Творения - Велимир Хлебников

1920

117. Слово о Эль

Когда судов широкий весБыл пролит на груди,Мы говорили: видишь, лямкаНа шее бурлака.Когда камней бесился бег,Листом в долину упадая,Мы говорили — то лавина.Когда плеск волн, удар в моржа,Мы говорили — это ласты.Когда зимой снега хранилиШаги ночные зверолова,Мы говорили — это лыжи.Когда волна лелеет челнИ носит ношу человека,Мы говорили — это лодка.Когда широкое копытоВ болотной топи держит лося,Мы говорили — это лапа.И про широкие рогаМы говорили — лось и лань.Через осипший пароходЯ увидал кривую лопасть:Она толкала тяжесть вод,И луч воды забыл, где пропасть.Когда доска на груди воинаЛовила копья и стрелу,Мы говорили — это латы.Когда цветов широкий листОблавой ловит лет луча,Мы говорим — протяжный лист.Когда умножены листы,Мы говорили — это лес.Когда у ласточек протяжное пероБлеснет, как лужа ливня синего,И птица льется лужей ноши,И лег на лист летуньи вес,Мы говорим — она летает,Блистая глазом самозванки.Когда лежу я на лежанке,На ложе лога на лугу,Я сам из тела сделал лодку,И лень на тело упадает.Ленивец, лодырь или лодка, кто я?И здесь и там пролита лень.Когда в ладонь сливались пальцы,Когда не движет легот* листья,Мы говорили — слабый ветер.Когда вода — широкий камень,Широкий пол из снега,Мы говорили — это лед.Лед — белый лист воды.Кто не лежит во время бегаЗвериным телом, но стоит,Ему названье дали — люд.Мы воду черпаем из ложки.Он одинок, он выскочка зверей,Его хребет стоит, как тополь,А не лежит хребтом зверей.Прямостоячее двуногое,Тебя назвали через люд.Где лужей пролилися пальцы,Мы говорили — то ладонь.Когда мы легки, мы летим.Когда с людьми мы, люди, легки, —Любим. Любимые — людимы.Эль — это легкие Лели,Точек возвышенный ливень,Эль — это луч весовой,Воткнутый в площадь ладьи.Нить ливня и лужа.Эль — путь точки с высоты,Остановленный широкойПлоскостью.В любви сокрыт приказЛюбить людей,И люди — те, кого любить должны мы.Матери ливнем любимец —Лужа-дитя.Если шириною площади остановлена точка — это Эль.Сила движения, уменьшеннаяПлощадью приложения, — это Эль.Таков силовой прибор,Скрытый за Эль.

Начало 1920

118. "Москвы колымага…"

Москвы колымага,В ней два имаго*.Голгофа*Мариенгофа*.ГородРаспорот.ВоскресениеЕсенина.Господи, отелись*В шубе из лис!

Апрель 1920

119. Праздник труда

Алое плавало, алоеНа копьях у толпы.Это труд проходит, балуяШагом взмах своей пяты.Труднеделя! Труднеделя!Кожа лоснится рубах.Льется песня, в самом деле,В дне вчерашнем о рабах,О рабочих, не рабах!И, могучая, раскатомПесня падает, покаОзаряемый закатомОтбивает трепака.Лишь приемы откололиСапогами впереди,Как опять Востоком волиПесня вспыхнула в груди.Трубачи идут в поход,Трубят трубам в медный рот!Веселым чародеямШирокая дорога.Трубач, обвитый змеемИзогнутого рога.Это синие гусарыНа заснувшие ножиЗолотые лили чарыПолевых колосьев ржи.Городские очи радуяОгневым письмом полотен,То подымаясь, то падая,Труд проходит, беззаботен.И на площади пологойГулко шли рогоголовцы* —Битвенным богомЖелтый околыш, знакомый тревогам.И на затылках, наголо стриженных,Раньше униженных, —Черные овцы.Лица закрыли,Кудри струили.Суровые ноги в зеленых обмотках,Ищут бойцы за свободу знакомых,В каждой винтовке ветка черемухи —Боевой привет красотке.Как жестоки и свирепыСкакуны степных долин!Оцепили площадь цепи,На макушках — алый блин!Как сегодня ярки вещи!Золотым огнем блеснув,Знамя падает и плещет,Славит ветер и весну.Это идут трубачи,С ног окованные трубы.Это идут усачи,В красоте суровой грубы.И, как дочь могучей медиМеж богов и меж людей,Звуки, облаку соседи,Рвутся в небо лебедей!Веселым чародеямСвободная дорога,Трубач сверкает змеемИзогнутого рога.Алый волос расплескала,Точно дева, площадь города,И военного закалаЧерны ветреные бороды.Золото красными птицамиНосится взад и вперед.Огненных крыл вереницамиБыл успокоен народ.

