Канашкин В. Азъ-Есмь - Неизвестно

Образ Ирреволюции, возникшей на «могиле революции», «ведет» философскую и духовно-нравственную тему П. Лэне через все повествование, и без каких-либо оговорок «запечатляется» в таком опосредованно-объяснительном пассаже: «Ирреволюция – полное противоречий движение, одержимое столь глубокой, можно сказать, тотальной тревогой и критикой, что сами эти тревога и критика не могут устоять перед собственной едкостью и – растворяются в кислоте претензий, самоуничтожаются…»

Ирреволюция – как своего рода поп-паблисити или «бестиарий» захватили внимание и других европейских литераторов. Вслед за Лэне ей посвятили свои книги К. Блом («Баловни судьбы»), С. Ариэр («Стать другим…»), М. Кристенсен («Каким ты нужен…») и – практически довели до гипер-анемии модель буржуазного протеста, ибо пропустили его через «иллюминат» предельно «крезанутых» конфликтов. Таких, как конфликт между геями и лесбиянками, дохлыми догмами и постмодернистским кайфом, порно-фашизмом и офисной олигархией, сверхчеловеком и «ползучей» толпой. И, наконец, между правом основать свою собственную страну и правом применять «умное» оружие против «трясины» выживающих и суррогатного неолита…

3.

Наши дни оказались поражены проспектами перемен, унаследованными от ирреволюционных «нарезок» западного бюргерско-профанического бума. Речь идет о концепте Анатолия Александровича Собчака, прорастившего одновременно как наш замечательный дуумвират, так и его не менее замечательных оппонентов. И – как бы задавшего наперед ту сусально-паралитическую проекцию лицемерной игры, что мы в сей час наблюдаем.

В телестудии Первого ТВ-канала в последний день февраля 2010 года, отмечавшей 10-летие со дня ухода Собчака, собралось все, что на тот момент являло Анатолия Александровича: вдова Людмила Нарусова, дочь Ксюша, странновато-андрогинный крестный сын Станислав, друг семьи актер Михаил Боярский и Роман Виктюк, всегда готовый извлечь из своей избирательной памяти 1001 метафору для обозначения однополой любви. Ведущий Андрей Малахов, обретший профиль Леонида Каневского, напомнил пост-заповедной ТВ-публике, что Собчак, снискавший имя «последнего демократа», именно таковым и является, ибо первым в нашем оглядчиво-свободолюбивом сообществе сказал решительное «Да» Макдоналдсу и решительное «Нет» Мавзолею.

«Собчак - это гремучая смесь незабвенного Андрея Дмитриевича Сахарова и волшебной Елены Боннер…» – включился в воссоздание трагического и прекрасного мига в новейшей истории страны Роман Виктюк. И, вознеся «поборника переименования города на Неве» над тенденцией, идеологией и политикой, предал образу Собчака надлежащую форму: «Нынешними персонажами отечественного преображения он должен восприниматься как маг андеграунда, человек, шедший против всех, не исключая из числа противников и самого себя. Жизнь приучила его к тому, что все висит на волоске, а потому он сегодня над нами парит как жизнерадостный безумец. Это посланник, способный идти до конца. Та бунтарская антинорма, которая не знает инфляции. Это заточенный на свободу мистик и, если хотите, цветущий маковым цветом сексуально-завораживающий деликатес. Вспомним: клетчатый пиджак с кофейным оттенком, поразительный дар любое неформальное начинание продвигать «без визы», умение легко «нырять» и столь же легко «выныривать» в любом секторе любых слухов и диффамаций…»

Подобно Виктюку, Дмитрий Медведев, президент РФ, в интервью этому же Первому каналу продолжил воссоздание «отступника с человеческим лицом», если не сломавшего хребет партийно-советскому зверю, то нанесшему ему смертельную рану. И – без всякого конфуза рассказал, как, расклеивая предвыборные таблоиды и плакаты Собчака, схватился – почти в рукопашную – с супротивником, расклеивавшим здесь же агитпродукцию другого кандидата.

