Бремя молчания - Хизер Гуденкауф

— Везунчик, — сказал я студенту, — ты слишком много на себя взвалил. Вполне естественно, что ты расстроен. — Я поспешил вытащить Петру из-под стола и представил ее молодому человеку, не дожидаясь, пока тот расплачется. — Это моя дочь, Петра. Она часто заходит ко мне в кабинет в конце недели и помогает мне. Петра, это Везунчик Томпсон, мой студент.

Петра окинула Везунчика критическим взглядом, задержавшись на его нечесаной шевелюре, мешковатых джинсах и фуфайке.

— Тебя на самом деле зовут Везунчик? — звонко спросила она.

— Нет, по-настоящему меня зовут Линтон, но здесь все называют меня Везунчиком, — объяснил парень.

— Неплохо, — заявила Петра, кивнув. — Ну и как, ты правда везунчик?

— Да, наверное… мне часто везет.

— У тебя есть домашнее животное? — продолжала она его расспрашивать.

Везунчик удивился.

— Есть… пес, — ответил он.

— Говорят, домашние животные умеют снимать стресс. Как зовут твоего пса?

— Сержант. Золотистый ретривер.

— Круто! Папа, помнишь, бабушка говорила, что ей в кафе всегда нужны помощники? Может, она возьмет Везунчика к себе? — предложила Петра.

Позвонив теще, я выяснил, что так и есть, и договорился, что Везунчик придет и поговорит с ней.

— Ты умница, Петра. — Везунчик широко улыбнулся, погладил Петру по голове и пощекотал ей подбородок.

Так по-своему, без труда, Петра в очередной раз сотворила чудо и сделала мир чуточку лучше. Молодой человек вышел от меня довольный. Вскоре он действительно устроился подрабатывать в «Моурнинг Глори».

Меня трясет от напряжения и тревоги. Я сжимаю кулаки — хрустят суставы. Сегодня я ясно сознаю, что я уже не мальчик. Я беру пачку листовок и рулон скотча, закрываю дверь кабинета и приступаю к тяжкой работе: расклеиваю листовки с дочкиной фотографией на окна и телефонные столбы по всему городку.

Антония

Ухо болит от бесконечных телефонных разговоров. Я все утро обзваниваю знакомых и спрашиваю, не видели ли они Калли и Петру. Я позвонила всем, кого вспомнила: соседям, одноклассникам, даже учителям. Девочек никто не видел. Мои собеседники часто умолкают, и я угадываю в их молчании осуждение. Я потеряла ребенка, свое самое драгоценное сокровище. Не доглядела за дочерью, и она пропала. Наверное, все они в душе порицают меня. Сначала при моем попустительстве девочка замолчала, а теперь и вовсе пропала, потерялась. «Что она за мать?» — вот что думают мои соседи, хотя и не говорят вслух. Вслух все желают мне удачи, обещают молиться за меня. Да, конечно, они внимательно осмотрят окрестности. И знакомых тоже попросят искать девочек. Они очень добры.

Надо было расклеить по всему городу листовки еще в тот день, когда Калли лишилась дара речи. Вот что я написала бы: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ прелестный голосок Калли Кларк. Четыре года, но на слух гораздо старше, очень богатый словарный запас. В последний раз ее слышали девятнадцатого декабря, сразу после того, как ее мать упала с лестницы. Пожалуйста, звоните, если вам что-нибудь известно. Нашедшего ждет вознаграждение». Глупо, думаю я, ведь на самом деле я почти не помогла Калли вернуть голос. Разумеется, все, что надо, я сделала. Водила ее к врачу и даже к психотерапевту. А что толку? Она не произнесла ни одного слова. Я всеми силами старалась стереть из памяти день, когда я потеряла ребенка, но обрывки страшных видений являются мне в самые неподходящие моменты. Иногда я выпалываю сорняки в саду и вспоминаю, как мечтала, что, если родится девочка, назову ее Поппи — Маковкой, ведь не могла же я в самом деле называть ее Ледышкой Кексиком Именинным пирогом. Зато Поппи кажется мне самым подходящим для нее именем. У нее были хорошенькие рыжие волосики, да и вся она, когда ее поднесли ко мне попрощаться, напоминала маленький увядший цветочек с красными лепестками. Медики делали все возможное, чтобы спасти ее, но она так и не задышала.

Бывает, я мою посуду и вспоминаю… Гриф тогда уложил меня на диван, а потом потащил Калли на кухню и что-то долго шептал ей на ухо. Сначала я еще подумала, что он пытается ее успокоить, утешить, сказать что-то хорошее. Но именно с того дня Калли замолчала. Я ни разу не спрашивала Грифа, что он тогда говорил Калли. Хуже того, я и Калли не спрашивала.

