Бремя молчания - Хизер Гуденкауф

— Хорошо придумал, — говорю я. В голове все кружится. — А как насчет «Эмбер алерт»?[1]

— Ребенок объявляется в розыск по всей стране только в случае похищения. Пока мы не знаем наверняка, похитили девочек или нет.

Какое-то время мы молчим. Наконец Луис решительно произносит:

— Тони, обещаю, все будет в порядке!

Я отключаюсь. Бен внимательно смотрит на меня. Он ждет моих указаний.

— Бен, прими душ. К нам приедет специалист по розыску пропавших детей из полиции штата…

— А как же поиски? — нетерпеливо перебивает он.

— Раз Луис говорит, что мы должны побеседовать с приезжим, мы с ним побеседуем. Иди прими душ. — Я снова сажусь и принимаюсь ждать.

Калли

Калли услышала в зарослях какой-то шорох и сразу будто окаменела. Вдруг совсем недалеко от нее хрустнула ветка. Калли вскинулась, у нее екнуло сердце и сразу заболела голова. Застыв, она ждала, что будет дальше — ей казалось, вот-вот из-за дерева покажется лицо отца. Захрустели сучья, к ней приближался явно не Гриф, а кто-то полегче. Неожиданно она увидела белохвостого оленя в рыжевато-бурой шубке, испещренной едва заметными белыми пятнами. Совсем молодой олень, олененок… Он почуял Калли и сразу застыл на месте. Уши у оленя были длинные и тонкие, как у чернохвостого зайца, глаза черные, блестящие, цвета слюды. Калли вспомнила, что Бен держит кусочки слюды дома, у себя в комнате. Девочка и олененок некоторое время пристально смотрели друг на друга, а потом любопытный зверь подошел ближе к Калли. Так близко, что, если бы Калли осмелилась, она бы погладила оленя по гладкому черному носу. Затаив дыхание, Калли встала на колени. Олененок вздрогнул, попятился, но тут же снова остановился. Они опять посмотрели друг на друга. Оба длинноногие, с узловатыми коленками, и оба одинокие. Нерешительно шагнув к Калли, олененок в виде опыта понюхал воздух рядом с ней. Калли осмелилась выйти из своего укрытия, и олень, как и в прошлый раз, нерешительно отступил. Они снова застыли в неподвижности, внимательно разглядывая друг друга. Наконец олененок решительно сделал два шага навстречу Калли. Удивившись, Калли попятилась и споткнулась об упавшую березу. Схватилась за ствол, попыталась выпрямиться. Белая, похожая на бумагу березовая кора рассыпалась в руках. Встав в полный рост, Калли шагнула к олененку и протянула к нему грязную руку. Он тоже потянулся к ней. Они словно танцевали без музыки — вальсировали на ковре из палых листьев, под куполом зеленых древесных крон, через которые просвечивали солнечные лучи. Ненадолго оба забылись, и каждый очутился в своем мирке… Ни один из них не произнес ни звука. Их молчаливый танец заменял им разговор.

Помощник шерифа Луис

Я сижу за столом, заваленным листовками с фотографиями двух пропавших девочек, и жду специалиста по розыску пропавших детей. По моей просьбе Мег направила аптекаря Дэвида Гласса, резервиста, к родителям пропавших девочек. Пусть собирает информацию. Он будет сидеть в нашей самой старой патрульной машине на дорожке между двумя домами. К Дэвиду будут стекаться все сведения, полученные в ходе расследования.

На меня смотрит личико Калли, листовку с ее изображением раздали всем нашим сотрудникам. Как она похожа на мать! Те же каштановые волосы и карие глаза, волосы собраны в такой же небрежный конский хвост, что был у Тони в детстве.

Мы с Тони познакомились зимой, в первом классе — нам обоим исполнилось по семь лет. Мы с мамой, сестрой и братом только что переехали из Чикаго в крошечный городок Уиллоу-Крик. За год до того от инфаркта скоропостижно скончался отец, одна приятельница помогла маме устроиться на работу в здешнем колледже. В Уиллоу-Крик мне поначалу казалось так тихо и пусто, что я скучал по шуму машин и знакомым голосам соседей, которые непрерывно смеялись и ссорились. Помню, я лежал на новой кровати — впервые в жизни у меня появилась своя отдельная комната — и мне недоставало тихого храпа младшего братишки. Из-за здешней тишины я вначале плохо спал. Ближайшие соседи жили довольно далеко — не докричишься. Слышался только собачий лай да завывание ветра. После многих бессонных ночей мама наконец купила мне маленький радиоприемник. Я поставил его рядом с кроватью, и он заполнял тишину, не дававшую мне уснуть.

Мне не хотелось идти в новую школу в Уиллоу-Крик, поэтому в первый день учебного года я притворился больным. Мама села в изножье кровати и посмотрела мне в глаза.

