Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории - Ричард Матесон

— Рутлен, выслушай меня, — сказала она, сжимая в кулаки измазанные глиной ладони.

Его безжизненный взгляд на миг переместился на жену.

— Гарднеру нужен товарищ для игр, — провозгласила она, — Я читала в одной книге. Ему нужен товарищ.

— Я убью его, — твердил Рутлен.

— Да будешь ты слушать?

— Убью его.

— Я говорю, Гарднеру нужен товарищ для игр! И мне плевать, можем мы себе это позволить или нет, но ему нужен товарищ!

— Убью, — шипел поэт. — Убью.

— И мне плевать, что у нас нет денег! Тебе нужно время для поэзии, мне нужно время для скульптуры!

— Моя «Песнь приюта»!

— Рутлен Бьюсон! — заорала Афина за миг до того, как с оглушительным грохотом разбилась ваза, — Господи боже, что теперь? — воскликнула она.

Они обнаружили его висящим на каминной полке, он мерзкими воплями требовал помощи и немедленной смены подгузника…

КУКЛА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВСЕ!

Афина стояла перед стеклянной витриной, в глубоком раздумье кусая губы. Перед ее мысленным взором пытались прийти в равновесие две чаши весов: на одной — насущная необходимость, а на другой — недостаток средств. От угрюмых размышлений брови нахмурились. У них нет денег, это очевидно. Детский сад не подходит, гувернантка исключается. Однако должен же найтись выход, просто обязан.

Афина собралась с духом и вошла в магазин.

Продавец вскинул голову, от дружелюбной улыбки, какой он встречал покупательницу, на розовых щеках заиграли ямочки.

— Эта кукла, — начала Афина, — Она действительно делает все, как утверждает вывеска?

— Эта кукла, — лучился счастьем продавец, — не знает себе равных, это непревзойденная игрушка. Она ходит, разговаривает, ест и пьет, производит телесные выделения, сопит во сне, пляшет джигу, качается на качелях и поет песенки из семи самых популярных среди детей фильмов, — Он пополнил истощившийся запас воздуха в легких.

— А сколько она…

— Она может проплыть пятнадцать метров кролем, читает книжки, разыгрывает тринадцать несложных этюдов на фортепьяно, косит газоны, сама себе меняет подгузники, лазает по деревьям и рыгает.

— А сколько она…

— И еще она растет.

— Она…

— Растет, — с выражением повторил продавец, хитро прищурившись. — Внутри пластикового тела имеются все клетки и протоплазма, необходимые для цикла развития, длящегося двадцать лет.

Афина от изумления разинула рот.

— Одна тысяча семьдесят пять, достойная цена, — завершил продавец. — Вам завернуть или вы хотите довести ее до дома пешком?

Мысли, будто рой сердитых шершней, жужжали в голове Афины Бьюсон. Какой это будет чудесный товарищ для Гарднера. Но тысяча семьдесят пять! Когда Рутлен увидит чек, от его крика повылетают стекла.

— Вы сделаете правильный выбор, — произнес продавец.

Ему необходим товарищ!

— Можно запросто оформить покупку в кредит. — Продавец легко догадался, в чем причина нерешительности, и нанес coup de grice[22].

Все мысли исчезли, словно фишки, сметенные крупье с игрового стола. Глаза Афины загорелись, внезапная улыбка тронула уголки рта.

— Куклу-мальчика, — попросила она живо. — Годовалого.

Продавец поспешил к полкам…

Стекла не вылетели, но в ушах у Афины звенело даже полчаса спустя.

— Ты рехнулась? — вопил муж, и от его крика в мозг впивались кинжалы. — Тысячу семьдесят пять!

— Можно платить по частям.

— Чем? — взвизгнул он, — Возвращенными рукописями и глиной?

— А ты бы хотел, — заморгала Афина, — чтобы твой сын целыми днями был один? Слонялся по дому. Рвал. Разбивал. Трепал. Громил.

Рутлен болезненно кривился при каждом слове, будто утыканные гвоздями дубинки вонзались ему в голову. Глаза за толстенными линзами закрылись. Он припадочно трясся.

— Хватит. — Он поднял, сдаваясь, бледную руку, — Хватит, хватит.

— Давай покажем куклу Гарднеру, — предложила возбужденная Афина.

Они поспешили в маленькую спальню сына. Тот был занят тем, что обрывал занавески. Рутлен зашипел, втянув внутрь щеки, оттащил сына от подоконника и стукнул костяшками пальцев по голове. Гарднер разок моргнул глазами-бусинками.

— Опусти его на пол, — быстро произнесла Афина. — Пусть посмотрит.

Гарднер, разинув рот с одиноким зубом, уставился на небольшую куклу, которая молча стояла перед ним. Кукла была примерно его роста, темноволосая, синеглазая, румяная, в подгузнике, в точности как настоящий младенец.

Гарднер сердито заморгал.

— Запускай механизм, — шепнул Рутлен, и Афина, наклонившись, нажала на едва заметную кнопку.

Гарднер, задумчиво пуская слюни, шлепнулся на зад, когда игрушечный мальчик улыбнулся ему.

— Ба-би-ба-ба-а! — истерически завопил Гарднер.

— Ба-би-ба-ба-а! — эхом отозвалась кукла.

Гарднер, широко распахнув глаза, быстро отполз назад и, опасливо съежившись, наблюдал, как игрушечный мальчик надвигается на него. Дальше была стена, и он так и застыл, сжавшись в комок от изумления, пока кукла не остановилась прямо перед ним.

— Ба-би-ба-ба-а. — Мальчик-кукла снова улыбнулся, потом рыгнул и принялся отплясывать джигу на линолеумном полу.

Пухлые губы Гарднера вдруг растянулись в ухмылке слабоумного. Он счастливо забулькал. Глаза родителей разом сомкнулись, блаженные улыбки расцвели на благодарных лицах, все мысли о финансовой стороне вопроса испарились.

— Бо-о-же, — в изумлении протянула Афина.

— Не могу поверить, что это правда, — произнес супруг с благоговейным трепетом…

Несколько недель они были неразлучны, Гарднер и его работающий от мотора друг. Они вместе сидели на корточках, обмениваясь бессмысленными взглядами, хихикали по поводу каких-то личных радостей и вообще получали полное удовольствие от своего слюнявого тет-а-тет. Что бы ни делал Гарднер, кукла делала то же самое.

Что касается Рутлена и Афины, они праздновали восстановление почти позабытого мира. Вопли, от которых нервы завязывались в узды, больше не ударяли молотом по голове, и грохот разбившейся посуды больше не стоял в воздухе. Рутлен сочинял стихи, Афина ваяла, каждый в своем благословенном уединении.

— Вот видишь? — сказала она как-то вечером за столом. — Вот и все, что было нужно, — компаньон.

И Рутлен покивал, со всей серьезностью признавая жизненную мудрость жены.

— Верно, так и есть, — счастливо прошептал он.

Неделя, месяц. Затем, постепенно, начались метаморфозы.

Однажды утром глаза Рутлена, погрязшего в вязком болоте пентаметра, вдруг превратились в мраморные сферы.