20 апреля 1920

120. Горные чары

Я верю их вою и хвоям,Где стелется тихо столетье сосныИ каждый умножен и неженКак баловень бога живого.Я вижу широкую вежу*И нежу собою и нижу.Падун* улетает по дань,И вы, точно ветка весны,Летя по утиной реке паутиной.Ночная усадьба судьбы,Север цели всех созвездийСозерцали вы.Вилось одеянье волос,И каждый — путь солнца,Летевший в меня, чтобы солнце на солнце менять.Березы мох — маленький замок,И вы — одеяние ивы,Что с тихим напевом «увы!»Качала качель головы.На матери каменьТы встала; он громокМорями и материками,Поэтому пел мой потомок.Но ведом ночным небосводомИ за руку зорями зорко ведом.Вхожу в одинокую хижу*,Куда я годую* себя и меня.Печаль, распустив паруса,Где делится горе владелицы,Увозит свои имена,Слезает неясной слезой,Изученной тропкой из оконХранимой хра<мин>ы.И лавою падает вал,Оливы желанья увелСуровый потокДорогою пяток.

1920

121. Каракурт

От зари и до ночиВяжет Врангель онучи,Он готовится в походЗащищать царев доход.Чтоб, как ранее, жирелиКупцов шеи без стыда,А купчих без ожерелийНе видать бы никогда.Чтоб жилось бы им как прежде,Так, чтоб ни в одном глазу,Сам господь, высок в надежде,Осушал бы им слезу.Чтоб от жен и до наложницыИх носил рысак,Сам господь, напялив ножницы,Прибыль стриг бумаг.Есть волшебная овца,Каждый год дает руно.«Без содействия ТворцаБыть купцами не дано».Кровь волнуется баронья:«Я спаситель тех, кто барин».Только каркает вороньяСтая: «Будешь ты зажарен!»Тратьте рати, рать за ратью,Как морской песок.Сбросят в море вашу братью:Советстяг — высок.

Конец октября 1920

122. Алеше Крученых

Игра в аду* и труд в раю —Хорошеуки* первые уроки.Помнишь, мы вместеГрызли, как мыши,Непрозрачное время?Сим победиши*!

26 октября 1920

123. Саян

Саян здесь катит вал за валом,И берега из мела.Здесь думы о бываломИ время онемело.Вверху широким полотнищемШумят тревожно паруса,Челнок смутил широким днищемРеки вторые небеса.Что видел ты? Войска?Собор немых жрецов?Иль повела тебя тоскаТуда, в страну отцов?Зачем ты стал угрюм и скучен,Тебя течением несло,И вынул из уключинШирокое весло?И, прислонясь к весла концу,Стоял ты, очарован,К ночному камню-одинцу*Был смутный взор прикован.Пришел охотник и разделСебя от ветхого покрова,И руки на небо возделМолитвой зверолова.Поклон глубокий 3 раза,Обряд кочевника таков.«Пойми, то предков образа,Соседи белых облаков».На вышине, где бор шумелИ где звенели сосен струны,Художник вырезать умелОтцов загадочные руны.Твои глаза, старинный боже,Глядят в расщелинах стены.Пасут оленя и треножатПустыни древние сыны.И за суровым клинопадом*Бегут олени диким стадом.Застыли сказочными птицамиОтцов письмена в поднебесьи.Внизу седое краснолесьеПоет вечерними синицами.В своем величии убогомНа темя гор восходит лосьУвидеть договора с богомПокрытый знаками утес.Он гладит камень своих рогО черный каменный порог.Он ветку рвет, жует листыИ смотрит тупо и усталоНа грубо-древние чертыТого, что миновало.

Но выше пояса письмен,Каким-то отроком спасен,Убогий образ на березеКрасою ветхою сиял.Он наклонился детским ликомК широкой бездне перед ним,Гвоздем над пропастью клоним,Грозою дикою щадим,Доской закрыв березы тыл,Он, очарованный, застыл.Лишь черный ворон с мрачным крикомЛетел по небу, нелюдим.Береза что ему сказалаСвоею чистою корой,И пропасть что ему молчалаПред очарованной горой?Глаза нездешние расширил,В них голубого света сад,Смотрел туда, где водопадСебе русло ночное вырыл.

1920–1921