Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

о пол и грубый смех. Оторвав два лоскута от мешковины, Якобус крепко связал руки и ноги дозорного, потом засунул ему в рот кляп и на всякий случай завязал глаза. Вряд ли дозорный хорошо разглядел его лицо – он и сам боролся скорее вслепую, – но рисковать Якобус не хотел, вдруг тот неожиданно придет в себя.

Якобус ужасно страдал оттого, что ему пришлось так обойтись с ни в чем не повинным стражем, ведь он не собирался причинять вред никому, кроме одного человека. Присев на колени над своей жертвой, он поднес ухо к самой груди дозорного, чтобы убедиться, что тот дышит. От мужчины разило спиртным. Он был жив, но без сознания.

На сцене остался лишь герцог Авла. С победным видом испанец залил водой дымящийся навоз, потом в последний раз накрыл остров-стол своим плащом. Когда Авла поднял плащ, оказалось, что украден и навоз.

Якобус сел, переводя дыхание под поднимающийся со сцены плач Безумия:

– И уступил свет тьме, и никто не спасся! Когда сгинул Разум и пала Вера, осталась лишь Я, вечная хозяйка человечества!

Якобус лег на живот и подполз к балкону. Королева Безумия раскланялась под крики и громкие аплодисменты. Пока артисты выходили на поклон, Якобус осмотрел арбалет, опасаясь, что мог повредить его во время драки. Подняв оружие, он провел по нему рукой. Все в порядке. Арбалет из закаленной стали в форме крестовины. Как и все оружие из небольшого арсенала пещеры Мекор-Хаким, арбалет был старый, допотопный и на первый взгляд неаккуратно выполненный. Но при ближайшем рассмотрении это оружие было не менее смертоносным, чем любое другое. Якобус находился в пятидесяти ярдах от того места, где должна была появиться жертва. Попасть в цель надо первым же выстрелом, времени на то, чтобы перезарядить арбалет, не будет.

Взгляд его упал на одну женщину в толпе, потом на уличного продавца мяса на шампурах рядом с входом в церковь Святой Агаты, наконец на герцога Авлу.

Якобус улыбнулся.

Чтобы убить священника, хватит одного выстрела. Стрела войдет в глаз.

Безбожно потея в своих костюмах, Бертран с Кристианом с беспокойством смотрели, как к ним приближаются первые лица ордена. Особенно их волновало мнение сэра Оливера Старки, который, благодаря своей близости к великому магистру, имел здесь наибольший вес. Он был последним представителем английского ланга на Мальте, большинство его братьев по ордену были казнены королем Генрихом VIII. Все знали, что сэр Оливер является другом кардинала Поула, архиепископа Кентерберийского, которого подвергал гонениям сам папа римский, только что высмеянный в пьесе. Исходя из этого, Кристиан и Бертран надеялись, что спектакль ему понравился, однако первые его слова озадачили друзей.

– Если бы великий магистр увидел этот праздник святотатства, – строго произнес сэр Оливер, – он бы приказал тут же лишить вас обоих сана и приговорил бы к палочным ударам! Молитесь, чтобы он никогда не узнал о вашей выходке, хотя я сомневаюсь, что найдется безумец, который ему о ней расскажет! – Его лицо озарила улыбка. – Во всяком случае, я этого делать не собираюсь, а то придется понести наказание за то удовольствие, что я получил от вашей игры. Прекрасная работа, молодые люди! – Повернувшись к Черальте, он энергично пожал ему руку. – Пилье, думаю, во всем ордене только французы могли представить такую великолепную постановку, основанную, по сути, на одной лишь кучке дерьма. Итальянцы бы просто все изгадили своим утонченным вкусом, ускользнув от задачи пройтись и по викарию инквизитора. Как оригинально вы все придумали, фра Черальта! Чрезвычайно остроумно, чрезвычайно!

Продолжая бормотать слова одобрения, сэр Оливер удалился.

Как только Черальта повернулся к двум своим рыцарям, его улыбка тут же превратилась в ледяную ярость. Великий госпитальер был набожным человеком. Он в пух и прах разнес их суждения и вкусы, а также выбор момента для шуток – приезд викария.

– Чтобы выдержать столько ахинеи, нужно высосать целый трюм арабской галеры. Единственное, что может спасти вас от плети, – это то, что я сам попросил вас заняться пьесой! Я не думал, что вы начисто лишены благородства и вкуса. С глаз долой, пока я не достал оружие!

