Былого слышу шаг - Егор Владимирович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пройдет три десятилетия, и гимназист Владимир Ульянов станет вождем пролетарской революции Лениным. Самый динамичный, самый насыщенный из очерков книги вобрал в себя полугодие из жизни Владимира Ильича. Вся энергия, весь смысл этого отрезка времени для человечества сфокусировались в десяти днях, потрясших мир. Для Ленина, чья личность и так без остатка была растворена в революции, каждые сутки лета и осени 1917 года были заполнены титаническим трудом по подготовке вооруженного восстания, строительству нового государства. В самом названии очерка — «Повесть о Константине Петровиче Иванове» — как бы подчеркивается мысль об отрешенности человека от себя, от собственной судьбы, о полном слиянии с историческими событиями, уже не о растворении — с воплощении личности в истории.
Между тем именно в эту пору личность Ленина, его судьба были поставлены под угрозу, реальность физического уничтожения была очевидной, Ленину пришлось скрываться в Разливе. Он отдавал себе отчет в опасности своего положения: «меня «ловят»…»
Все мы знаем эту фотографию непохожего на себя Ленина: картуз, парик, бритое лицо. «Штатива не было. Владимиру Ильичу пришлось стать на колени: иначе никак не встиснешься в объектив…» — так начинается «Повесть». С первых строк взята тональность предельного внимания к факту, к событию. Это — хроника, но хроника по-прежнему — публицистическая, пропущенная через себя. Фотографией удостоверялась личность Константина Петровича Иванова, которому разрешается вход в магазинную часть Сестрорецкого оружейного завода до 1 января 1918 года. «1 января восемнадцатого! — констатирует автор. — Кто мог подумать тогда, предсказать, предвидеть, предположить, кем станет обладатель этого пропуска спустя полгода — к тому дню, когда истечет его срок…».
Конспирация, жизнь под чужой фамилией и по чужим документам, условия личной безопасности, которым Константин Петрович Иванов беспрекословно подчинялся, те атрибуты революционного подполья, способные придать яркий драматизм любой судьбе, в ленинской судьбе остаются как бы в тени. А ведь все это было — аресты, ссылки, одиночка, охота на Ленина, смертельная опасность быть схваченным, впоследствии — покушение, тяжкая болезнь. Интересны размышления автора по этому поводу, исследование им природы личного мужества Ленина, полагавшего, что опасности и лишения тяжелое, но известное заранее, едва ли не неизбежное условие жизни революционера. Тут нет ни бесчувствия, ни малейшей рисовки. Просто от Ленина требовалось мужество более высокого свойства, до которого не дожил ни его брат, вообще ни один из предшествующих Ленину революционеров: в дни октябрьского переворота Ленин взял на себя ответственность за судьбы миллионов людей, судьбы пролетариата, судьбы мира.
Удивительны его решительность, непоколебимость, бескомпромиссность в эти дни! Умение, даже оставаясь в меньшинстве, убедить, настоять на своем. Колебания, промедление для революции смерти подобно! Говоря об этих уникальных качествах ленинской личности, автор прибегает к свидетельству А. М. Горького: «Должность честных вождей народа — нечеловечески трудна».
По жанру «Повесть о Константине Петровиче Иванове», как мы уже говорили, — хроника, последовательный репортаж о самых насыщенных и напряженных днях в жизни Ленина, самых решающих — в жизни нашего государства.
Егор Яковлев, историк по образованию, знает цену факту, документу. Конечно, публицистики в книге более всего — профессия журналиста, как говорится, обязывает, но жанровые различия глав подчеркнуты самим автором с откровенностью газетных рубрик: «штрихи биографии», «рассказы в документах», «репортаж из года восемнадцатого». Эти жанровые различия — счастливая находка автора, она позволяет видеть фигуру Ленина с разных точек зрения и весьма увеличивает «емкость» небольшой книги.
Однако не спорят ли в авторе публицист с историком? Возможность такого спора он, кажется, допускает и сам. В одной из своих работ он размышляет о конкретных деталях и подробностях прошлого, которые осложняют, затуманивают общую картину исторического события, как бы снижая его величие. Как к ним относиться, к этим деталям и подробностям, не повлиявшим, казалось бы, на смысл происшедшего? Яковлеву они дороги, как неповторимая принадлежность того времени, без них и воспроизведение окажется менее достоверным и убедительным. Вот почему «рассказ в документах» свободно соседствует в его работе «Портрет и время» со «штрихами биографии».
«Штрихи биографии» — наиболее значительные главы, вся проблемная нагрузка книги — в них. Именно здесь много сказано не только о Ленине, но прямо или косвенно — о современности.
Вот он пишет о цельности характера и мировоззрения Ленина, об отсутствии в нем внутренних противоречий и компромиссов, и вдруг настолько неожиданный переход к современности, к очень известному несколько лет назад политическому деятелю, что останавливаешься даже в некотором недоумении. Их и противопоставлять-то нечего, настолько несоизмеримы эти личности — Ленин и Никсон! Но послушаем автора, вернее, приведенное им признание одного из приближенных бывшего американского президента — Джеба Стюарта Магрудера: «Мы были морально устойчивыми людьми в личной жизни, но не имели понятия о морали гражданской. Вместо того, чтобы руководствоваться в государственных делах принципами своей личной морали, мы приняли принципы политического поведения, продиктованные президентом, и результат был трагичным для него и для нас». И на той же странице слова В. В. Воровского о Ленине: «В общественную жизнь он ушел весь без остатка, спаяв с нею и свое личное существование. Вся его личная жизнь — рабыня его общественной деятельности». Размышляя о самых острых вопросах современности, о проблемах, волнующих всякого думающего человека, Егор Яковлев ищет и находит ответ на эти вопросы у Ленина. Обнажая ход своих мыслей, он делает и нас, читателей, сопричастными их движению. И поэтому глубоко естественным кажется итог размышлений, видимый так: невозможно быть нравственной личностью, когда твоя личная и гражданская мораль не совпадают.
Если принять за истину, что каждый человек, будь то гений или посредственность, проживает две жизни — одну, значимую для общества, вторую, частную, для себя, — то иногда (см. вышеприведенную цитату из Воровского) может показаться, что этой «второй» жизни у Ленина просто не было, что вся его личность без остатка растворена в революции. Так, да не так… Были привязанности, азарт, была нетерпимость. Не случайно на страницах книги часто звучит глагол «любить». Любил мать. Любил Кремль. Детей. Не любил «новых» поэтов. Позерства… Многого не любил.
Литературный портрет, как и портрет, создаваемый графиком, состоит из штрихов. Только штрихи на гравюре — это тонкие, мелкие линии, сливающиеся в единое целое, а портрет, который стремится