— Лорас Майкл Луис! — строго сказала она. — Уж кто-кто, а я знаю, как нелегко покидать знакомые места и начинать жизнь сначала. Сейчас рядом нет отца, который мог бы тебе помочь. Ты самый старший, брат и сестра смотрят на тебя и берут с тебя пример. Если ты будешь валяться в постели и притворяться, что тебе плохо, так же поступят и они. Если ты встанешь бодро и с готовностью всех победить, так же поступят и они.

— Мама, Кэти всего три месяца, она еще никого не может победить, — огрызнулся я.

— Ты самый старший мужчина в семье, на кого она может равняться. От того, как ты ведешь себя сейчас, зависит, каким Кэти будет представлять себе настоящего мужчину, когда вырастет. Подумай над этим хорошенько! Вставай.

— Ладно, ладно, встаю!

Я выполз из кровати, оделся и помолился за то, чтобы в этом богом забытом городишке нашлись ребята, которые умеют играть в стикбол.[2]

В тот первый день мама сама отвезла нас в школу. Небо было синим, как яйцо малиновки, а земля покрыта снегом, таким ослепительно-белым, что на него было больно смотреть. Было очень холодно, и изо рта вырывались струйки пара, хотя мама включила печку в нашем стареньком синем «плимуте-эрроу» на полную мощность. Школа находилась на окраине городка и представляла собой большое старое двухэтажное строение из красного кирпича. Она оказалась даже больше моей прежней частной чикагской начальной школы. Правда, сами здания были очень похожими, что меня немного утешило. Потом я заметил, что ученики всех возрастов бежали куда-то за школу, волоча за собой красные пластмассовые ледянки или деревянные санки.

— Пошли, Дейв! — сказал я брату, который шел в нулевой класс. — Вперед! — Я схватил сумку с учебниками, наскоро попрощался с мамой, и мы вышли из машины.

— Эй! — закричала мама нам вслед. — Может, мне проводить вас до дверей?

— Нет, спасибо. — Я закинул сумку на плечо, и мы пошли по цепочке следов на снегу на задний двор. Для меня, семилетнего, зрелище было поразительным. Оказывается, школа стояла на вершине довольно большого холма, который круто обрывался вниз. В одних местах склон был круче, в других — более пологий. Внизу, у подножия холма, раскинулся огромный луг размером с два футбольных поля. Дети выстраивались в очереди на вершине, чтобы проехаться вниз по накатанным дорожкам; порядок тут был более-менее налажен. Ученики постарше, семи- и восьмиклассники, толпились перед склоном, который почти отвесно уходил вниз. На том склоне было много рукотворных трамплинов, заботливо утоптанных для того, чтобы санки взлетали повыше. Дети поменьше собирались у более пологих склонов, где спуск был не таким крутым. Мы с завистью смотрели, как они вопят от восторга, съезжая вниз, а потом решительно карабкаются наверх, волоча за собой санки.

Вдруг мое внимание привлекла одна крохотная фигурка. На мальчишке — я решил, что передо мной мальчишка моего возраста или младше, — были черные непромокаемые штаны, черная зимняя куртка, которая явно была ему велика, и черные резиновые сапоги. На руках у него были варежки разного цвета — одна красная и одна зеленая. Черную шерстяную шапочку он надвинул на самый лоб. Мальчик в разных варежках уверенно подтащил серебристую ледянку в форме рыбки к самому крутому склону, возле которого толпились большие ребята, и встал в очередь за тремя высокими старшеклассниками. Те развернулись, расхохотались и бесцеремонно вытолкали малявку из очереди. Ничуть не испугавшись, он снова протиснулся на место и отказывался уходить, хотя старшие подтрунивали над ним. Когда очередь дошла до него, он сел на ледянку, а стоящий за ним мальчик подпихнул его носком большого охотничьего сапога. Ледянка понеслась вниз с горы, раскачиваясь и подпрыгивая на кочках, взлетая вверх и приземляясь на обледенелой, раскатанной дорожке. Я наблюдал за смельчаком, затаив дыхание: сейчас он убьется на глазах у всех!

— Вот ведь черт! — прошептал стоящий за мной Дейв, и я молча кивнул в знак согласия.

Мне показалось, маленький смельчак спускался целую вечность. Голова на тонкой шее то и дело дергалась, но он держался. Ледянка опасно накренилась только один раз, когда налетела на последний, самый высокий трамплин. Тут шерстяная шапочка слетела с головы смельчака, и из-под нее выбились длинные каштановые волосы, кое-как собранные в конский хвост. Смельчак оказался девочкой! Пока она доезжала последние метры до полной остановки, я полностью и бесповоротно влюбился в нее. До сих пор не могу не улыбнуться, когда вспоминаю тот день, и до сих пор изумляюсь, как быстро Тони завоевала место в моем сердце. Еще удивительнее то, что она и до сих пор царит в нем.