Такую реакцию Запада вряд ли можно считать неожиданной.

Однако наблюдаются и другие тенденции. Россия снова поднимается. Она стала членом «Большой восьмерки». Почему нам это нужно – понятно. Ну а остальным-то семи странам зачем с нами ссориться и нас опасаться? В экономическом отношении мы гораздо слабее Евросоюза. Громадными людскими ресурсами не обладаем. Согласие принять Россию в свою компанию может быть объяснено только заинтересованностью в ней как в важном факторе, обеспечивающим долговременное стратегическое равновесие в ускоренном наведении мостов, а не в углублении рвов. Тем более это касается стран СНГ. Если, например, лидеры Грузии по недомыслию тянут свою страну в НАТО, то, конечно, это Россию раздражает и настораживает. Чего ждать дальше? Использовать военную машину НАТО из-за того же ракетно-ядерного щита не удастся. Расширение рва ничем хорошим в будущем ни для Грузии с Украиной, ни для Европы не обернется. Создавать и нацеливать на Россию новые позиции ПРО может обойтись себе дороже. Этот как раз тот случай, когда стрела времени может возвратиться и бумерангом. Нефть и газ ведь еще долго заменить будет нечем! Вот это все и надо принимать во внимание, действуя больше под влиянием разума и долгосрочного политического предвидения, а не руководствуясь логикой «двойных стандартов».

Бумеранг возвращается

Как известно, бумеранг после броска возвращается к бросавшему. Вот здесь возникает новая проблема: бумеранг надо поймать и снова бросить. Сейчас у нас именно такая ситуация. Ловить и возвращать должно правительство. Даже если предположить, что оно сверху донизу состоит из умнейших людей, то и в этом случае нет гарантий от серьезных ошибок. Принятие решений в сложных случаях требует как логики, так и интуиции. Логика базируется на науке как совокупности знаний.

Любое научное знание строится на обобщении повторяющихся событий. Вот это и есть главное препятствие: история, в том числе и экономическая, хотя и повторяется, но никогда не точно. Также наука об обществе не может подсказать нужное решение с очень большой степенью надежности. Остается надежда на интуицию, ну а в этом случае либо получится, либо нет. Никто ничего с уверенностью прогнозировать не может. Надо ввязаться в бой, а там, как говаривал Наполеон, посмотрим. Отлично! Но ведь не все же руководители – Наполеоны. Надо еще, чтобы и солдаты четко действовали в соответствии с его приказом, а не обсуждали эти приказы на митингах.