Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик

случаях и незначительную, могли сыграть все эти факторы; но чего здесь не хватает, так это понимания психологических особенностей, которые начали возникать в некоторых европейских популяциях после того, как Церковь упразднила в Европе институты, основанные на родстве. Эти перемены в психологии способствовали развитию обезличенных рынков, конкурирующих между собой добровольных объединений, новых религиозных учений, представительного правления и науки, а затем еще больше углублялись с их помощью. Моя цель здесь не столько опровергнуть существующие объяснения, сколько подвести более прочный социальный и психологический фундамент под зыбкие конструкции, на которых строится большинство объяснений промышленной революции[663].

Прежде чем продолжить, позвольте подчеркнуть один ключевой момент: ни одна из этих теорий о причинах промышленной революции не может объяснить психологические особенности и изменения, которые я описал в предыдущих 12 главах. Так что, даже если они отчасти и верны, слона-то они и не приметили. Нельзя и дальше притворяться, будто все популяции психологически идентичны, а культурная эволюция не приводит к систематическим изменениям в том, как люди думают, чувствуют и воспринимают мир.

Хотя теорий о причинах промышленной революции множество, общий консенсус заключается в том, что для объяснения начавшегося в середине XVIII в. ускорения экономического роста нам необходимо объяснить ускорение технологических инноваций. Итак, независимо от того, основывается ли ваше объяснение на удачном появлении представительных органов власти во время Славной революции или на высокой стоимости рабочей силы в Англии, оно должно каким-то образом привести к неизменно быстрым темпам инноваций после примерно 1750 г. Чтобы понять механизм возникновения инноваций, нам необходимо вернуться к тому, что мы узнали о человеческой природе.

Как мы уже видели, секрет успеха нашего вида заключается не в интеллекте как таковом или в умении рассуждать, но в нашей способности учиться у окружающих, а затем распространять полученные знания по нашим сетям социальных связей и передавать их будущим поколениям. Со временем, по мере того как мы избирательно учимся у других и суммируем знания, полученные от разных людей и популяций, процесс культурной эволюции может привести к появлению постоянно растущего и совершенствующегося набора орудий, навыков, техник, целей, мотиваций, представлений, правил и норм. Этот корпус культурных ноу-хау коллективно поддерживается в сознаниях и практиках сообщества или сети. Для понимания инноваций необходимо задать два ключевых вопроса. Что определяет скорость кумулятивной культурной эволюции? И какие факторы заставляют эту адаптивную информацию, включая технологическое мастерство, накапливаться быстрее?[664]

Многие полагают, что инновации — успешное распространение и внедрение усовершенствований — в основном зависят от изобретений, то есть от первого акта создания человеком или группой людей некоторого усовершенствования. Многие также считают, что изобретение требует участия особенно сообразительных людей — гениев, у которых много свободного времени и имеются сильные материальные стимулы (большая выгода). Эти факторы, конечно, могут играть определенную роль. Но исследования в области культурной эволюции показывают, что есть два куда более важных фактора. Во-первых, скорость кумулятивной культурной эволюции тем выше, чем больше численность вовлеченной в нее популяции. Другими словами, чем больше сеть людей, которые что-то изучают или делают, тем больше у этих людей возможностей добиться усовершенствования, будь то благодаря краткому мигу вдохновения, счастливой ошибке, тщательному эксперименту или некоторой их комбинации. Во-вторых, скорость кумулятивной культурной эволюции тем выше, чем больше взаимосвязанность между учениками и учителями на протяжении многих поколений. Другими словами, чем разнообразнее набор учителей, экспертов и прочих, к кому есть доступ у учеников, тем более придирчиво ученики могут выбирать, у кого и чему учиться. Ученик с хорошими социальными связями может «изобретать» новые вещи, попросту копируя навыки, практики или идеи разных экспертов, а затем намеренно или случайно комбинируя их. Инновации могут возникать даже без сознательного акта изобретения — именно этот процесс, вероятно, был основной движущей силой кумулятивной культурной эволюции на протяжении большей части эволюционного прошлого нашего вида[665].

Если эта мысль вам не нравится, вероятно, вы находитесь в плену того, что историки техники называют «мифом о героическом изобретателе». Эта модель функционирования инноваций, укоренившаяся в массовом сознании людей Запада (она очень нравится индивидуалистам), превозносит единичный акт совершаемого гением изобретения. Однако ее подрывают четыре факта из истории технологического развития. Во-первых, сложные инновации почти всегда возникают в результате накопления небольших дополнений или модификаций, так что даже самые важные участники процесса вносят лишь незначительный вклад. Именно поэтому так многие из самых нашумевших инноваций создавались одновременно и независимо друг от друга несколькими людьми: ключевые идеи уже существовали, разбросанные по умам других людей, и кто-то в конце концов должен был собрать их воедино[666]. Во-вторых, большинство инноваций на самом деле представляют собой всего лишь новые комбинации уже существующих идей, методов или подходов; инструмент берется из одной области и применяется в другой. В-третьих, счастливые ошибки, удачные недоразумения и благотворные приступы вдохновения играют в изобретательском деле центральную роль и часто являются единственным отличием прославленных изобретателей от анонимных народных умельцев. Наконец, необходимость — никоим образом не мать изобретения. На протяжении всей истории человечества люди нередко многие годы игнорировали важнейшие изобретения, иногда понимая, насколько они в них нуждались, только спустя долгое время после их появления (например, пенициллин, закись азота, колесо). Хотя моры, набеги, голод и засухи неизменно обеспечивали человечеству огромный выбор экзистенциальных стимулов к инновациям, матушка-нужда редко подводила человеческую изобретательность к созданию важнейших нововведений. Вместо этого люди в основном страдали, гибли или бежали, но не изобретали пути выхода из кризиса[667].

Чтобы проиллюстрировать эти положения, рассмотрим пять важных инноваций:

1. Печатный станок (1440–1450). Иоганн Гутенберг скомбинировал несколько инструментов, технологий и компонентов, которые использовались в Европе на протяжении десятилетий. В частности, он соединил уже существовавшие к тому времени винтовые прессы, применявшиеся для изготовления сыра и вина, с технологией блочной печати и подвижным металлическим шрифтом. Эта последняя ключевая находка Гутенберга стала синтезом его полученных от отца (который работал на монетном дворе в Майнце) знаний о пластичных металлических сплавах и идеи подвижного шрифта (о которой он, возможно, услышал от странствующего мастера, чей голландский учитель экспериментировал с подвижным деревянным шрифтом). Конечно, быстрое распространение печатного станка Гутенберга было обусловлено совместимостью этой технологии с новыми религиозными требованиями к грамотности в связи с необходимостью индивидуального изучения Писания[668].

2. Паровая машина (1769). Работая над неким заказом, специалист по ремонту и изготовлению различных научных приборов и инструментов Джеймс Уатт придумал, как повысить эффективность парового двигателя Ньюкомена, добавив отдельную камеру для конденсации пара. Кузнец и баптистский пресвитер Томас Ньюкомен разработал ранний паровой двигатель в 1712 г. Он соединил опыт