Молодые драматурги поспешили ретироваться от греха подальше, тем более что Кристиан заметил неподалеку Анжелу Буку. Он тут же утянул Бертрана в другую сторону, и вскоре друзья смешались с толпой. Это оказалось несложно. В тавернах народ вовсю пировал, на улицах танцевали. Акробаты развлекали людей своими кульбитами, пьяные бросали ножички в мишени, повешенные на дверях, куртизанки соблазняли рыцарей, а пекари пели вместе с матросами.

Повсюду костюмы и маски самых разных мастей: из рыболовных сетей и соломы, из мешковины и шелка. Были тут и драконы, и ротозеи, и пираты, и коронованные особы, угрюмые испанцы и веселые венецианцы, галантные флорентийцы и щеголеватые французы, пронырливые корсары и грешники-сарацины, напыщенные морские капитаны и пожирающие их огромные зубастые рыбы. У кого-то маски были простые, у других – искусно выполненные, украшенные перьями и кружевом.

Кристиан и Бертран присоединились к шумной пьяной компании греков с Родоса. Они метали дротики и горланили невпопад под скрипку. Устроили гонки на ослах по такой узкой улице, что там едва помещалось одно животное. У Бертрана оказались с собой неистощимые запасы отменного бренди, которым он угощал через равные промежутки времени.

В одиннадцать сорок Якобус заметил оживление у входа в церковь Святой Агаты. Он аккуратно вставил гарпун. Раз десять повернул рукоятку, натянув тетиву до предела. Обернувшись, он бросил взгляд на башенную комнату. Дозорный не шевелился.

Бертран встретил знакомую куртизанку. Радостно помахав Кристиану на прощание, он исчез вместе с ней в темноте улицы. Кристиан позволил себе затеряться в толпе гуляк. Кто-то нес свечи, кто-то с песнями и танцами вывалился на площадь, где намечалось с десяток разных торжеств. Возле церкви Святой Агаты росла на удивление благочинная и организованная толпа желающих присоединиться к всенощной процессии.

В одиннадцать сорок пять зазвонили колокола церкви Святой Агаты, объявляя об окончании первой службы. Якобус расправил тяги и прицелился. На этот раз глаз выхватил грудь куртизанки и ухо осла. Несмотря на поздний час, воздух казался еще более горячим и влажным. Якобус вытер струйку соленого пота со лба.

Женщина в пышных юбках схватила Кристиана за локоть и толкнула его в тень от часовой башни. На ней была маска кошки. Кристиан решил, что это очередная куртизанка. Обвив его шею руками, она положила голову ему на грудь. Он улыбнулся, закрыл глаза и принялся покачиваться с ней вместе в такт музыке. Это был не танец, а сексуальные движения. Она крепко прижималась к нему всем телом. Кристиан почувствовал возбуждение. «А Бертран прав, не такая уж это плохая идея», – подумал он. Открыв глаза, он стянул с нее маску.

И тут же похолодел. Перед ним стояла Анжела Бука.

Кристиан поморгал, пытаясь вырваться из алкогольного плена:

– Вы…

– Я, – прошептала она и жадно поцеловала его в губы, затем положила руки ему на грудь, потом на ягодицы.

– Баронесса, прошу вас…

Он попытался отстраниться, но она буквально повисла на нем. Его решимость таяла на глазах. Они были лишь двумя гуляками из сотен, затерявшимися среди шума, ярких красок, музыки и темноты. Она была красива, и было поздно. Встав на цыпочки, Анжела запустила руки ему под рубашку, провела пальцами по груди, слегка поглаживая соски. Потом рука ее скользнула ниже, к паху. Кристиан тяжело задышал и прижал Анжелу к себе.

Когда двери в церковь Святой Агаты открылись, Якобус напрягся. Из церкви потянулся поток прислужников. За ними шел алтарный мальчик, неся перед собой латунный крест на деревянном шесте. Сзади следовала целая процессия из поющих призрачных фигур. Их лица освещались свечами и факелами, горевшими на площади. Они должны были пройти вдоль одной стороны площади и спуститься по холму к церкви Святого Лаврентия. Священная процессия явно контрастировала с толпой гуляк у башни, продолжающей веселиться как ни в чем не бывало. В целом площадь представляла собой жутковатое зрелище: христианские гимны и молитвы смешивались со смехом, обильными возлияниями и запретными утехами. Бог с одной стороны площади, дьявол – с другой, подумал