Я выхожу на улицу, и меня сразу окружает невыносимый зной. Над шоссе поднимается жаркое марево. Воздух дрожит, он какой-то тяжелый, словно сгущенный. Стрекот цикад буквально оглушает. Из леса медленно выходит Бен. Плечи у него опущены, руки в карманах. Он весь мокрый от пота. Мне кажется, что Бен снова стал маленьким мальчиком. В детстве он был очень славным, но неуверенным в себе. Ему хотелось стать своим в компании мальчишек, правда, он толком не понимал, как это сделать. Бен довольно рослый для своих лет. Он всегда был самым высоким в классе. Одноклассники смотрели на него снизу вверх — его размеры внушали почтение. Зато его вежливость и мягкость озадачивали. Играя в баскетбол, он, бывало, всегда прекращал игру, если нечаянно толкал кого-то, и шел извиняться. Если противник падал, Бен давал ему руку и помогал встать.

— Извини, мама, — шепчет Бен, проходя в дом мимо меня.

Я иду следом и вижу, что он стоит на кухне, прислонившись к рабочему столу. Я лезу в шкаф за стаканом и наливаю ему лимонаду.

— Спасибо тебе, Бен. Я знаю, ты сделал все, что мог. Никто не знает лес лучше тебя. Если бы девочки были там, я уверена, ты бы обязательно их нашел.

Он отпивает большой глоток лимонада, и лицо у него сморщивается.

— Сейчас опять пойду туда, только ребят обзвоню. Придется забраться поглубже. Может, она сама куда-то забрела, ей нравится все исследовать.

— Хорошая мысль. Я тоже пойду в лес. А пока попрошу миссис Норленд посидеть у нас. Пусть отвечает на телефонные звонки. И потом, вдруг девочки сами вернутся? Звони мальчикам, а я захвачу нам с собой воды.

Бен подходит к аппарату, и тут телефон начинает звонить. От неожиданности Бен вздрагивает, но тут же хватает трубку.

— Алло? — вопросительно говорит он. — Да, минуточку. — Он передает мне трубку и шепчет: — Луис.

— Лу… — Мне хочется плакать. — Ну что?

— Пока ничего. Мы известили полицию штата, к нам посылают специалиста. Он приедет где-то через час. Ему нужно будет поговорить с тобой, с Беном, а также с мистером и миссис Грегори. — Луис довольно долго молчит. — Мы пробовали связаться с Грифом и Роджером Хоганом, но нигде не можем их найти. По словам миссис Хоган, Роджер собирался заехать за Грифом около четырех утра. Вроде бы они поехали в Джульен. Я позвонил в тамошний полицейский участок. Они найдут охотничий домик и расскажут Грифу и Роджеру, что случилось.

Интересно, как поведет себя Гриф, когда узнает, что девочки пропали. Забеспокоится ли он, вернется ли домой сразу или останется там, а разбираться со всем предоставит мне, как всегда? Как же я любила Грифа! Я и до сих пор его люблю — да, наверное, люблю… по-своему. До того, как спиртное вытеснило меня из его сердца, он был замечательный. До того, как он не превратился в теперешнего Грифа, я была нужна ему…

— Нам с Беном приехать в участок? — спрашиваю я у своего друга детства, с которым мы должны были пожениться. Правда, если бы я вышла замуж за Луиса, не было бы ни Бена, ни Калли.

— Давай лучше так — я тебе позвоню, и мы сами к вам приедем. Если Калли вдруг вернется домой, ты ее встретишь. Тони… мне нужно тебе кое-что сказать. Тот тип из полиции штата занимается розыском пропавших детей. Он все повидал на своем веку, а тебя он не знает. Возможно, он будет задавать тебе… вопросы, которые тебе не понравятся.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, но до меня тут же доходит. — Хочешь сказать, он подумает, будто мы как-то причастны к их пропаже? О господи! — Мне стыдно и страшно.

— Тони, я буду рядом с тобой. Важные шишки любят командовать, но этот, кажется, парень неплохой. Он поможет найти Калли и Петру.

— Хорошо, Лу, мы вас ждем, — тихо говорю я. Воцаряется молчание, тяжелое, как летняя жара.

— Тони, я сообщил о пропаже Калли и Петры в НЦИП, — с деланой небрежностью говорит Луис. Он как будто хочет убедить меня в том, что это пустяк. Но я-то понимаю, что речь идет о чем-то важном.

— Что такое НЦИП? — спрашиваю я.

— Национальный центр информации по преступлениям. У них есть централизованная база пропавших без вести. Таким образом, все правоохранительные органы будут в курсе. Кроме того, я оповестил участки всего нашего округа, передал им приметы Петры и Калли. Все будут искать их.

— Хорошо придумал, — говорю я. В голове все кружится. — А как насчет «Эмбер алерт»?[1]

— Ребенок объявляется в розыск по всей стране только в случае похищения. Пока мы не знаем наверняка, похитили девочек или нет.

Какое-то время мы молчим. Наконец Луис решительно произносит: