Маленькая война - Геннадий Башкуев

Команданте молчит.

Я увожу связного в сторонку и приказываю делать карбидные гранаты. Связной, заложив в рот пальцы, оглушительно свистит… Дребезжат стекла барака. Староста Кургузов приник лысиной к подоконнику — залег, как при артобстреле.

— А меня возьмете? — выныривает из-под руки сопливый шкет со своей «таксой». Собака виляет хвостом.

— Отстань, — говорю на ходу.

Мой Боливар спешит в баню на всех парах. В бой надо идти, смыв грязь, женские духи и сомнения. Я нетерпеливо оглянулся. Команданте сильно отстал. Он некрасиво западал на бок и с трудом подтягивал ногу, — ту, что короче. Впервые я увидел, что Хромой Батор по-настоящему хромой.

15:00. «Мы будем жить при коммунизме!»

Образцово-показательная общественная горбаня № 1 — местная достопримечательность и точка паломничества. Над двухэтажным зданием, с темными подтеками и окнами-бойницами, гордо реет алый стяг — в праздники и будни. По числу помывок на душу населения горбаня № 1 далеко опередила горбаню № 2, а по количеству посещений — драмтеатр, краеведческий музей, библиотеку, общепит, сапожную мастерскую, парикмахерские и станцию юных техников. Здесь работает коллектив коммунистического труда. Здесь добились экономии горячей воды и расширения прейскуранта. Здесь не дают пиво на вынос. Здесь воспрещен вход в женское отделение мальчикам старше шести лет.

Едва в упорной схватке одолеешь тяжеленную, на висячей гире, дверь, — на тебя выливается ушат сведений и предостережений. Вымпелы, плакаты, стенды, таблички…

Хромой Батор с непривычки вертел головой, шевелил губами. «Штраф три рэ», — разобрал он одинокую надпись на стене, вымазанной свинцовой краской.

— За что три рэ?

Отвечать на глупые вопросы было некогда. Со всех сторон напирали, толкались локтями, словно все эти дяди и тети решили поиграть в знакомую по детским годам игру под названием «жми масло». После суматошного барахтанья в людском море меня щепкой вынесло к окошечку кассы.

— Веников нет!!! — завопила в мегафон кассирша. Уши заложило.

Людская волна схлынула. Счастливые обладатели веников ринулись вверх по лестнице. Пришлось покупать мокрый веник у свежевымытого розовощекого типа за полцены.

В предбаннике — черным-черно, но без толкотни. «Еще один!» — гнусавит за шторкой банщик в видавшем виды халате. «Еще одного» расталкивают соседи, и он, оборвав легкий сон, не веря себе, занимает тесную кабинку. Очередь парилась в верхней одежде, покашливая и всхрапывая.

15:00… Такими темпами нам не поспеть к бою.

Команданте уставился на гигантский, до потолка, стенд с трехметровым красавцем в комбинезоне и с молотом в руках.

«Моральный кодекс строителя коммунизма» утверждал, что человек человеку — друг, товарищ и брат. Строитель коммунизма обязан быть примером, хорошим семьянином, нетерпимым к проявлениям хулиганства, национализма и прочего, не пить и хорошо работать… Красавец со стенда безмятежно улыбался, здоровый румянец говорил о том, что он только что смыл все свои грехи в мужском отделении образцово-показательной общественной горбани № 1.

Хромой Батор напряженно шевелил губами…

Меня больше интересовало другое. Наискосок игриво хлопала дверка, колыхалась занавеска и на мгновение сверкала голая пятка. Сердце бухало в горле: вход в женское отделение мальчикам старше шести лет был категорически воспрещен. Я приравнен к мужчинам, но в строители коммунизма не гожусь…

Вдруг женщины загомонили. Расталкивая очередь березовым веником, к двери с криком «Ударник комтруда!» прорвалась тетя Зина и сгинула за занавеской… Я оглянулся кругом и не заметил Семена Самуиловича, мужественно сбежавшего в дамскую парикмахерскую.

— Мы будем жить при коммунизме… — ахнул Хромой Батор.

А то как же! И песня такая есть. В праздники по радио передают. Я насвистел мотив. Дяденька у двери проснулся и погрозил пальцем.

Хромой Батор продолжал изучать программу строительства коммунизма. Я мог отбарабанить ее с закрытыми глазами. Мне даже снилась магическая цифра — «1980». Цифра эта переливалась всеми цветами и была облеплена не то повидлом, не то сахаром…

Мы с команданте переглянулись: одна и та же мысль посетила наши грешные головы. На вершину коммунизма мы взберемся в тридцать лет… по сути, стариками. Если к тому времени у нас не выпадут зубы, то будем бесплатно жрать конфеты. Тридцать?.. Лучше поздно, чем никогда.