Медведев – это Медведев. И нелепо было бы прояснять, испытывает ли он сегодня хоть какую-то неловкость от своего рвения, принесшего ему упоительное счастье. А вот у Путина была двойственность. Исповедуясь сразу вслед за Медведевым в своей – неподдельно-религиозной – самоотдаче Собчаку, он вспоминает, что прошел через «тайное затруднение». Хотел уйти из его команды, потому как раньше был «вверен советским гозбезопасным органам». Собчак, к счастью, его прошение об отставке не принял. А в беседе тет-а-тет сумел вложить в чуткую ушную жабру своему приверженцу поистине судьбоносное: «можно одновременно быть и демократом, и гражданином, осознающим свою ответственность перед государством…»

Относительно скоропостижного ухода Собчака существуют две версии. Первая, явившаяся сразу: забрал «темный дух» - прямо из объятьий «дивной дивы», - вызвавшей триумфально-смертельную судорогу. Вторая, настойчиво внедряемая в наши дни: убрал Путин как реформаторско-культовую фигуру, мешающую ему самолично танцевать пост-демократического «дервиша». Обе эти версии, при всей их житейской «жантильности», отдают, как раньше выражались, «шишковидной железой», то есть содержат гуманную и отвлекающую психоделику. На почетную должность Отрепьева в годину различных смут претендентов, как известно, всегда было немало. Но закрепился этот титул только за Анатолием Александровичем Собчаком. Человеком, не просто оседлавшим Перелом, а и закрепившим свою сущность в траги-оптимистическом Надбытии. Как это понимать? А так, что его безвременная кончина – при всей ее действительной прискорбности – позволила «последнему демократу» как бы высвободиться из шизоидной двусмысленности. И – даже подняться… да-да… подняться… над либероидной диссидентурой, этой «собачьей свалкой», все более отдающей смрадом разложения и бездарности…

4.

Движение «Перестройка-2» или «Путин, уходи!» - в принципе пустотное, ирреальное. В нем нет ни одного фигуранта, который не был бы банальным. Весь свой гений либеральный медиа-бомонд в лице кремлевских политтехнологов, радикальных СМИ и ведущих ТВ-каналов израсходовал на Путина и Пугачеву как самых публичных шоу-идолов. Продлевая рейтинг Аллы Борисовны до бесконечности, олигархо-оранжевый клан опростался. Путин закрепился у функционального колеса. Пугачеву, которую расчетливо циничные элитарии бросили на поддержку «Правого дела», принимать всерьез нельзя. Это – копирайт-лоция, перегоревшая поп-звезда, трогательно-жалкая жрица с тяжелым макияжем, грузным телом и грузным, вульгарно-похотливым «кондебобером». Гипноз от ее шумного брака с Максимом Галкиным – тот же, что и от «чудных» браков «отжитого времени», когда придворные шуты и шутихи соединялись на ущербе дней для «увеселения безобразия». Ее иудейские корни, о которых в брежневские времена говорил писатель Василий Белов, затерялись в такой раскруточной «мочажине», что выглядят шармом или шуткой. Ибо перед нами – сермяжно-пошехонская «клуша-кликуша» с одышкой, с хрипотцой, с натужными движениями, понуждающими невольно сжиматься сердце: еще малость, и – наша доминантка изойдет, испарится, исчезнет.

Либерализм, особенно в его раскованно-местечковом обличье, влек Пугачеву всегда. Борис Немцов, числившийся евреем по паспорту и даже входивший в группу «Молодые евреи за демократию», а потом записавшийся русским, как-то поведал «Новой газете» (№ 62, 2011): Алла Борисовна сказала ему, что спала с Киркоровым только потому, что тот отдаленно напоминает Немцова. Напоминает ли Прохоров Галкина, – неведомо. Одно ясно: либеральный реванш, обжившийся в нынешних взбаламученных ипохондриках, в Примадонне еще будет пытаться крутить колесо русской истории.

Скажут: все эти «срамные» выходки Аллы Борисовны имеют ярко выраженную цель – эпатирование всамделишных намерений, особенно высоких – державности, народовластия, национального прозрения. Вероятно. Даже наверняка. А ежели так, то Пугачева пародирует и самое себя, и все вокруг. И в первую очередь, наши центральные кланы, вокруг которых клубятся все процессы, происходящие в России. Это «старо-семейный» клан, бывший ельцинский. И клан «ново-семейный». С Путиным во главе и 130 миллиардами долларов в загашнике (если, конечно, англичане, давая данные, не занижают цифру).

5.

Главный посыл нынешнего форс-мажорного либерализма – трансформация государственной власти в направлении нового, более демократического вектора. Иначе говоря, создание такой «игровой площадки» в верхнем ярусе, когда переход от старой модели децентрализации к новой, перманентно-нарастающей, станет необратимым. Путину в этом интеллектуально-мазохистском проекте места не остается. И возникает дилемма: опричнина или гибель. Ни первого ни второго он, ясное дело, не хочет. Ему мнится преображение такого толка, когда все климактерические спазмы разрешатся согласием или сойдут на нет, а он продолжит выполнять роль помазанника, опираясь на подкормленное быдло, как противовес этому самому быдлу.

6.