Разбойничьи Острова - Яна Вальд

— Дельфина?

— Спи, сынок.

— Этот человек раньше был хороший?

Ана — ушки на макушки — подняла голову и прислушалась, но ничего не спросила.

— Не знаю, — зашептала Дельфина. — Ничего не знаю. Он заблудился в жизни, как в лесу.

“И что же? — спросила Дельфина саму себя. — Разве это его оправдывает?”. Конечно, нет, и Совет поступил справедливо.

Все вокруг знали, что сегодня утром она закричала на Старейшину. Из-за Дельфины половина тэру тихо спорила со второй половиной о приговоре. Теора никто не жалел, но многих терзали сомнения: можно ли отмахнуться от слов Жрицы? Неужели она стала причиной раздоров? Говорливые двойняшки обходили ее стороной, смотрели сочувственно, но держались поодаль, будто увидели на ней чуму или проказу. Кэв после Большого Совета не глядел в ее сторону. Арлиг ее предупредил. Двенадцать лет назад и Теора предупреждали, он тоже был на краю и на грани, но Главарь Милитар не заметил этого вовремя. Зато заметил Наэв…

Дельфина отнесла Мара в дом и устроила его в углу на соломе. Как похож на Марка ее спящий сын, как редко ей позволено самой уложить его спать. А ведь дети — то единственное, что Дельфина любила больше Островов.

В доме царил привычный гомон большой семьи. Сестры Наэва болтали без умолку, зятья препирались. Единственная уцелевшая курица кудахтала на единственной уцелевшей бочке. Малышка Тиба забилась в угол и почти не говорила с тех пор, как увидела дерево мертвых. Странно молчаливой была и Ана. В сотый раз она разглядывала свое отражение в лохани воды и безнадежно отмахивалась: “Вороненок…”. Мальчишки Тэрэссы что-то отнимали у мальчишек Авмиты, дочери Авноры дразнили тех и других, и в конце-концов, всем влетело от Дэльфы: “Ну-ка молчать, бесенята!”. Дэльфа наконец ответила Ирису согласием, их свадьба состоится, как только закончат погребать мертвых. Жизнь продолжалась.

Дельфина отрешенным взглядом смотрела на свой мир. Позвала:

— Наэв…

— Что, сестренка?

— Не знаю. Скоро придет вода. Море надвигается на Острова.

В доме повисла тишина, взрослые и дети принялись разглядывать вроде бы спокойную даль. Дельфина и не заметила, что ее услышали. Мысли ее блуждали далеко.

— О чем ты, сестра? Будет шторм?

Она сказала как о будничном:

— На нас кровь, и на Регинии кровь. На дне трещина. Это не шторм, такого мы еще не видели.

— Когда это случится?

— Через три заката.

Солнце утонуло в воде, начав отсчет.

— И что нам делать?

— Не знаю…

Встала и вышла на улицу. Наэв, не уверенный, предсказание он слышал или нет, сказал домочадцам держать слова Дельфины в тайне — и без того хватает паникеров. Сама она свои слова тут же забыла.

Дельфина шла, не понимая, куда бредет. Не может же она в такую ночь просто лечь спать! Тысячи тэру засыпают легко, и потому Дельфина отделена от них мертвенно-каменной стеной. Замурована в эту стену. Именно так много лет жилось Теору. Холодный вечерний воздух Дельфина глотала, как морскую воду, и чувствовала себя русалкой на суше. Просоленный ветер, горький на вкус, заполнял легкие, перерождался в боль, разрывал на части. Потом волна и боль отступают, дают передышку — именно это испытывает в воде связанный человек. Хочется замереть и захлебнуться — Дельфина так бы и поступила. Но Теор будет биться до конца, и одни боги знают, на сколько дней и приливов хватит его сил.

Утром Дельфина проснулась на берегу и не вспомнила, как пришла сюда. Вернулись трое стражей с Ожерелья, их место заняла следующая троица. Главная новость рассвета была — жив и умирать не собирается. Все повторяли, что предатель крепок, как бык, и продержится еще долго. Вспоминали домыслы вековой давности:

— Слышали? Иные преступники по двадцать дней подыхали на столбах?

— Как это? Больше пяти суток без воды никто не выдержит!

Дельфина зажимала уши.

Днем Дельфина помирилась с Кэвом. “Когда регинцы сожгли деревню, сестра, я не думал, что еще увижу тебя. Глупо нам после этого ссориться”. Он медленно выздоравливал, отлеживаясь в уцелевшем доме Тины. Рядом с ним, прямо на полу, сидела Меда лицом к стене и машинально била по ней кулаком. Взгляд замер в одной точке, а тело чуть раскачивалось.

— Она все время так сидит, — пожаловался Кэв, говоря так, словно жена его не слышала, — похоже, так и было. — Ни родителей, ни сестер видеть не хочет. Меня едва замечает. Говорит, лучше бы и нас обоих тоже… сразу. Зачем, говорит, нам жить и любить друг друга, если регинцы вернутся и добьют? Я не знаю, что делать, Дельфина.

Повсюду валялись глиняные черепки и обломки рухнувших полок. Тина здесь скакала по кровати и всем скамьям, отбиваясь, — забавно, наверное, это смотрелось со стороны.“Стены словно раздеты”, — подумала Дельфина. Боги знают, куда сгинули рыболовные сети, ножницы и пучки трав, всегда здесь развешанные. Разоренный дом выглядел непристойно, как изнасилованная женщина. Она знала, что разум Меды так же не склеить, как обломки разбитых кувшинов. Меда ждет смерти предателя. А потом наверняка что-то с собой сделает — Дельфина предупредила об этом брата. За Медой будут следить, но невозможно насильно заставить жить.

Ночь Жрица вновь провела на улице, несмотря на холод. Ей снилась Меда, и Теор в воде, мертвые Акв и Дэлада, и снова Теор. Тысячу раз справедлив приговор Совета. Был бы справедлив, если б смерть Теора могла вернуть хоть одну жизнь…

“Что делать мне, Морской Господин? Как смириться?”

“Обернись, Дельфина”.

“Что…?”

“Просто обернись”.

Обернувшись, она увидела на берегу Тину — та медленно шла, оставляя следы на мокром песке. Ленты в седеющих волосах выгорели на солнце и издали казались белыми, как у Невесты. Дельфине пришло в голову, что Тина издали вся выглядит, как обман: слишком малорослая, похожая на ребенка. На вид, беззащитная, а сколько регинцев положила за свою жизнь. Она подошла, и Дельфина, глазам не веря, разглядела на лице дорожки слез. Но голос был насмешливый, как всегда, словно, Тина и вблизи хотела быть сплошным обманом:

— С кем ты разговаривала, Жрица?

Дельфина ни в чем уже не была уверена — может, она всю жизнь говорила сама с собой?

— Хочу думать, что с Алтимаром, моим и твоим супругом.

Тина пожала плечами:

— Наверное, он и вправду тебе отвечает. Я еще у лусинского берега поняла — тэру глупцами будут, если не выберут тебя однажды в Совет, — поманила. — Иди сюда. — И попросила без всякого предисловия: — Освободи его, помоги ему бежать.

Дельфина так и замерла на месте.

— Но ты же сама говорила на Совете…

— Говорила