16:00. Участковый проявляет участие, а команданте шутит

— Пацаны, куда спешим? — окликнул нас, таких чистеньких, Батиста. Лицо его от долгого пребывания в парилке побагровело, белки глаз окровянились. Он распахнул пальто: — Уф-ф! — По усам и вискам струился пот.

Я насторожился, убрал портфель за спину — пистолет был замотан в грязное белье.

— Уф, хорошо! — воскликнул участковый.

Мы согласились. По телу разлилась истома, воздушные пузырьки заполнили каждую клеточку — впору полететь. Не пускала лишь коварная улыбка Батисты.

— Гуляем, пацаны! Воскресенье! Айда, я угощаю…

И, как мы ни упирались, завел нас в буфет при горбане № 1.

Буфет тоже был образцово-показательным. Красный вымпел гордо плыл в табачном дыму над бочками пива и мокрыми головами помытых граждан. «Не курить!», «Да здравствует 45-я годовщина Великого Октября!» — аршинные буквы осеняли чепец с брошью. Буфетчица в чепце с брошью — размалеванная и сдобная — жевала серу, не глядя, наполняла кружки пенистым напитком, одним глазком оценивала сдачу, лениво переругивалась с выпившим клиентом, хихикала в ответ на шутки другого, помоложе, гляделась в зеркальце и сердито доливала пиво после отстоя пены. Все это она делала одновременно! Честное пионерское!

«Штраф три рэ!» — зачитал ближайшую вывеску Хромой Батор и повеселел. Голос его потонул в перезвоне стаканов и кружек — мужики с жаром обсуждали качество пара в парилке. Столики были заляпаны пивом и рыбной чешуей.

Батиста растолкал громкоголосых любителей пива. Его узнавали и давали дорогу. Буфетчица заулыбалась, поправила чепец и брошку.

Столик насухо вытерла невесть откуда взявшаяся пьяненькая старушка.

Себе участковый взял пару кружек пива, нам — по стакану крем-соды и по пирожному в виде корзинки. Мы с команданте ошарашенно переглянулись: участковый милиционер угощает пирожным! Определенно, в этом мире что-то случилось — Уда пошла вспять?

— Не робей, пацаны, — Батиста одним глотком осушил кружку и вытер усы.

Нет, здесь дело нечисто! Уж больно ласково поет наш старинный враг…Я пнул под столиком ногу команданте. Хромой Батор, не поморщившись, ответил тем же. На дворовом языке это означало, что в случае чего крайний должен сдаться в руки милиции, а другой бежать с ценным грузом — я обхватил портфель с пистолетом покрепче.

— Товарищ участковый! — шумели с другого столика. — Просим уважить!

— В другой раз, мужики, — отшутился Батиста и сдвинул лохматые брови. — Пацаны, у меня к вам агромадная просьба…

Команданте заранее побледнел — от возмущения. Ясно: сейчас будет вербовать в провокаторы-шпики. Не на тех напал! Мы одновременно отодвинули пирожные-корзинки.

— Вы чего, пацаны? Брезгуете… — огорчился Батиста. Усы повисли. — Ну скажите, чего я вам такого сделал? За уши драл, — извиняйте… Служба! Вы ж тоже не ангелочки…

— Товарищ-щ старш-шина, товарищ-щ старш-шина, — роняя на пол хлопья пены, к столику протиснулся распаренный дядька. — Что ж в-вы в-в одиночестве…

Нас он явно за людей не считал.

— Не видите, гражданин, я говорю тута с человеками, — с железной ноткой ответствовал товарищ старшина.

Дядька исчез. Батиста помолчал, хлебнул пива.

— Сын у меня. Как вы… и росту похожего… На улице пропадает… А в обед пришел в слезах: зачем, грит, батька, тебя Батистою кличут? Шпана вконец задразнила… И впрямь… нехорошая прозвища. Дюже нехорошая. Вроде как и не советская… Время-то какое! Нельзя, пацаны, мне Батистою быть. Что в мире-то деется! Сын ажна в баню со мной не пошел… Он-то за что страдает, пацаны? С такой прозвищой и подыхать тошно!

И этот помирать собрался! Команданте был белее пивной пены. У столика вновь возникла старушка, пьяней прежнего.

— Э, начальник, это тебе с того столика, — прошамкала посудомойка и выставила перед ним две кружки пива. За соседним столиком засмеялись.

— Товарищ старшина, разрешите обратиться, — сказал Хромой Батор. — Зачем колокол без колокольни? Непорядок на вашем участке получается…

Участковый поперхнулся пивом. Старушка постучала начальство по спине.

— А я помню его, колокол-то… — она вытерла тряпкой пролитое пиво. — Как зазвонит вот эдак: бэ-эм-с, бэ-эм-с, — посудомойка отозвалась неожиданным басом, — так душа-то и взыграет! И так хорошо-то, и так-то жить хочется… Господи!..