Интим не предлагать! - Агата Лель

— Ты предлагаешь мне это всё убрать?

— Если хочешь, я тебе помогу.

— Ты мне поможешь? — ужасаюсь от его наглости. — Извини, но я горничной к тебе не нанималась. Так где комната моя?

— Там, — кивает он наверх и плетётся по винтовой лестнице, заставляя меня тащиться следом. — Клёвая сумка.

— Это Луи.

— Я так и понял, — подойдя к распахнутой двери, он в приглашающем жесте вытягивает обе руки: — Прошу. Велком ту ми хаус.

Шагаю внутрь залитой солнечным светом спальни и первое, что вижу, это огромная — просто гигантская кровать застеленная белоснежным постельным бельём. Одна подушка валяется на полу, край другой торчит из-под перекрученного одеяла. На мягком кресле-груше валяются брюки и вывернутый наизнанку пиджак. На стене электрогитара, на подоконнике большой кальян.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌— Ты хочешь сказать, что это…

— Ага, это моя комната, — он снова глупо улыбается и опускается на край кровати. — Ну а как ты хотела, лапуль, — мы же теперь муж и жена.

— Малиновский, это не смешно! — я очень надеюсь, что нотки паники в моём голосе отлично перекрывает бурлящая ярость. — В нашем уговоре не было пункта о том, что нам придётся делить одну постель.

— Я знал, что ты заартачишься, поэтому на кровати будет спать кто-то один.

— А где будешь спать ты?

— Вообще-то, я имел в виду, что здесь буду спать я. А ты, — красноречиво указывет движением бровей на крошечную софу. — Или если хочешь… — переводит взгляд на постель. — Но учти — мои руки живут во сне свой жизнью, я за них не отвечаю. И не только руки, кстати…

— Даже не мечтай! — издаю выдающий с потрохами нервный смешок и резко расстёгиваю молнию сумки. — Ты втянул меня в это и теперь будь добр предоставить комфортные условия, — вытаскиваю любимый розовый плед, плюшевого медведя Бетховена. — У тебя такой большой дом, неужели в нём нет лишней комнаты? Зачем тесниться в одной и раздражать друг друга?

— У меня? Извини, но миллионер мой дед, а не я. Это не мой дом.

— А чей? — зависаю со стопкой полотенец в руках.

— Моих родителей, конечно. И не такой он уж и большой.

— Хочешь сказать, что живёшь с родителями? Чёрт, Малиновский, во что ты меня втянул? Как я объясню им, кто я такая? Где они сейчас? — понижаю тон и начинаю судорожно заталкивать вещи обратно.

— Отец в командировке, мать… отдыхает за границей. Да расслабься ты, я сам им всё объясню.

— И что ты им скажешь?

— Я разберусь, не переживай.

— Ты идиот, ты знаешь это? Я о подобном подумать даже не могла! Ну вот как так? Родители за стенкой, одна комната на двоих… Какие ещё сюрпризы меня ожидают? Может, в завещании мелким шрифтом скоро обнаружится, что жена должна тебе ежедневно мыть ноги и называть Господин?

— Было бы неплохо, но не стоит драматизировать. Поверь, на твоём месте хотели бы оказаться многие, — отмечает Малиновский и вальяжно разваливается на кровати. Заложив руки за голову, снова широко зевает. — Не против, если я ещё немного вздремну? Две ночи не спал. А ты не стесняйся, софа в полном твоём распоряжении.

— Как бы не так! — не знаю, откуда у меня вдруг берётся смелость, но я цепко хватаю его за голую ступню и что есть силы тащу на пол. Он громко ржёт и не особо сопротивляется, а рухнув-таки на пол, так и остаётся лежать у моих ног — в расслабенной прозе с руками за головой.

— Ты погляди-ка, я женился на прожжённой стерве.

— Тебя за язык никто не тянул меня в жёны звать. Мог бы выбрать любую, но раз позвал меня — терпи. А лучше сразу отселись в другую комнату, во избежание ненужных ссор. А они будут — уверяю, — рывком стаскиваю с постели простынь и приступаю с освобождению подушек от чужих наволочек.

Возможно, чуть позже, я осознаю масштаб бедствия в полной мере, но сейчас внутри меня кипит нешуточный адреналин.

Малиновский поднимается с пола и я замечаю, что его штаны сползли ещё ниже, обнажив полоску обнажённой кожи, там, где у нормальных людей начинается резинка трусов.

Прикрыв ладонью глаза, отворачиваюсь:

— Ты что, не носишь нижнее бельё?

— А ты носишь? Нафталиновое прошлое. Дико старомодно. Скажи ещё, что спишь в пижамке.

— Да, я сплю в пижамке. В отличие от тебя я нормальная!

— То есть, ты делишь людей на нормальных и нет опираясь на то, в чём они спят? Не логичнее было бы тогда делать выводы по тому, с кем они это делают?

— Малиновский, пожалуйста, отстань от меня.

Этот разговор только начался, но уже начал меня порядком напрягать. Вообще всё, что касается тем ниже пояса неизменно вгоняет меня в краску. Когда Джон просит прислать фотографию в белье или наговорить на камеру какие-нибудь шаловливые глупости, я сразу же теряюсь как малолетка, начинаю блеять какую-то ерунду и вообще вести себя словно неуравновешенная неврастеничка.

Нет, я молодая и современная, и совсем не ханжа. И в потайной папке в соцсети у меня припрятана коллекция фотографий для взрослых, но почему-то раскованная я только в мыслях, на практике же пока что полный швах. Ужасно боюсь, что Джон решит, что я ледышка и прекратит со мной общаться, наверное, именно поэтому я хочу побыстрее прилететь к нему в Аризону и доказать обратное.

Я смогу! Да раз плюнуть! Да точно смогу!

Наверное…

Незаметно кошу глаза к балконной двери: Малиновский, стоя ко мне полубоком, запрокинув голову с упоением поглощает минералку. Штаны подтянуть он так и не потрудился, и я замечаю у него на пояснице две ямочки.

Наверное, я рассматриваю их слишком долго и слишком открыто, потому что поставив бутылку на комод он вытирает губы тыльной стороной ладони и подмигивает:

— Сварю нам кофе, лапуль. Надеюсь, ты, так же как и я, любишь погорячее.

Часть 9

Спускаюсь на кухню и,