Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

за что не узнали бы сейчас собственное владение! Я бы с великой радостью только там и жил. Это, дорогой генцувала, настоящий сад богов! Увы, мой долг хазанну[158] не позволяет мне появляться там слишком часто.

Вошёл начальник стражи и доложил, что внимания хазанну добиваются люди с Алаши.

— Купцы-просители пусть обождут, — недовольным тоном сказал Тиватапара, — у меня гость.

— Но это не купцы, и они утверждают, что принесли вести государственной важности.

Тиватапара вздохнул.

— Может действительно что-то важное? — предположил Пентесарис.

— Пригласи, — махнул рукой наместник.

Когда же он увидел вошедших, то даже привстал от изумления.

— Амфитея! Вот это встреча!

Она как-то несмело подошла к столу. В воображении мигом пронеслись картинки прошлого. Милаванда, её встреча с Хастияром, и Тесей, словно оживший призрак.

— Дорогой Пентесарис, сегодня воистину удивительный день! Известно ли тебе, кто эта женщина?

— Конечно нет, — пожал плечами жрец.

Тиватапара представит критянку и в нескольких цветастых выражениях пересказал историю их знакомства. Пентесарис удивлённо приподнял бровь.

— Действительно, удивительная встреча. Я весьма наслышан о том деле от Хастияра.

— От Хастияра? — робко переспросила Амфитея прижав ладонь к груди, к сердцу, — могу ли я его увидеть, добрые господа?

— К сожалению нет, — помрачнел Пентесарис, — муж моей племянницы сейчас в немилости лабарны, в дальней ссылке.

Амфитея ничего не ответила, но на лице её отразилось отчаяние.

— Так новости касаются Хастияра? — спросил Тиватапара.

— Не совсем, — нарушил молчание Эсим, — это касается союзников Хатти.

Когда Амфитея коротко рассказала, что привело её в Тархунтассу, Тиватапара надолго задумался. Он словно не замечал, как Пентисарис будто взглядом прожигал то его, то Амфитею. Наконец наместник начал говорить, но уже не так складно, будто бусины слов никак не желали становится стройными рядами, то и дело рассыпались в руках.

— Вот ведь как вышло-то. Хастияр как раз в Трое сейчас. Вот как получилось. Он оттуда помочь не сможет, нет, ничего он не сделает. Да и далеко Вилуса от столицы, а от нас тем более. Пока письмо туда пошлём, пока обратно, а ведь мы на самом деле не знаем, будет ли поход в этом году или в следующем. Но войска в западных крепостях надо усиливать, в этом нет никаких сомнений.

— Но зачем посылать письмо в Вилусу? — удивился Пентисарис.

— Ну как же? — начал было Тиватапара, но не закончил фразу, смутился и пробормотал нечто невнятное.

Он кликнул слуг и начал многословно и суетливо обхаживать Амфитею и Эсима. Приглашал их чувствовать себя, как дома, остаться к обеду. Жрец смотрел на него с прищуром.

Эсим поспешил откланяться. Тиватапара на прощание несколько раз повторил, что начнёт диктовать письмо царю немедленно.

Эсим и Амфитея вернулись в речной порт, где стояло их судно.

— Ну вот и всё, — сказал кормчий, — дело сделано. Отдала ты свои долги, теперь просто живи дальше, сына расти. Всё будет хорошо. Сейчас к морю спустимся, а там и до дома рукой подать.

— Усамувами, подождите! — раздался оклик позади.

Они обернулись. Их догоняли носилки. Внутри сидел жрец.

Эсим и Амфитея приблизились.

— Он никого никуда не пошлёт, — без предисловий заявил Пентесарис.

— Почему? — встревожилась Амфитея.

— Потому что эти два имени — Хастияр и Троя — нашему Солнцу, как кость поперёк горла, — объяснил жрец, — а Тиватапара ныне в милости у лабарны, высоко взлетел и, верно, ещё выше метит. Не с руки ему своё имя в один ряд с опальным ставить.

— Что же делать? — спросил Эсим.

— Я пошлю своего человека в Хаттусу, — пообещал жрец, — Хастияр мне не чужой.

— Так и ты в немилость попадёшь, уважаемый, — сказал Эсим.

— Пустое, — отмахнулся Пентесарис.

— Я поеду! — решительно заявила Амфитея.

— Ну вот неймётся ей! — всплеснул руками кормчий, — ну скажи, зачем тебе ехать?

— Ну не могу я, Эсим! — воскликнула она, — не могу на месте сидеть, не зная, получилось или нет! Не могу. Ты про долг сказал — так не отдала я его ещё. Чувствую так.

Эсим вздохнул. Пентесарис смотрел на критянку очень внимательно.

— Что-то есть в этом, — сказал жрец, — твоё вмешательство предотвратило большое несчастье в прошлые годы. Я слышал от Хастияра эту историю. Что не следовало тебе ехать в Милаванду, не было в том нужды. Но если бы ты не поехала, то не было бы сейчас и этой нашей встречи. Может в том и теперь заключается промысел Богини, чтобы путь до конца пройти.

Эсим-младший проснулся и придумал пореветь.

Эсим-старший снова вздохнул.

Пентесарис ещё что-то говорил, восхищение своё выражал мужеством и самоотверженностью прекрасной женщины, а та, мать неопытная и бестолковая вместо того, чтобы ребёнка кормить, просто качала его и думала про себя, что никакая она не вершительница судеб, а просто игрушка в руках, только не богов, а людей, обладавших властью.

Так она отправилась в Хаттусу. Хетты дали ей и богатую повозку, и воинов для охраны, серебра на дорогу, даже молодую рабыню-кормилицу для малыша. Сопровождал её Нарикаили, доверенный слуга Пентисариса. И добрались они в столицу по пыльным дорогам, через ущелья и перевалы, через равнины, усеянные каменными столбами, через страну прекрасных лошадей, вполне благополучно.

Когда Амфитея закончила рассказ, Аллавани вздохнула, поправила покрывало на голове. Ей казалось, что шерстяной платок давит на неё невыносимой тяжестью. Такой огромной показалась ей ответственность, внезапно свалившаяся на голову. До сих пор молодой женщине не приходилось решать столь важных задач. Да что решать. Даже просто думать о таком.

Сейчас от неё зависела не только судьба мужа, но и жизнь целой страны. Вопрос в том, сможет ли она убедить царя помочь Хастияру и троянцам. В какой они «милости» у лабарны, она не забыла.

Аллавани собралась с духом и сказала:

— Я во дворец пойду!

— Я с тобой, госпожа, — Амфитея поднялась из-за стола.

— Нет, оставайся пока дома. Не нужно тебе на глаза лабарне показываться.

С тем Аллавани и отправилась во дворец. Перед входом она с привычным благоговением взглянула на статуи львов по обеим сторонам ворот. Они помнили многое, очень многое, Аллавани мысленно попросила у них помощи в трудном деле. Не без робости она пришла сюда, ведь сегодня ей придётся сыграть роль не знатной гостьи на