Ведьмы поместья Муншайн - Бьянка Мараис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До верха наполните ведро водой и опустите туда одуванчик, одновременно вознося благодарность Богине. Направьте волшебную палочку на смесь и скажите «Конвените» [23]. Пусть смесь настаивается три дня. После этого процедите полученный настой, разлив его по молочным кувшинам. Перед использованием налейте в лейку и разбавьте наполовину водой. Поливайте этим настоем землю вокруг растений.
Примечание:
Настаивайте не дольше трех дней, чтобы избежать брожения. Концентрат нужно использовать в течение одного-двух дней.
13
Суббота, 23 октября Вечер
Айви указывает дрожащей рукой на камин в гостиной и бормочет: «Инценде»[24]. Когда огонь разгорается, Айви радуется, что ей удалось сделать хоть такую малость, до того она устала.
Старый дом скрипит и вздыхает, радуясь, что пережил бурю. Внутри стен что-то мерно постукивает, словно сердце. Перешептываются за окном деревья, в камине потрескивает огонь, начиная мелодично гудеть.
Где-то в лесу жалобно воет зверь, словно оплакивая безответную любовь, и по рукам Айви бегут мурашки. Наступил вечер, ведьминское время, но не для таких пожилых ведьм, как они. Это в годы молодости сестры не ложились спать раньше трех ночи.
Несмотря на усталость, Айви даже не пыталась прикорнуть. Да и как можно, когда нужно переделать столько дел – стереть, например, воспоминания у журналиста, сделать тесты для Квини и проверить, как чувствует себя трупный цветок – ведь из-за объявленной тревоги она не довела надрез до конца.
Айви так ухаживала за цветком, а он, неблагодарный, взял и распустился без нее, лишив ее удовольствия созерцать это прекрасное зрелище. Цветение закончится к утру, и обвертка уже отмерла. В другое время Айви сокрушалась бы, что все пропустила, но сейчас они могут потерять дом, и у нее просто нет сил расстраиваться из-за цветка, тем более что уже через девять дней и сама оранжерея может быть разрушена. При мысли об этом в ней закипает гнев, и она не знает, куда его перенаправить.
Вспомнив о порезанном пальце, Айви обнаруживает, что он воспалился. Со вздохом она достает из кармана баночку мази, думая о том, что неплохо бы окунуться с головой в целительную ванну, настолько разбитой она себя чувствует. В желудке урчит от голода – на одном шоколадном батончике далеко не уедешь.
Когда тепло оказывает свое живительное действие на отекшие суставы Айви, она оглядывает комнату с высоким кессонным потолком, с резными колоннами и веерообразными деревянными арками, напоминающими позолоченное павлинье оперенье.
Над камином выложен из известняка герб Дюбуа, инкрустированный лазуритом. По всей гостиной расставлены резные кушетки, обитые потертым от времени узорным бархатом мятно-зеленого и бордового цветов с золотистой тесьмой. Тяжелые парчовые шторы, поддерживаемые подхватками с золотыми кистями, создают в комнате благородный сумрак.
Но кругом видны следы обветшания, поэтому Айви щелкает пальцами и закрывает глаза. Когда она открывает их, то видит совсем другую комнату. Теперь все стены покрыты непальским плющом – темно-зеленый с отливом цвет его мясистых листьев красиво контрастирует с желтоватыми прожилками.
Ковер тоже исчез, и теперь пол устлан шелковистым вильчатым мхом. Айви скидывает обувь, стягивает носки и расчесывает пальцами босых ног упругие травинки, растягивая наслаждение.
Айви интересовалась у сестер, играет ли дом и с ними в какие-нибудь игры. Но никто вообще не понял, о чем идет речь, из чего Айви сделала вывод, что дом «хамелеонит» только для нее, таким образом ей подчиняясь. Должно быть, именно в таких же отношениях он состоял и с ее двоюродной бабушкой Мирабель, а после ее смерти присягнул на верность Айви.
Айви снова щелкает пальцами, и старая гостиная принимает прежний вид. И на все это взирает с портрета маслом написанная в полный рост бабушка Мирабель Дюбуа. Волосы ее уложены в волнистый пучок, закрепленный заколкой из павлиньего пера. Тут она еще молодая, где-то под тридцать, но одежда ее лишена признаков моды того времени – никакого корсета или турнюров [25].
Вместо платья Мирабель одета в мужской костюм, подогнанный под ее округлые формы. В одной руке она держит нефритовый мундштук с дымящейся сигаретой. В ее зеленых глазах есть что-то плутовское, озорное – да, художник прекрасно передал характер этой женщины.
Разумеется, Айви не знала бабушку в таком возрасте. Они встретились, когда ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Айви. Тогда она казалась древней старухой – изборожденное морщинами лицо, напудренные щеки, ярко-красная помада, собравшаяся в трещинках губ, вокруг глаз – паутина мелких морщин.
Да и как можно сравнивать себя с этой пожилой женщиной, которая воспитывала шестерых девочек, давала им образование, да еще управляла поместьем, заранее строя планы о передаче его Айви. И как же поступила Айви с наследством Мирабель? Дом приходит в упадок, и городской совет может его снести, если только на помощь не придет Руби, которая не жила тут долгие десятилетия.
При мысли о всех этих трудностях Айви, обычно человек уравновешенный, впадает в ярость. Чтобы привести себя в порядок, она делает несколько глубоких вдохов и старается просто думать про Мирабель, про ее портрет и эту гостиную, где всегда проводились важные встречи.
Именно здесь однажды вечером произошло ее знакомство с Мирабель и с самим домом. Господи, уже восемьдесят лет прошло. Айви осиротела в семь лет, когда ее родители умерли один за другим: сначала отец – от туберкулеза, а потом и мать Мезула – от отравления.
Мезула была фармацевтом, и ходили разговоры, будто то ли настойки испортились, то ли она неправильно смешала опасные ингредиенты. Но двоюродная бабушка Мирабель только посмеялась над подобными домыслами, утверждая, что Мезула была слишком опытна, чтобы допустить подобное.
«Она умерла по собственной воле, потому что сердце ее оказалось разбито, – сказала она тогда Айви. – Твоя мать не смогла спасти собственного мужа и не захотела жить после этого». Помнится, она взяла Айви за подбородок, наклонилась к ней поближе и изрекла такую мудрость: «Запомни, девочка моя. Как бы ни были велики наши силы, смерть все равное сильнее. И по своей мощи с ней сравнима разве что любовь».
Айви тогда подумала: что это за штука такая – любовь, которая заставляет людей поступать столь импульсивно? Зачем было оставлять сиротой свою дочь, которая так нуждалась в матери? Зачем, не в силах жить без любви, бросаться в объятья смерти? И если это романтическое чувство
